Агония Хана - Ульяна Соболева Страница 7

Но я горько ошиблась. Все только начиналось. Все мои страдания, испытанные до этого, ерунда, пустяки в сравнении с тем адом, который начался сейчас. И я больше не знаю, что со мной будет завтра. Я стою под поднятой гильотиной, с опущенной головой, стою на коленях и жду, когда лезвие опустится и отрежет мне голову. И я знаю…это лишь вопрос времени. Оно опустится. Он слишком ослеплен ненавистью, ревностью. Болью. Он меня не пощадит. Не пощадит Дину…она для него – лживая сука, гадина, которая посмела притворяться его женой, и никто не докажет ему обратного…Только моя смерть и то, если захочет опять сверять ДНК. Но я не могу умереть. Не сейчас. Не тогда, когда Эрдэнэ исчезла, а мои мальчики совсем одни. У них теперь нет ни отца, ни матери, ни сестры. Я обязана жить ради них, вытерпеть, что-то придумать и вытерпеть.

Из окна моей комнаты мне видно, как Хан каждое утро выходит на тренировку. Как эта груда мышц, железная машина смерти тренируется, рассекая воздух руками и ногами, переворачиваясь в немыслимых сальто и подпрыгивая в невероятно высоких прыжках. Неужели не думает обо мне, запертой без капли воды, сходящей с ума от жажды, или ему доставляет радость меня мучить?

Ответом был его взгляд. Когда посмотрел на окна и выпрямился во весь рост. Эти мрачные глаза взирают исподлобья, кулаки сжаты так, что жгуты мышц выступают из-под кожи. Посмотрел и отвернулся, силой ударяя невидимого противника…

Эти дни были жуткими. Я никогда не думала, что жажда настолько безжалостна, она начала меня сводить с ума намного раньше и сильнее, чем голод. Уже в первые сутки к вечеру мое горло горело, как будто в него насыпали песок. А утром я не могла даже проглотить слюну. Ее попросту не было. Она стала липкой и тягучей, как комок.

Я помню это страшное состояние по часам. После полудня на начало вторых суток, казалось, что мой язык начал опухать, мне было необходимо сделать глоток воды и, как назло, из окна я видела озеро, слышала, как в нем плескаются лебеди. Отвлекали только мысли о детях, о том, что пройдет время, ОН поймет, что мне не в чем признаваться, и мои мучения окончатся. Уже к ночи у меня начала болеть голова. Вначале ненавязчиво, а потом все сильнее и сильнее, мешая уснуть, мешая даже думать, пока не начался звон в ушах, и уже ближе к утру, я ощутила, как немеют мои пальцы. Как быстро. Всего два дня… а я уже и на человека мало похожа, даже на ноги встать не могу. Как и закричать…только подползти к двери и начать стучать в нее изо всех сил.

С рассветом ко мне в комнату зашла женщина…это, наверное, Цэцэг…она вернулась?

Цэцэг…тварь, ядовитая змея, которая думала вынудить меня предать моего мужа. Я помнила, с какого момента ко мне начали возвращаться воспоминания. Очень медленно. Как и раньше. Картинками. Навязчивыми галлюцинациями, когда я шаталась от головной боли и не могла открыть глаза, а перед ними проносились образы. Она позвала меня поздно вечером в сад, увела далеко в лабиринты, где нас никто не мог услышать под видом экскурсии по диковинному месту.

– Ты должна начать действовать, Дина.

– Действовать?

– Да. Пришло время, когда ты можешь отплатить Хану, а потом я помогу тебе сбежать, помогу уехать далеко в Монголию и спрячу тебя там. Ты уничтожишь Хана, и никто тебя не найдет.

– А моя семья? Что будет с ними?

– Они тоже уедут. Я была там сегодня, и мы этот момент обсудили. Послушай. Просто действуй, как я скажу.

Ее глаза лихорадочно блестели, и она оглядывалась по сторонам, всматриваясь в полумрак.

– Завтра он уедет из дома по делам, а ты проникнешь в его тайник.

– Какой тайник?

– В вашей спальне, за спинкой кровати есть тайник. Но ты не сможешь его открыть без ключа…ключ Хан носит в своем бумажнике. Когда он будет спать, укради его. Он все равно не заметит. И в его отсутствие откроешь тайник и возьмешь оттуда документы.

– Я…я не могу этого сделать.

Мысль о том, чтобы украсть что-то у НЕГО, казалась мне кощунственной, вызывала протест. Эти последние дни он был мягок со мной, если так можно вообще сказать о Хане.

– Почему? Что за глупости? Конечно, можешь. Ты ближе всех к Хану и единственная, кто имеет доступ к тайнику в любое время суток.

– Если…если он узнает, он убьёт меня! Что в тех документах? Зачем они нужны прямо сейчас?

– Кощеева смерть! В тех документах крах всей империи Дугур-Намаевых. Получим их и сможем лишить его большей части денег! Не переживай, ты свою долю получишь. А он…, – Цэцэг снова осмотрелась по сторонам, – когда он вернется, соблазнишь его, а потом подсыплешь в питье вот это.

Она протянула мне маленький пузырек.

– Это убьет его мгновенно. Пару глотков, и он будет мертв. Я прикрою тебя. Никто не узнает, от чего он умер. Яд вызовет кровоизлияние, и это и будет официальной причиной смерти. А ты к тому времени, как проведут вскрытие, будешь уже далеко…

Пока она говорила, я вдруг увидела перед глазами саму себя…стоящую на коленях, с залитым слезами лицом. Я кричу от дикой боли, кричу как в агонии и падаю на пол…мне больно, потому что я думаю, что он мертв…точнее, я не хочу в это верить. И эта боль настолько оглушительно сильна, что даже сейчас я пошатнулась и с ужасом посмотрела на Цэцэг.

– Я не могу…я…не могу его убить.

– Можешь. Он ведь может угрожать твоей семье, поверь, он бы прикончил тебя не задумываясь. Бери!

Ткнула пузырек мне в руку, но я, отрицательно качая головой, протянула его обратно.

– Я… я не буду этого делать, не буду.

Изо всех сил качая головой и отмахиваясь от нее дрожащими руками.

– Что значит не будешь? Ты в своем уме? Мы это сто раз обсуждали! Будешь! Вначале выкрадешь ключ, а потом отравишь этого ублюдка!

Я не верила, что она говорит мне это…она же его тетя, она же его родня.

– Ублюдок? Он же…он же ваш племянник. Родной. Ваша кровь. Как вы можете убить его? Как можете так хладнокровно говорить об этом? Вы в своем уме?!

– Да! Я в своем уме! Он