Высшая жертва - К. С. Линн Страница 7

Тишина заставляет меня нервничать.

— Спасибо, что вмешался и помог мне, — мягко говорю я. — В этом не было необходимости, но я ценю это.

— Мне не нравится, когда кто-то прикасается к тебе.

Собственнический оттенок его тона заставляет меня наконец-то поднять глаза на него. В них столько эмоций: все те, что я храню в себе с нашей ночи вместе. Но одна выделяется среди других — грусть, события дня явно давят на него.

— Мне так жаль Деклана.

Мои слова усиливают боль в его глазах. Он испускает тяжелый вздох, опускаясь лбом на мой живот.

— Это моя вина, — бормочет он, и в его голосе повисает чувство вины.

Я поднимаю руку и провожу пальцами по его волосам, чтобы утешить.

— Не говори так.

— Да. Как его лейтенант, я должен был присматривать за ним. Я просил его не входить, но… — он замолкает, не в силах закончить фразу.

— Я не знаю всех подробностей, но уверена, что Деклан не хотел бы, чтобы ты винил себя. Ты хороший человек, Остин. Самый лучший из всех, кого я когда-либо знала. — Я успокаивающе провожу рукой по его спине, пока он молчит. — Служба была очень красивой.

Он поднимает голову, на его лице отражается шок.

— Ты была там?

Я киваю.

— Почему ты не подошла поговорить со мной?

Я пожимаю плечами.

— Я не хотела расстраивать тебя еще больше, поэтому решила, что лучше остаться в стороне.

— А почему ты думаешь, что это могло бы меня расстроить?

Все эти вопросы направляют разговор в то русло, в которое я не хочу его направлять, но приходит время поговорить об этом. Оно давно назревает.

— Потому что ты на меня злишься.

— Да, черт возьми, я злюсь, — говорит он, ужесточая тон. — Ты сбежала от меня посреди чертовой ночи и шла домой по пустынной грунтовой дороге в полном одиночестве.

— Я подумала, что так будет легче.

— Для кого легче?

Я молчу, потому что мы оба знаем ответ. Может быть, это делает меня трусихой, но я не могла заставить себя попрощаться с ним, уйти было достаточно сложно. Если бы мне пришлось сделать это, глядя в эти магнетические глаза, не думаю, что я смогла бы.

Он перемещает руку к моему лицу, касаясь пальцами моей щеки.

— Малышка Зоуи, посмотри на меня.

Я делаю то, что он говорит, и слезы обжигают мои глаза, когда я зажмуриваюсь и смотрю на него с тоской.

Он наклоняет голову, его идеальные губы тянутся к моим. Мое сердце жаждет этого, жаждет его поцелуя, но в последнюю секунду я поворачиваю лицо, борясь с войной в своем сердце.

— Прости меня, — задыхаюсь я.

Его лоб упирается мне в висок, челюсть сжимается от разочарования.

— Я знаю, что ты хочешь этого так же сильно, как и я. Почему ты так сопротивляешься?

— Дело не в том, чего я хочу.

— Черта с два!

Я вздрагиваю от гнева в его голосе.

— Пожалуйста, постарайся понять.

— Что понять, Зоуи? — спрашивает он, отстраняясь от моего лица.

Я чувствую холод и отстраненность.

— Ты ничего мне не говоришь. Ты не пускаешь меня внутрь, так как же, черт возьми, я должен понять?

Как мне объяснить ему это? Как заставить его понять, что я — единственный близкий человек для моей сестры? Как заставить его понять, что она ужасно страдает, что ей нужно все свободное время, которое есть у меня.

— Поговори со мной, — умоляет он, его голос становится мягче.

Я смотрю на него в ответ, желая довериться, поплакать у него на плече и рассказать, как я устала. Как сильно я люблю свою сестру, но ее состояние отнимает у меня все силы. При этой ужасной мысли чувство вины вырывается на поверхность и бьет меня по лицу, как холодная мокрая тряпка. Я не имею права так себя чувствовать, как и не имею права взваливать на него это бремя.

— Это сложно, — говорю я ему.

Разочарование в его глазах разбивает мою душу на мелкие осколки.

— Ладно. Пусть будет по-твоему. — Он опирается на островок и поднимается на ноги.

— Остин, пожалуйста, — умоляю я, мой голос переполнен едва сдерживаемыми эмоциями.

Он не оборачивается, и я не могу его винить.

Я подпрыгиваю от звука его кулака, врезающегося в металлическую дверь, когда он вырывается из кухни, и его гневный уход разрывает мое сердце.

Остаток ночи проходит как в тумане душевной боли. Я избегаю обеспокоенных взглядов Тары и Фрэнка и жду, пока бар утихнет, чтобы оставить их закрываться, раз уж они так любезно предложили. К тому времени, когда сажусь в машину, я вымотана как эмоционально, так и физически, и мечтаю о постели. Вместо этого я еду в больницу.

Как только вхожу в раздвижные двери, мне становится плохо, желудок сводит от резкого запаха дезинфицирующих средств. Мне неприятно, что она здесь, неприятно, что это ее дом, но пока я не смогу позволить себе собственный дом и домашний уход, она должна находиться именно здесь.

Я вхожу в лифт и поднимаюсь на третий этаж. Проходя мимо поста медсестер, я приветствую Дину, старшую медсестру.

— Привет, Зоуи, у тебя есть минутка?

От беспокойства я резко останавливаюсь. Единственная причина, по которой она захочет поговорить со мной, если что-то случилось.

— Все в порядке?

— Сейчас да.

Сердце замирает в горле, пока я жду, что она скажет дальше.

— Сегодня у нее был еще один приступ.

— Насколько сильный?

От долгой паузы по моим венам пробежал ледяной страх.

— Самый тяжелый.

Я опускаю глаза, поражение овладевает мной.

— Сейчас с ней все в порядке. Мирно спит. Доктор придет поговорить с тобой утром. Он проводит дополнительные тесты и хочет попробовать дать ей другое лекарство.

— Хорошо. Спасибо, Дина.

Она кладет руку мне на плечо.

— Держись, дорогая. Крисси сильная, и она борется.

Как бы я ни ценила ее поддержку, не нахожу утешения в ее словах. Потому что на самом деле Крисси не сильная и уже давно. Ее состояние продолжает ухудшаться, что бы мы ни делали, и от этого я чувствую себя такой беспомощной.

Я иду к ее комнате и как можно тише открываю дверь. Над ее кроватью горит тусклая лампочка, отбрасывая на нее белое сияние, но она крепко спит. Ее рот открыт, а тело повернуто под странным углом из-за мышечной дисфункции.

Щелчок закрывающейся двери выводит ее из мирного сна. Ее глаза открываются, в горле раздается шум.

Я прохожу мимо ее инвалидного кресла и сажусь на край ее кровати.

— Привет, Пчелка Крисси.

Она смотрит на