Приватный танец - Eiya Ell Страница 7

— Ты не сделаешь со мной ничего? Правда?

— Ничего плохого, правда. Обещаю тебе понравится, — он трется своим членом о мою промежность и стонет. Впивается в мои губы, толкается языком, не забывая кусать и облизывать мои губы. Одним движением он срывает с меня трусики, я кричу ему в губы, а он нагло и уверенно спускает руку вниз, трогает меня “там”, нежно гладит меня “там”, потом чуть входит, срывая с моих губ громкий крик со стоном.

— А ты мокренькая, — довольно улыбается, — тшш мелкая, расслабся, раздвинь ножки, — он отрывается от моих губ, и я кричу что есть силы.

— Помогите! Кто-нибудь пожалуйста! Помогите!

Мурад опять припадает к моим губам, заставляя замолчать.

— Замолчи! — кусает губы так, что я чувствую привкус металла во рту. Слез уже нету, я не могу плакать, лишь послушно открываю рот, чтобы он не кусал и не делал мне больно, не подозревая, какая боль ждет меня позже.

— Что тут происходит? — перед нами возвышается мужское тело. Я радуюсь, сильней дергаюсь, Мурад отпускает мои руки, смотрит на подоспевшего Алика, нашего обшего друга. Который тоже с города, приехал на лето домой.

— Не видишь, черт бы тебя побрал! — недовольно кричит Мурад, — какого хуя ты сюда приперся?

— Алик, — говорю молящим голосом, — забери меня..

— А какого черта, ты не можешь ей рот закрыть? — спрашивает Алик и спускается к нам, — какого черта, ты такую птичку хочешь отыметь один? — ухмыляется, я набираю в легкие больше воздуха и кричу что есть силы. Просто кричу. И тогда Алик перехватывает мои руки, которыми я калачу Мурада, устраивается у моего изголовья. Мурад никак не реагирует на мои удары, твердо лежит на мне сверху, продолжая тереться о мою промежность членом.

Алик преподает к моим губам жестким поцелуем. Если я поцелуями Мурада не брезговала, а терпела, то от влажных губ Алика меня просто воротит. К горлу внезапно подступает приступ тошноты, Алик отступает, но всего лишь на миг.

— Давай уже всунь ей, пока я держу ее руки и губы! — требует Алик.

Через мгновенье я чувствую резкую, режущую, адскую боль в промежности.

Мурад спускается к моей груди, зверски их терзает и начинает двигатся.

— Мамочки! — кричу, когда Алик оставляет мои губы в покое, — что ты делаешь, Мурад!?

— Люблю тебя, очень, — говорит Мурад не останавливаясь толкается все глубже и чаще.

— Ненавижу тебя! — единственное, что удается сказать, прежде чем Алик впивается в мои губы.

Это так ужасно больно, то что делает со мной Мурад. Меня как-будто разрезали пополам. И я сейчас не о физической боли. До меня постепенно доходит происходящее. Руки болят, от того насколько жестко их зажимает Алик. Искусанные губы кровоточат и болят, глаза режут, я теряю счет времени, перед глазами расстилается туман, в глазах будто пелена. В промежности адски горит, жжет, и разрывается с каждым движением Мурада.

Он же в свою очередь удовлетворенно кричит, стонет, не сдерживается, когда входит глубоко, сильней жмет мои ягодицы, оставляя следы, я уверена, что останутся синяки. Он рычит как зверь, посасывая и кусая мои соски. Тянет их, всасывает и кусает.

Мне не хватает воздуха. То что делают эти двое со мной, мне не снилось даже в кошмарных снах. Да я даже думать не смела, у меня никогда подобных мыслей не было. А тут… Мурад не стесняясь присутствия другого человека, насилует меня, громко стонет, поднимает мои ноги, ставит к себе на плечи, еще глубже входит. Из-за Алика, терзающего мои губы, я не вижу лица Мурада, лишь слышу громкое рычание. Он делает несколько глубоких толчков, кричит, громко стонет, кусает мою грудь, не отпускает, когда дрожит и изливается в меня, падает своим тяжелым телом на меня.

Алик отпускает мои руки и губы. Я наконец дышу. Правда ничего не вижу, в глазах пелена, только мрак и пустота. Я как пластилин развалилась под тяжелым телом, и мне сейчас даже не стыдно, что два человека видят мое голое тело.

— Детка! Ты супер девочка моя, такая узкая! — говорит сорванным голосом Мурад.

Я закрываю глаза, вижу лишь темноту.

— Отойди! — требует Алик, — теперь моя очередь! Я пока смотрел на вас, чуть не кончил!

Мурад поднимается с меня, я слышу звук расстегивающегося ремня. Ужасаюсь. Открываю глаза, прикрываю груди, но слово выговорить не могу, лишь смотрю на удовлетворенного Мурада умоляющими глазами. Он молча кивает, встает с меня, прикрывая меня остатком платья, заправляет свое достоинство в джинсы.

— Пошел нахуй отсюда! — кричит на друга Мурад.

— Я не понял, ты чего?! — говорит Алик, отступая на шаг назад, с каждым приближающимся к себе Мурадом.

— А ты чего, как ублюдок себя ведёшь, целуешь мою девушку, это как понять? — рычит Мурад на Алика, будто до него только дошло.

— Да ладно тебе, чего разбушевался? — говорит трусливый Алик, — вон смотри, она выглядит, как труп.

— Не твое дело, свалил отсюда! — кричит мой насильник, — Кому говорю? — я ничего не вижу, закрываю глаза и впадаю в темноту.

Глава 3

Дуновение теплого августовского ветра щекочет ноздри и я просыпаюсь. Не знаю сколько я тут пролежала, но когда просыпаюсь все еще темно и слышен стрекот сверчков. Смотрю на звезды и понимаю где я, тут же сажусь на месте. Осознание произошедшего доходит не сразу. Только когда смотрю на остатки разорванного платья. Паника окутывает с ног до головы. Я начинаю дрожать, то ли от холода, то ли от страха. Я всегда боялась темноты, но сейчас это последнее, что меня волнует.

Внизу живота простреливает острой болью, заставляя согнутся пополам. Между ног сильно жжет и режет. Я жду, пока боль отступит, поднимаюсь, по внутренней части бедра что-то стекает, из-за темноты не вижу что. Поправляю на себе бюстгальтер, с платьем ничего не сделать, он разорвано в клочья. Только платок целый, валяется в ногах. Кое-как подвязываю его вокруг бедер, благо он достаточно большой, и шагаю к дому, хватая с собой остатки платья.

Обида накатывает внезапно, ком собравшийся в горле лопается, я задыхаюсь и прихожусь в диком плаче. Реву, смотрю на небо, вою на луну.

Падаю на колени, хватаясь за живот и не понимаю, что мне делать?

Рассказать маме — она может быть и прикроет, никому ничего не расскажет. Но будет чувствовать себя виновной в случившемся, и никогда не простит себе, что отпускала меня гулять.

Рассказать папе — тогда наказание понесут все, в первую очередь мама. Я опозорюсь перед всеми и опозорю своих родных. Запятнаю свой род, меня