Анна Макстед - Бегом на шпильках Страница 7

— Очень мило с твоей стороны, — отвечаю я, — но я думала, ты собирался всерьез заняться здоровьем.

Сол моментально спадает с лица.

— Что такое?! — удивленно восклицает Тони. — Неужели ты решил сесть на диету?! Ах ты, девочка-пампушка! Ты бы лучше спортом каким занялся, что ли? А, старина? «ФИФА — 2000» или чем-нибудь в этом роде?

Сол заливается краской.

— Я, э-э, не так уж хорош на футбольном поле…

— Солли, это такая видеоигра, — шепчу я, и в этот момент появляется мама.

С почтительностью придворного, преподносящего сюзерену драгоценности для казны, она ставит перед моим бойфрендом миску с супом и приказывает:

— Кушайте!

Мы молча сидим и ждем, пока Сол кушает.

— А на свадьбе-то еда была так себе! — восклицает мама, последние три минуты ерзавшая на месте, дожидаясь подходящего момента. — Вот если б я занималась свадьбой, я бы ни за что… — тут же, мельком взглянув на Сола, она спохватывается, — … то есть, если бы меня попросили заняться свадьбой, я бы гораздо меньше потратила на спиртное, — совершенно незачем давать людям возможность так расслабляться, — а лучше бы сосредоточилась на еде, чтобы она была ресторанного качества, потому что, — естественно, я ничего не сказала Джеки, — но спаржа-то была… — в этом месте мамин голос переходит в шипящий свист, — …консервированная! — Мы молча перевариваем значимость сей ужасающей новости. — И представляете, какой позор, — продолжает мама, — Джеки вообще сначала хотела поставить еду из своей кулинарии. Но платили-то родители Саймона, — так что, естественно, они настояли на том, чтобы использовать своих поставщиков, — добавляет она тоном человека, получившего личное оскорбление подобным проявлением неуважения.

Я чувствую, что мама вот-вот войдет в штопор.

— А танцы — разве танцы тебе не понравились, а, мам? — говорю я поощряющим тоном. — Уж если ты берешься за дело, то становишься прямо как Джинджер.

— Ну, надеюсь, что нет! Она же такая старая, что уже давно умерла! — парирует она.

— Полагаю, мама просто приняла солидную дозу «особого горького» — ты же ведь у нас не прочь пропустить баночку-другую «особого», а, мам? — улыбается Тони.

— Энтони, перестань! — Мамины губы — строгая линия, хотя на самом деле она просто старается сдержать смех. — Это было всего один раз, да и то очень давно; причем именно ты и принес мне его в винном бокале, сказав, что это «Шато де Засыппалль». Откуда я могла знать, что оно так подействует?! Ладно, забудем. Никто все равно не поставил бы «светлое» на такой интеллигентной свадьбе, как у Джеки. Я имею в виду — у Барбары!

Мать просто обожает, когда сын ее поддразнивает, так что, — все дружно аплодируем моему брату, — вечер спасен. Именно поэтому, когда Сол позднее высаживает меня — в замедленном темпе — у входа в мой дом, я чувствую, что слишком устала, чтобы приглашать его на чашечку кофе (подразумевается: на кружку растворимого «Нескафе»). И слава богу! Стоило мне запустить мой огромный, серый динозавр-автоответчик, как после привычного жужжания, щелканья и бурчания неожиданно раздается уже знакомый — сухой и хриплый — голос, от которого моя кожа моментально покрывается пупырышками:

— Привет, Натали. Я тут вспоминал о тебе… и о твоих распущенных волосах.

Глава 3

Ну не доверяю я распущенным волосам — еще с тех пор, как узнала про Рапунцель. Стоило той распустить свои космы, глядь — а на них уже болтается здоровенный детина, да еще верхом на лошади. Распусти волосы — и не успеешь опомниться, как начнешь носить эластичные пояса, трескать пиццу, не вылезая из постели, и придумывать себе всякие сомнительные оправдания покупки пальто за 800 фунтов в «Харви Николз»:[5] мол, детей у меня нет, подтяжку на лице я не делала и на яхте месяц в Монте-Карло не отрывалась, — а, значит, женщина я экономная и вполне могу потратиться на себя любимую.

И все равно: стоит мне подумать о Крисе, как я начинаю пускать слюни. После того как на свадьбе Франни — с грациозностью тяжелого фугаса — разрушила тот восхитительный момент, суровая действительность шмякнула меня обратно об землю, и мои щеки немедленно покраснели.

— Мне очень жаль, — я перешла на серьезный тон, — но я встречаюсь с другим человеком. Я… э-э нет, ты классный парень, правда. Но я не должна этого делать. Это нехорошо.

Однако Крис отнесся к вмешательству Франни с полной невозмутимостью. Посмотрел на нее и спросил:

— А ты… почему такая белая? — И когда та отвалила, проглотив язык и вся ощетинившаяся, Крис недовольно заметил: — Если и есть на свете вещи, которые я терпеть не могу, так это, прежде всего, невоспитанность!

Я поспешно закурила, глубоко затянувшись никотином, словно… ну, словно опиумом. А Крис продолжал:

— Нехорошо, говоришь? Да ты просто не знаешь, что такое «нехорошо».

Осознавая, что вступаю на путь Марии Магдалины, неожиданно очутившейся в общей сауне, я пропищала в ответ:

— Нет, как раз знаю.

— А мне так хочется тебе показать! — невозмутимо продолжал Крис.

— Вообще-то… — начала было я.

— Так можно мне получить номер твоего телефона? Или он засекречен? — не дал он мне закончить мысль.

— У меня нечем записать, — хрипло ответила я.

— Может, принцессе не составит труда поставить автограф помадой прямо у меня на груди? — моментально отреагировал Крис.

Я улыбнулась, видя, как он извлекает из пиджака элегантную ручку и протягивает мне. За ручкой последовал маленький листочек папиросной бумаги. С овечьей покорностью я нацарапала свой номер. Простите, но в этом парне было столько дерзости и нахальства! А мне в мужчинах такая черта ужасно импонирует, — по крайней мере, в первые пять минут знакомства.

— Однако звонить мне не стоит, — поставила я точку, дабы хоть как-то успокоить голос совести. Перематываю сообщение еще раз. Сердце трепыхается, словно сверчок в спичечном коробке. Мой пояс верности готов расстегнуться сам собой, хотя в голове предостерегающе пульсирует: «Берегись! Опасно для здоровья!» И все равно — я не позвоню: это будет нечестно по отношению к Солу. Ведь Сол такой доверчивый. Будь он ревнивым и подозрительным, я чувствовала бы себя вправе так поступить. Но — нет. Я не могу звонить Крису. То есть я и вправду не могу — у меня же нет его номера. Нажимаю кнопки 1471 — и номер у меня уже есть.

Тупо гляжу на бледно-голубые стены прихожей, пока те не начинают сливаться в одно сплошное пятно. Начинаю рассуждать. Итак, я не могу ему звонить. И не позвоню. У меня есть Сол Боукок. У нас здоровые отношения (как говорил Ромео своей Джульетте). Я не могу его обманывать. Это нечестно. И прервать отношения я тоже не могу. Сама я их никогда не прерываю: это меня чересчур расстраивает. Сол мне нравится. Правда-правда. Он такой милый. Как жаль, что Бабс сейчас нет рядом! Уж она-то бы точно знала, что делать, как и с кем. Запираю дверной замок на два оборота и тащусь в спальню. Пора бы ей вернуться из этого своего Маврикия; а то мне уже начинает казаться, что их медовый месяц длится как минимум десяток лет.