И одной любви достаточно (СИ) - Цветков Иван Страница 66

— Вань привет. Мы как бы в курсе всего, что произошло вчера. Жаль, что так вышло. Правда, — сказала Соня.

— Да, жаль. Ты сам-то как? — спросила Нина.

— Нормально, — сухо ответил я, и вновь уткнулся в телефон. Статья о рассказах суицидентов. Это люди, которые совершили попытку самоубийства, но остались живы. Да, именно нормально.

— Точно всё нормально? — спросила Нина.

— Точно. Всё нормально. Забейте. На меня. Обо мне. Забудьте.

— Что? Вань, ты для нас не чужой человек, так что если что не так, то говори. Я знаю, у тебя много друзей, но это всё парни. А если нужен будет какой девчачий совет или что угодно ещё, то обращайся. Хорошо?

— Ага, понял-принял, — ответил я.

Они видели моё состояние. Ха, да тут слепому было бы всё видно. Нина — хорошая девушка. Я думаю Вове повезло. Подойти ко мне — безусловно её решение. А Соню она потащила за собой, за компанию. Видимо, чтобы я не чувствовал себя одиноко. Провал. Начинается пара, а я вновь читаю. Так, как сделать так, чтобы тебя признали невменяемым? Звонок с пары. На лестнице очередь. Как всегда бывает на большой перемене. И я встречаюсь взглядом с Лизой. Той Лизой, которая была вчера вместе с Риной на танцах. Она не смотрит на меня, нет. Она пытается просверлить меня взглядом. Она видит мою боль, и хочет видеть её ещё и ещё, ещё и ещё. Делает вид, что оглядывается, но постоянно задерживает взгляд на мне. Нет, сука, я тебя раскусил. Хочешь видеть боль других? А мне хочется показать тебе боль твою собственную. Размозжить голову об плиточный пол. Чтобы мозги и кровь растеклись по белой керамической плитке. Ммм, какое вкусное, чисто эстетическое приятное зрелище было бы. Как же я всё это ненавижу. Люди. Жалкие и ничтожные люди. Ненавижу. Вычурно-помпезное здание. Ненавижу. Уничтожить бы. Всё это. Всё. Уничтожить, аннигилировать всё человечество и всё, что оно создало.

Жизнь словно состоит из обрывков, фрагментов.

— Здравствуйте, у меня пришла книга, — сказал я, зайдя в книжный магазин и продиктовав номер заказа. Продавщица стала искать в целой куче заказов. Переспросила номер заказа. И ещё поиски. За мной столпилась очередь. Стояла женщина, лет 30 с детьми, девочкой лет 10 и мальчиком лет 5.

— А как книга называется? — спросил продавец.

— Самоубийство. Эмиль Дюркгейм, — ответил я. Детишки позади подняли голову и сначала посмотрели на меня. Увидев мои стеклянные глаза, они стали смотреть на мамочку.

— Хорошо. Я всё нашёл. У нас новая программа лояльности, так что выбирайте подарочную карту, — сказал продавец и выложил три карты на выбор. Какая-то рыба, то ли утка, то ли гусь и воробей.

— С воробушком, — сухо ответил я, и вскоре забрал заказ с картой.

Жизнь становится всё невыносимее и невыносимее. Я тону в ничтожности своей и мира. Хожу на пары, но что там было понятия не имею. Потому что я читаю. Читаю эту книгу. Читаю рассказы суицидентов. Читаю о том, какие способы самоубийства самые эффективные. У некоторых аж 95 % вероятность успешного исхода! Но вариант не самый приятный. Ха, не самый приятный способ умереть! Как же это однако звучит, а? Каждый день одно и то же. Я больше не сидел с Ниной и Соней. Потому что они сидели с ней. Я сидел со всеми. По очереди. Читал книгу «Самоубийство». Все смотрели на обложку и продолжали заниматься своими делами. Поставил на рабочий стол телефона депрессивную картинку. Чёрный фон, а на нём потухшая спичка, с только зажжённым фитилём. Часто я доставал телефон и просто пялился на рабочий стол. Реакция окружающих? Та же самая. Видимо это моя жизнь. Маша зажгла спичку и тут же потушила. А Рина — это струя дыма, исходящая от бывшего огня. Эта спичка может гореть ещё долго. Вернее, могла гореть. Но она больше не зажжётся. Да, ей бы ещё гореть и гореть, согревать своим теплом других, помогать зажечься другим. Чтобы этот огонь любви пошёл дальше и дальше, по-цепочке. Но спичку затушила, едва она разгорелась.

Огонь. Любовь. Счастье. Это всё, чего я хотел. Любить и быть любимым. Всё, чего я хотел. Чего я хочу сейчас? Чтобы ничего не стало. Абсолютно ничего. Хех, вспомнил мой разговор с Владом в 11 классе. Тогда я сказал, что развязал бы третью мировую, ядерную войну для того, чтобы сделать себя бессмертным. Да уж, смешно. Но я бы хотел это сделать и сейчас. Не для того, чтобы обрести бессмертие, нет. А чтобы всё было разрушено, уничтожено.

Да, уничтожено. Хотя, для меня там и так всё мертво. Родители, друзья, Рина. Маша… Для меня они все мертвы. Скоро буду и я. Но какое дело им до меня? Ведь я неудачник. Друзей тяну на дно… Не оправдываю ожидания родителей… Не способен быть любимым. Вся эта петля ведь началась не сегодня и не вчера, нет, она тянется давным-давно. Сколько себя помню, всегда был нытиком. Да, это так. Мне 4 года. Юг. Папа пошёл кататься на водном аттракционе, мама пошла его фоткать. Я хотел с ней, но она сказала мне сидеть и сторожить вещи. А я… А я разревелся и с силой кинул очки для плавания об каменистый берег. Очки разлетелись на части. Глупый, инфантильный ребёнок. Такой я и сейчас. Только если 14 лет назад можно было сделать скидку на возраст, то сейчас… 21 год, ни разу не работавший долбаёб, который сидит на родительской шее, и которого унижает жизнь. Да и эти унижения… Какой в них смысл, если всё, что будет после — это «ничто»?

Сейчас… Слабительное купил. Сейчас бы вернуться на два года назад, в то самое 14 февраля. Где я подарил ей медвежат. Как мы лежали на полу и смотрели на звёздное небо. Казалось, что я нашёл то, что искал всю жизнь. Счастье. Да, я был счастлив. Как никогда. Но я утратил вкус этого чувства вот уже как полтора года. Полтора года небытия.

Ты забрала её у меня.

Вы все. Но можно ли судить вас по тому, что не захотели отношений с лузером? Конечно нет. Ничтожество. Полный ноль. Миру стало бы проще и легче без меня. Очередной корм в мире социал-дарвинистов. Да, подножий корм. Не более того.

Всё, что я бы ни делал, было ошибкой. Видимо, даже рождение. Стоило удавиться пуповиной. Жалкое существо, которое металось из угла в угол, чтобы «найти себя». Нет, ни в математике, ни в химии, ни в истории моё призвание. Моё призвание в земле. Лежать и кормить червей. Всяко больше смысла, чем в жизни.

А девушки… Так, мыло купил. Я ни уродлив, ни туп, но на мне видимо печать. Есть печать Каина, есть печать Сатаны, а у меня печать неудачника. Неудачника, которого все посылали и опрокидывали через детородный орган. А потом я встречаю её. Кажется, что вот она, та, ради которой стоит жить. Ради которой я пережил столько душевных терзаний. Но всё не имело смысла. Только её ложь и предательство. Это был не конец страданий, а кульминация. Апофеоз. А по законам драматургии за кульминацией следует затухание и конец. Да, конец страданий. Конец боли. Её больше не будет.

Ха, а ведь я хотел стать Наполеоном 21 века! Я, Наполеоном… А по итогу даже Раскольниковым не стал. Лучше бы стал ёбаным нацистом и сдружился с Тесаком. Там глядишь сотворил бы какую-нибудь хрень. Но даже нацики не такие лузеры как я.

Боже, как я устал. Хороший ремень есть. Устал от всей чуши, под названием «жизнь». Что это, как ни череда проёбов и разочарований? Всё начинается с возвышенных идеалов, а потом оказываешься там, где я. На дне. Да и какая разница, когда ты умрёшь, сегодня, завтра, или через полвека? Ты всё равно сдохнешь, а потом… Ничего. Ничто. Всегда смеялся с этих эко-активистов. Мол, спасём Землю для наших детей. А тебе какая разница? Ты уже будешь мёртв. М. Ё. Р. Т. В. Всё, тебя не будет! Тебе ли не похуй, что будет с планетой после того, как ты откинешь копыта? Ты ведь не будешь наблюдать за всем происходящим откуда-то сверху. Нет, тебя просто не будет. Вечное ничто. Только оно. Ну и «ужас, ужас» вместе с ним. Почему тех, кто желает посмертной славы считают больными и недалёкими, а эко-активистов такими хорошими? Ведь суть одна — жить ради будущего, которого ты не увидишь. А я знаю почему. Потому что общество любит нас. Да, оно нас любит. Неудачников. Потому что на них можно показать пальцем, и сказать, что я лучше их. А эти активисты суть неудачники. Тогда как человек, который добивается славы, возносится над массой, и она это ненавидит. Он был одним из них, но стал лучше. И теперь уже им будут указывать, что это они неудачники, которые могли бы достигнуть тех же высот, что и он. Но не достигли.