Девочка-лед (СИ) - Джолос Анна Страница 7

По классу прокатываются смешки. Я записываю решение, стиснув зубы.

Достал меня.

Старательно считаю. Ну вот… получается вроде.

— Когда они едят мед вместе, производительность одного и второго складываются, олень ты лесной…

Я чувствую, что снова подкатывает злость. Ему обязательно делать это? Унижать меня при всех?

Произвожу расчеты, игнорируя очередную колкость, до тех пор, пока в спину не прилетает что-то.

— Ален, Абрамов… — пищит Харитонова.

— Погоди, — отмахиваюсь, ибо погружена в решение треклятой задачи.

Плевать. Сейчас я досчитаю…

— Тааак, Алена, ну что там у нас получилось? — зычно интересуется Элеонора, возвращаясь к своему месту. — У тебя выпало что-то, подними.

Нехотя отвлекаюсь на секунду, чтобы мельком взглянуть на пол.

В ужасе смотрю на «это». Совершенно точно краснею и теряюсь. Пока Элеонора проверяет решение, я лихорадочно соображаю, что делать. Поднимать — признать, что эти штуки в фольге мои. Господи… нет. Лицо огнем полыхает.

— Хорошо, но муторно, — своеобразно хвалит математичка, кивая. — Садись, четыре.

На негнущихся ногах иду к своему месту. Черти притихли.

О да, они прекрасно осведомлены о том, что именно лежит там на полу.

— Итак… — хмуро глядя на переглядывающихся учеников, продолжает она, — теперь сделаем задание со звездочкой, оно…

— Не наступите, изделие пострадает! — театрально хватаясь за сердце, предупреждает ее Ян, — Тогда Лисицына до типовой задачи, как и до ЕГЭ так и не доберется! Девять месяцев, все дела…

Волна дичайшего хохота гулко прокатывается по кабинету.

Осознав, что он имеет ввиду, я заливаюсь алой краской пуще прежнего.

— Что вы…

Весь кошмар в том, что Элеонора, пыхтя, наклоняется и подбирает с пола злосчастные фольгированные пакетики.

Сердце отбивает дробь. Внутренности скручиваются в тугой узел, когда она, покрываясь бордовыми пятнами, растерянно смотрит в мою сторону.

— Алена! — падает ее голос на октаву вниз. — Ты… Я… Встань!

Ошарашено сверлит меня широко распахнутыми глазами из-под очков с толстой оправой.

— Не мое… — шепчу на глубоком выдохе тихо, не в состоянии произнести это громче.

Стыд густо оседает на щеках. Руки начинают трястись на нервной почве, и я непроизвольно сжимаю ладони в кулаки.

— Какой… Какой срааам! — возмущенно кричит она и трясет находкой в воздухе, веселя тем самым всех вокруг.

— Я… Это не мое, Элеонора Андреевна, клянусь, кто-то кинул, — запинаясь, в отчаянии объясняю я пожилой женщине.

На ее лице застыл первобытный ужас, перемешанный с брезгливостью.

— Да расслабьтесь, Лисицына не забывает о защите, что похвально, — насмешливо произносит Беркутов. — Князев и Аверин, видимо, не в состоянии самостоятельно позаботится об этом…

Ну все. Дамбу прорывает.

Чека выдернута.

Ярость взрывается в груди атомной бомбой.

Я резко вскакиваю со своего места. Отравленная ненавистью кровь стучит по венам. Звенит звонок, но меня сейчас не способно остановить даже начавшееся землетрясение.

Беркутов равнодушно вскидывает бровь, наблюдая за моим бешенством.

Я хватаю с полки шкафа прошлогоднюю награду, полученную нашим классом по итогам игры КВН, и запускаю в его сторону.

— Лисиииицына! — вопит Элеонора, глядя на дьявола во плоти, вовремя увернувшегося от статуэтки.

— Урод!

В ход идет все, что попадается под руку.

— Бешеная, — потешаясь, смеется он.

Одноклассники снова шумят и веселятся.

— Алена! — «спешит» ко мне классный руководитель, тяжело дыша, в тот момент, когда ладонь крепко сжимает вазу.

— Чтоб ты сдох, исчадье ада! — замахиваюсь, отправляя керамический предмет искусства в него.

Наклоняется вправо. Вазу с невозмутимостью, присущей только ему, ловит нерастерявшийся Юнусов, который сидит по соседству с демоном.

— Сееели на местаа, 11 А! — требует Элеонора, срываясь на хриплый крик и закрывает дверь в кабинет.

— Когда они едят мед вместе, производительность одного и второго складываются, олень ты лесной…

Я чувствую, что снова подкатывает злость. Ему обязательно делать это? Унижать меня при всех?

Произвожу расчеты, игнорируя очередную колкость, до тех пор, пока в спину не прилетает что-то.

— Ален, Абрамов… — пищит Харитонова.

— Погоди, — отмахиваюсь, ибо погружена в решение треклятой задачи.

Плевать. Сейчас я досчитаю…

— Тааак, Алена, ну что там у нас получилось? — зычно интересуется Элеонора, возвращаясь к своему месту. — У тебя выпало что-то, подними.

Нехотя отвлекаюсь на секунду, чтобы мельком взглянуть на пол.

В ужасе смотрю на «это». Совершенно точно краснею и теряюсь. Пока Элеонора проверяет решение, я лихорадочно соображаю, что делать. Поднимать — признать, что эти штуки в фольге мои. Господи… нет. Лицо огнем полыхает.

— Хорошо, но муторно, — своеобразно хвалит математичка, кивая. — Садись, четыре.

На негнущихся ногах иду к своему месту. Черти притихли.

О да, они прекрасно осведомлены о том, что именно лежит там на полу.

— Итак… — хмуро глядя на переглядывающихся учеников, продолжает она, — теперь сделаем задание со звездочкой, оно…

— Не наступите, изделие пострадает! — театрально хватаясь за сердце, предупреждает ее Ян, — Тогда Лисицына до типовой задачи, как и до ЕГЭ так и не доберется! Девять месяцев, все дела…

Волна дичайшего хохота гулко прокатывается по кабинету.

Осознав, что он имеет ввиду, я заливаюсь алой краской пуще прежнего.

— Что вы…

Весь кошмар в том, что Элеонора, пыхтя, наклоняется и подбирает с пола злосчастные фольгированные пакетики.

Сердце отбивает дробь. Внутренности скручиваются в тугой узел, когда она, покрываясь бордовыми пятнами, растерянно смотрит в мою сторону.

— Алена! — падает ее голос на октаву вниз. — Ты… Я… Встань!

Ошарашено сверлит меня широко распахнутыми глазами из-под очков с толстой оправой.

— Не мое… — шепчу на глубоком выдохе тихо, не в состоянии произнести это громче.

Стыд густо оседает на щеках. Руки начинают трястись на нервной почве, и я непроизвольно сжимаю ладони в кулаки.

— Какой… Какой срааам! — возмущенно кричит она и трясет находкой в воздухе, веселя тем самым всех вокруг.

— Я… Это не мое, Элеонора Андреевна, клянусь, кто-то кинул, — запинаясь, в отчаянии объясняю я пожилой женщине.

На ее лице застыл первобытный ужас, перемешанный с брезгливостью.

— Да расслабьтесь, Лисицына не забывает о защите, что похвально, — насмешливо произносит Беркутов. — Князев и Аверин, видимо, не в состоянии самостоятельно позаботится об этом…

Ну все. Дамбу прорывает.

Чека выдернута.

Ярость взрывается в груди атомной бомбой.

Я резко вскакиваю со своего места. Отравленная ненавистью кровь стучит по венам. Звенит звонок, но меня сейчас не способно остановить даже начавшееся землетрясение.

Беркутов равнодушно вскидывает бровь, наблюдая за моим бешенством.

Я хватаю с полки шкафа прошлогоднюю награду, полученную нашим классом по итогам игры КВН, и запускаю в его сторону.

— Лисиииицына! — вопит Элеонора, глядя на дьявола во плоти, вовремя увернувшегося от статуэтки.

— Урод!

В ход идет все, что попадается под руку.

— Бешеная, — потешаясь, смеется он.

Одноклассники снова шумят и веселятся.

— Алена! — «спешит» ко мне классный руководитель, тяжело дыша, в тот момент, когда ладонь крепко сжимает вазу.

— Чтоб ты сдох, исчадье ада! — замахиваюсь, отправляя керамический предмет искусства в него.

Наклоняется вправо. Вазу с невозмутимостью, присущей только ему, ловит нерастерявшийся Юнусов, который сидит по соседству с демоном.

— Сееели на местаа, 11 А! — требует Элеонора, срываясь на хриплый крик и закрывает дверь в кабинет.

Глава 4

АЛЕНА

О безответственности, нравственности и морали Элеонора трубила всю большую перемену, тем самым лишив класс и обеда, и «законного» перерыва на отдых. Представители популяции 11 «А» пыхтели, ворчали об ущемленных правах и громко бунтовали, но Пельш была непреклонна.