Ольга Тартынская - Хотеть не вредно! Страница 62

— Замуж выходишь, говорят? — подмигнула она мне.

— Зря говорят, — отрезала я, но попрощалась с ней тепло.

Я шла по улицам, залитым алым светом заходящего солнца, и тосковала. Ноги сами несли меня к путям, за которыми, у сопки, пристроился вагончик. Однако я пересилила себя и направилась домой, то есть к Ленке, которая должна уже вернуться с работы. Хотелось напоследок наговориться с ней от души, все перемолотить, нажаловаться на год вперед. Еще не открыв дверь, я услышала ее переливистый хохоток. В гостях был Сережа Моторин, хромающий, изрядно ощипанный, но не побежденный. Он бодро поздоровался, а Ленка предложила сесть с ними и поужинать.

Мне так хотелось поговорить с ней наедине, а Сережа все балагурил, сыпал шутками, и Ленка заливалась колокольчиком. Заговорили о предстоящем разводе. Сестра припомнила, как в свое время работала секретарем в суде. Ох, и наслушалась и насмотрелась там! Для нее это была суровейшая школа жизни. Распечатывая письма из зоны и прочитывая их, она и ужасалась, и обливалась слезами. Один грозился выйти на свободу и разобраться с теми, кто несправедливо укатал его на срок. А другой, совсем еще мальчишка, посаженный за пустяк, мелкое воровство или драку, рассказывал о страшных унижениях и измывательствах, которые претерпевает в заключении. С леденящим душу спокойствием, без возмущения он писал:

"Гражданин судья! Вы искалечили мою жизнь, сделали гомосексуалистом и дрянью. Пересмотрите, пожалуйста, приговор, я долго так не протяну".

Ленка уволилась из суда, не выдержав ежедневного потока человеческих скорбей, несчастий и преступлений. Теперь она боялась, как бы родственники Сережи не выкинули что похлеще, чем ножевые раны, когда он подаст на развод.

— Надеюсь, все обойдется, — несколько отстраненно сказала я.

Сережа хохотнул:

— Надежда умирает последней, сказала Вера, стреляя в любовь.

— Фу! — сморщилась я на такое остроумие.

Ленка отругала парня за то, что он ходит с больной ногой и что раньше времени себя рассекретил. Наконец, Сережа ушел, пожелав мне легкой дороги и счастья в личной жизни. Я только усмехнулась на последнее пожелание.

— Что мне делать, Лена, скажи? Сейчас уеду и все, все! Я его не увижу больше! Это подарок судьбы, и я его прохлопала ушами. Но что же делать?

Ленка подперла щеку рукой и задумалась, глядя на меня.

— А, может, останешься? Вот было бы здорово! Мне так без тебя плохо! А то бы жили вместе…

— Ты будешь жить с Сережей, забыла, что ли?

— Ну и что? А ты с Борей где-нибудь по соседству. Представляешь, в гости будем ходить друг к другу!

Я сержусь:

— Лен, ты рассуждаешь, как Зилов! Вы не хотите понять, что там у меня все! А главное — дети.

Ленку этим не проймешь:

— Ты всю жизнь думаешь о других, пора и о себе подумать. А Боря такой бравенький, я, когда вижу его, не могу наглядеться…

— Пожалуйста, прекрати, — взмолилась я. — Не сыпь соль на рану.

— Дети скоро вырастут, а ты останешься одна! — припечатала Ленка. — И потом — годы. И может так сложиться, что больше уже никто не подвернется.

Уж это-то я знаю сама. С каждым годом не только вянешь, но и все меньше возможности очароваться кем-то, когда видишь их насквозь. Странно, вот Зилова я тоже вижу, как мне кажется, насквозь, но мне все нравится в нем, все подходит. Это ли не свидетельство того, что мы предназначены друг для друга?

Я трясу головой:

— О чем мы опять? Я не могу остаться, а он не едет со мной. Тупик. Он даже не придет меня проводить!.. — опять глаза на мокром месте. — Все! Закрываем тему. Лучше скажи, когда ты приедешь ко мне? Давай, на Новый год, как в прошлый раз.

Ленка обещает вместе с Сережей прикатить на новогодние праздники. Время неумолимо отсчитывает последние часы перед отъездом. Неожиданно явились Карякины.

— Мы тебя отвезем на вокзал, — сказал Сашка.

— На "козле"?

Я припомнила, как однажды Карякины провожали меня с мешком картошки, который я везла в Москву. Большой был мешок, килограммов на пятьдесят-шестьдесят. Вкуснее забайкальской картошки я ничего не ела, поэтому и везла в Москву. Тогда мы еще тяжело жили, картошка очень даже сгодилась. Так вот, помню, Сашка отвез меня на вокзал на "козле". Ирка фыркала и говорила, что надо купить "Жигули", а то с этим "козлом" один позор. Карякин, заядлый рыбак и охотник, возмущался:

— Зачем "Жигули"? Ездить в магазин за пять метров? "Жигули" не годятся для леса. А за груздями, за голубицей, за брусникой на чем ездить?

"Голубицей" в Забайкалье называют голубику. Теперь у Карякиных и "козел" и "Жигули". Ирка добилась своего, и Сашка не обижен.

— Ой! — подпрыгнула Ленка. — Валентин Иванович просил передать тебе книгу, которую обещал.

Она принесла сборник стихов Гумилева. Мне кажется, это было так давно: знакомство с Валентином Ивановичем, наша беседа в его каморке, наши с сестрой прогулки… Все, что было до Бориса, будто из другой жизни. Я засунула книгу в дорожную сумку. Буду читать в поезде. Я всегда за собой таскаю Гумилевский сборник, но на этот раз не взяла, будто знала, что здесь подарят.

— Все наши придут к поезду, — сказала Ирка.

— Все-все? — спросила я с надеждой.

Однако ребята, кажется, ничего не знают о наших отношениях с Зиловым, иначе обязательно что-нибудь спросили бы о нем или сами рассказали. Пришел Вовка, деловито вынул из сумки коробку с китайским столовым набором и комплект постельного белья в пластиковом пакете.

— Подарки, — коротко сказал он.

Я чуть не разревелась опять, вконец растроганная.

Мы двинулись на вокзал, кто на машине, кто пешком. Я, естественно, села в машину. По моей просьбе заехали к маме.

— Приезжай еще, да поскорее. Здоровье мое никудышное, — просила мама.

У меня не было сил даже что-то обещать. Попрощались и — прямиком на вокзал. Было темно, и я не могла разглядеть вагончики, когда мы проезжали мимо. На вокзале собралась целая толпа. Пришла Танька Лоншакова, Витька Черепанов сгреб меня в объятья и поцеловал. Все, с кем я встретилась так или иначе, пришли меня проводить. На нас обращали внимание. Я шарила глазами по лицам, по сторонам. Маленькая надежда еще оставалась. Пока поезд не тронулся, есть надежда.

Но вот уже показался состав, свистит и подползает к перрону. Все, он не пришел. Тяжело и безнадежно на сердце. Ленка понимающе смотрит на меня и хлюпает носом. Вовка берет мою сумку:

— Какой вагон? Место?

Мы удачно рассчитали и встали, где надо: мой вагон остановился прямо возле нас. Я не знаю, сколько будет стоять поезд, но решаю сразу попрощаться со всеми и войти в вагон. Молоденький проводник удивленно присвистнул: