Я тебя (не) забыла - Татьяна Тэя Страница 62

Сергей понимал, что зря он к Ане поплёлся, знал же, что мало времени прошло, что пошлёт, снова не станет слушать, но промучившись вчера на пару с бутылкой «Джеймсона» и Шрёдингером под боком, которому он нёс какой-то пьяный бред, перебороть себя не мог. Слишком хотелось её увидеть.

– Глупое недоразумение? – прошипела она, опомнившись. – Недоразумение, Мелёхин? О котором судачат все вокруг. Я шла сегодня на работу, как под градом пуль, такое всех любопытство раздирало. Разве это делает меня счастливой?

– Знаю, что нет, – грустно улыбнулся он. – И мне, правда, тяжело самому, что ты через это проходишь.

Аркадьева встала на ноги и также упёрла кончики пальцев в столешницу, чтобы хоть немного быть с ним на равных. Глаза её сузились от праведного гнева, а слова, вылетающие изо рта, были одно другого резче.

– Я не знаю, чьих рук дело, это, как ты выразился, недоразумение, но явно, что женских. По фото чётко видно.

Наконец, она озвучило то, что мучило её не меньше его предательства. Да, она могла бы никогда не увидеть этих бумаг, избежать фатального публичного позора, если бы не… месть, по всей видимости. Очередная месть от очередной Серёжиной девочки на одну ночь. Хотя откуда у девочки на одну ночь такие документы? Аня вглядывалась с лицо Мелёхина, пытаясь там найти какие-то ответы, но Серёжа смотрел ровно и без вины.

– Одна представляется твоей женой, другая лезет туда, куда не просят. Я не хочу, чтобы эта грязь касалась меня и моей семьи.

Мелёхин, наконец, закрыл глаза и кивнул.

– Кто она? – тихо спросила Аня.

– Секретарь юриста, который готовил документы.

– Ты спал с ней?

Мелёхин помешкал, но снова кивнул. Хотя, может быть, вот сейчас стоило соврать.

Аня сложила руки на груди, отвернулась и подошла к окну.

– Там не было ничего серьёзного, – догнал её его голос.

– Как всегда… – шёпотом, но так, что он услышал, ответила она.

Сергей бы ещё чего добавил, но в этот момент дверь в приёмную открылась, и зашёл генеральный директор «Гаранта».

Они обменялись короткими кивками, и Серёга решил, что оставаться дольше не имеет смысла, ушёл, сопровождаемый тяжёлым взглядом Матвея.

Аня так и стояла у окна, ощущая, что влага, наполнившая глаза, грозит сорваться и покатиться по щекам. Господи, она ревновала. Даже сейчас, даже после всего, что произошло, ей было больно, надсадно ныло внутри от осознания, что ей не всё равно, с кем он проводил, проводит и, вероятно, будет и дальше проводить своё время.

– Ань, если тебе нужна…

– Не нужна, – перебила она шефа и чуть мягче добавила. – Всё в порядке.

Сказано это было больше для неё самой, чем для Матвея.

Не было ничего в этой жизни, что невозможно было пережить. Вот и фиаско с Мелёхиным она переживёт.

«А как же его слова?..» – заголосило внутреннее «я».

А что слова? Слова – всего лишь звуки. Слов она уже предостаточно слышала. Теперь и дела увидела. И там по факту, в делах этих, не было ничего, чем бы Сергей мог гордиться.

* * *

Аркадьевой казалось, что всё ужасное в её жизни уже случилось вчера, но беда не была бы бедой, если бы пришла одна. Как в той небезызвестной поговорке.

Уже после пяти её сотовый ожил. Звонили с неизвестного номера. Это мог быть обычный спам, реклама, а мог быть и важный звонок, поэтому Аня трубку сняла, да так и замерла, слушая поток сердитых угроз. Причём говорил незнакомец с такими слащавыми интонациями, что Аня сразу поняла, издевается.

– Ну что вы нам, Анечка не перезваниваете? В письме же написано, что вопрос можно решить полюбовно, но… вам видимо, очень хочется в суд.

Она даже не сразу поняла, что речь идёт о сделке с домом, потому что после вчерашней рассылки слово суд у неё ассоциировалось с Мелёхиным и ребёнком.

– Какой суд? Что значит полюбовно?

– Вы нам деньги, мы вам документы, что дом остаётся за вами. А выгода аж в три раза: единица и шесть ноликов, а если будете повторно дом у владельца выкупать, вернее, у его опекуна, на котором теперь все да и нет по сделкам, то циферка в начале с единички поменяется на троечку. Вы номер то наш запишите, иначе…

Договаривать звонивший даже не стал. Видимо, решил предоставить ей возможность додумать, чем дело может закончиться.

В голове билось: суд, суд, суд. Не слишком ли много судов для одной недели?

Аня даже не сразу поняла, что её смутило в разговоре и в этом суде. А потом озарило. Этот слащавый бесполый голос говорил о суде, как о деле решённом.

Вцепившись в край стола, Аня рывком подтянула себя к компьютеру и быстро зашла на городской портал, где можно было по фамилии и некоторым другим данным выяснить, не являешься ли ты участником судебной тяжбы.

– Твою ж… – вырвалось у неё, когда страница обновилась. И следом: – Кто проводит заседания под Новый год?

Потому что если верить информации, рассмотрение её дела, вернее, дела, где она была ответчиком, намечалось тридцать первого декабря.

Конечно, по производственному календарю это рабочий день, но всё же.

Аня уронила лоб на руки. Надавила ладонями на глаза. Покачала головой влево-вправо. Снова посмотрела на монитор, думая, что это какая-то ошибка. Но нет… не ошибка. И даже пометочка стояла, что извещение доставлено. Какое? Куда? Она ведь ничего не получала? Мама бы тоже навряд ли такое пропустила, ведь вручают обычно лично в руки.

Первый порыв позвонить Антону Александровичу как всколыхнулся, так и улёгся где-то там… на третьей секунде. Слишком гладко он заливал, что они первые подадут иск после январских праздников. Или нет, даже к концу месяца. А теперь выходило, что и ни к чему их иски. Когда судьба решалась здесь и сейчас.

Что же делать?

Аня знала двух людей, готовых ей всегда помочь и деньгами, и советом. Мелёхина и Варю. К первому, по объективным причинам, она обращаться не станет. А Варя… Кажется, сейчас ей как никогда требовался звонок другу.

Аня достала телефон, но услышав голос Матвея, повысившийся на несколько тонов, решила, что разговор может выйти долгим и вести его на рабочем месте не стоит. Схватив верхнюю одежду, она юркнула из приёмной в коридор и направилась к лифту.

Заодно и голову проветрит. Ей оно сейчас, ой, как надо.

Спустившись на первый этаж, Аня накинула куртку, натянула шапку пониже