Александр Юк - Четыре четверти. Взрослая хроника школьной любви Страница 65

Телефонный взрыв посреди темноты разорвал едва тикающую часами тишину.

– Да, мама. Все хорошо. Разошлись. Еще как. Да, нет, мам, это я так… Спит. Алена спит. Не беспокойся.

Женя вернулся к ней, нырнул в теплую нежность:

– Ты не ответила. Ты меня любишь?

– Я ответила. Разве ты не услышал? Или ты умеешь слушать только ушами? А твои губы – разве они разучились меня слушать? Раньше я этого не замечала.

– Бесстыдница, ты умеешь уйти от ответа, да так, что я же оказываюсь виноват, что осмелился задать вопрос. Вместо того, чтобы просто сказать: «Да».

Маша молча улыбалась. Женя не мог видеть ее улыбки.

– Ты улыбаешься?

– Во весь рот.

– Ты счастлива? Скажи, пожалуйста, тебе хорошо?

– Я счастлива, и мне хорошо с тобой. Мне плохо только без тебя.

– Это нечестно, я спрашиваю тебя вовсе не об этом. Ты опять плутуешь и отвечаешь совсем на другой вопрос. Ты можешь хоть раз ответить честно, без жульничества. Ты прекрасно понимаешь, из-за чего я переживаю.

Маша поцеловала его в горячий солоноватый лоб. Она поймала Женину руку, перебирающую ее волосы. Серебряная змейка, окольцевавшая его палец, запуталась и дернула волосок.

– Не переживай. Мне хорошо от того, что хорошо тебе. Этого достаточно.

– Тебе, может быть, достаточно. Но не мне.

– Не комплексуй.

– Я и не комплексую.

– А то я не чувствую. Ты все пытаешься себе и мне доказать, что ты мужчина. А никому ничего доказывать не надо. Пойми. С нашей первой свадебной ночи. Ты переживаешь, по-моему, до сих пор, что тогда ничего не получилось…

– Прости. Я оказался мальчишкой, а не мужем.

– Замолчи, дурачок. Ты оказался настоящим мужчиной. Ты пожалел меня. И ради меня отступил. На это способен только муж.

– Тебе было очень больно.

– Очень.

– Понимаешь, я этого совсем не ожидал. Я испугался…

Он надолго, протяжно замолчал, не решаясь задать вопрос. Она поняла и кивнула:

– Ну, спрашивай.

– Зачем ты обманула меня?

– Обманула? Я не понимаю.

– Тогда. У тебя дома в Москве. После твоего возвращения из Питера. Когда я получил от тебя пощечину. Тогда ты сказала, что все это у тебя уже было. Ты понимаешь, что ты мне сказала? Ты понимаешь, что твои слова означали для меня? Что я у тебя не первый. Мне плевать, что для миллионов людей это не значит ровным счетом ничего. Но я не из этих миллионов. Умирала моя мечта. Знаешь, сколько ночей я провел без сна? Чего стоило мне решение, что ты мне нужна, что бы ни было в твоей прошлой жизни. Ты – первая, ты – последняя, ты – единственная моя женщина.

– Ты считал… Считал, что ты у меня не первый? Правда? Я этого никогда не говорила. Я не могла такого сказать. Я не обманывала тебя. Боже мой, тебе не из-за чего было переживать, Женечка. – Маша выпрямилась, и внезапная мысль обрушилась на нее: – Подожди. Значит, тогда, в новогоднюю ночь, когда ты пожалел… когда ты не тронул меня… ты все еще считал, что я уже раньше принадлежала кому-то до тебя? Да? И несмотря на это… Женя, посмотри мне в глаза. Я все правильно поняла?

– Ты все поняла правильно.

– Женечка, ты… таких не бывает.

– Ты это уже говорила. Тогда…

Дверь неожиданно скрипнула, запуская томившийся в коридоре свет, и тут же в постель без церемонных приглашений запрыгнула Аманта. Этого мгновения Маше хватило, чтобы нырнуть с головой под одеяло, но серебряные змееподобные браслеты (их опять было, как и положено, семь) предательски звякнули.

– Аленка, тебе чего?

– Жень, ты что, спишь? Аманта просится. Ты же с ней не погулял?

– А ты почему не спишь? Привидение в пижаме. Ты маме что обещала? Живо спать…

Но ночное привидение не спешило исчезать, подозрительно глядя на сброшенные вперемешку на пол вещи.

– А…

– Кыш, пернатая!.. Марш спать. Я сейчас выйду с Амантой, – и Женька сделал вид, что намеревается швырнуть в «привидение» тапочкой.

Схватившись за край двери, сестренка попыталась резко захлопнуть дверь, но детские пальчики не успели вовремя выскользнуть из щели… Аманта раньше Женьки, застрявшего в узких, с трудом налезающих джинсах, оказалась возле ревмя ревевшей на полу в коридоре девчушки. Когда к ним выбежала Маша, завернутая похлеще детского привидения в волочащееся за ней белое одеяло, Аленка рыдала во весь голос на руках брата. Женя без видимого успеха пытался успокоить сестренку, целовал пострадавшую руку и дул на нее, одновременно размазывая ладонью катящиеся по пухлым щечкам ручейки. Аманта, пританцовывая на задних лапах и царапая когтями и Женю, и Аленку, поскуливала и, казалось, стонала, в порыве сострадания пытаясь вылизать хотя бы голые детские пятки. Маша расправила стиснутый крохотный кулачок. Пальчики были целы, только красная, чуть вдавленная полоска пересекала их.

– Аленка, смотри, как Аманта перепугалась. Ой, бедная Аманта… Как она переживает. Пожалей ее, Алён, погладь, погладь. Вот так, молодец. Не бойся, Аманта, не бойся. У нас всё уже прошло. Обними ее. Жень, присядьте. Бедная собачка…

– Не бойся, Аманта, – повторяла за Машей маленькая, тут же забывшая о своем собственном горе девочка, уворачиваясь от длинного шершавого языка. – У нас всё прошло…

Женя вернул в комнату покинувшую ее на время темноту. Где-то за стенкой в своей кроватке притворялась спящей совсем успокоившаяся, притихшая Аленка. Одеяло соскользнуло с Машиных плеч на кровать.

– Твоя сестрица все поняла.

Женя пожал плечами:

– Она запомнит только свои пальчики. Она еще мелкая. Ничего не бойся: ты – моя жена, – он погладил ее по плечу. – Аленка не выдаст.

Маша сидела на постели, чуть печальная, подтянув к груди колени и обвив их руками.

– Пошли, Женечка. Проводи меня. А то мне дома тоже не поздоровится.

И она спустила босые ноги на холодный пол.

Четвертая четверть

– Алло. Это ты, Женек? Нет, еще не завалилась. Мы тут вдвоем… с физикой. Кто кого пересидит… Что стряслось?.. Жень, ты сумасшедший… Ты где?.. Где здесь?.. Все. Заходи в подъезд, я сейчас выскочу.

Маша вылетела в коридор. Бесплотной тенью она миновала освещенное лишь ночным телевизионным экраном пространство холла, примыкающего к гостиной, где ужинал только что пришедший с работы папа, набросила на плечи куртку и тихонько прикрыла за собой тяжелую ожелезенную дверь. Снизу ей навстречу зашелестел, быстро пролистывая этажи, лифт. Он затормозил, не дотянув один пролет. В межэтажье они встретились.

– …Пап, если ты сейчас скажешь что-нибудь против Маши, мы с тобой окончательно поссоримся.

– Жень, ты высказался?! А теперь послушай меня. Я ничего не имею против твоей Маши. Маша как раз мне нравится гораздо больше, чем ты. Она более разумная, у нее есть цели. И ей любовь не мешает этих целей достигать, – отец был раздражен, если не взбешен. – У меня претензии к тебе. Ты мне обещал, что последняя четверть пройдет, наконец, за учебой. Три четверти подряд ты валяешь дурака. Причем чем дальше, тем больше. У меня полное ощущение, что ты вообще бросил учиться. В начале года у тебя практически не было четверок, а в прошлой четверти у тебя уже трояков больше, чем пятерок. Я не вижу, чтобы ты готовился к урокам, к экзаменам. Ты пропадаешь неизвестно где. Посмотри на часы: в котором часу ты пришел домой? И когда, интересно, ты собираешься сесть заниматься?