Дженнифер Блейк - Тигрица Страница 7

Мужчина, продолжая обнимать ее за плечи, издал какое-то невнятное восклицание, в котором Джессика угадала восхищенное удивление, подобное тому, которое испытывала она сама. Подняв руку, он коснулся рукой ее пылающей щеки, потом провел тыльной стороной ладони вдоль линии ее скул, остановившись только у заостренного подбородка. Его пальцы легко скользнули по полной нижней губе Джессики и продолжали свой путь по ее шее, на мгновение задержавшись там, где под тонкой светлой кожей бесился сумасшедший пульс.

Прошла еще какая-то доля секунды, и незнакомец медленно склонился к ней, как будто ему все еще мешали какие-то внутренние сомнения, а может быть, он просто давал Джессике время подумать и принять решение. Когда она не попыталась уклониться — а для этого у нее не было ни причин, ни желания, — его объятия стали еще более крепкими и жаркими, а в прорезях маски затрепетали густые тени ресниц. Следующим движением он ткнулся губами в щеку Джессики, ища ее слегка приоткрывшийся ему навстречу рот.

Это прикосновение отозвалось во всем теле Джессики словно удар электрического тока. Потрясенная силой этого ощущения, она машинально стиснула в пальцах край атласной накидки незнакомца и прижалась к нему всем телом, ища хоть какой-то опоры в мире, который внезапно пришел в движение и закружился вокруг нее в неистовом водовороте.

Последние признаки страха покинули ее, растаяли, растворились в золотом теплом сиянии, которое понемногу затопляло Джессику изнутри. Жаркий и жадный поцелуй незнакомца согрел ее неподатливые прохладные губы, и Джессика почувствовала, что вся горит словно в огне, а его язык уже принялся исследовать ее чуть влажную, тонкую кожу, слегка касаясь уголков рта и скользя по ее изогнутой наподобие лука верхней губе. Нисколько не спеша и даже, напротив, с нарочитой медлительностью, человек в маске продолжал легко целовать ее, постепенно его поцелуи становились все более смелыми. Они соединились так плотно, что даже едва заметная дрожь, даже неуловимое движение одного немедленно передавалось другому.

Одновременно его рука мягко и неторопливо скользнула по напряженной шее Джессики. Это прикосновение было таким легким, таким волнующим, что по коже ее побежали мурашки, и Джессика недовольно пошевелилась, когда ладонь незнакомца вдруг остановилась. Он понял, и его рука скользнула дальше, а растопыренные пальцы сомкнулись на ее полной груди решительно, властно и в то же время — осторожно и нежно.

Задохнувшись, Джессика широко открыла рот, пытаясь набрать в легкие побольше воздуха, и незнакомец немедленно этим воспользовался, чтобы сделать их поцелуй еще более глубоким. Вторжение его языка было неторопливым, скользящим, вкрадчивым. Он пришел не как завоеватель, а как вода, просачивающаяся в щелку плотины. Словно приглашая ее на танец, язык незнакомца слегка коснулся зубов Джессики и обежал небо плавным круговым движением, убеждая, уговаривая, соблазняя, и она ответила на этот понятный призыв, то наступая, когда он отступал, то увертываясь от его выпадов, то двигаясь вслед за ним по кругу. От этого горячая кровь потекла по ее жилам еще быстрее, и Джессика почувствовала внутри жаркое томление, в то время как ее тело жадно требовало все новых и новых ласк.

Пальцы мужчины незаметно скользнули в низкий вырез платья, осторожно поглаживая мягкий шелк ее напрягшейся груди. Когда они — случайно или преднамеренно — чуть коснулись ее соска, Джессика содрогнулась от наслаждения, которое растеклось по всему ее телу, пробудив в ней ощущения столь же сильные, сколь и невероятные.

Внезапно в мозгу Джессики зазвучал негромкий сигнал тревоги. Что с ней? Почему она лежит в объятиях постороннего мужчины в маске и позволяет ему ласкать себя? Неужели одного поцелуя — весьма искусного, надо отдать незнакомцу должное — оказалось достаточно, чтобы она позабыла все и вся? Или она настолько пьяна, что, едва избегнув одной опасности, готова снова рисковать всем, что у нее есть? Какое непозволительное легкомыслие! Какой скандал! Какое…

— Не бойся, — негромко прошептал незнакомец, на мгновение оставив в покое ее губы. — Я не сделаю тебе больно.

— Отпусти меня!..

В голосе Джессики прозвучала мольба, хотя она и собиралась произнести эти слова со всей возможной твердостью и решительностью.

Несколько мгновений незнакомец молчал, потом слегка приподнял голову.

— Ты действительно этого хочешь? Ведь сейчас все зависит только от нас, а другого случая любить друг друга нам может и не представиться. Все, что от нас требуется, это не совершить ошибки, о которой мы оба потом будем жалеть.

Глаза Джессики были широко открыты, но она почти ничего не видела. Она колебалась. Самым благоразумным было оттолкнуть его и броситься прочь. Джессика и помыслить не могла, что она способна поступить по-другому. Еще полчаса… нет, несколько минут назад она ни за что бы не поверила, если бы ей сказали, что она способна опуститься до уровня тех людей, которые, словно свиньи в хлеву, пьяно барахтались в объятиях друг друга в темной зале.

И все же руки, обнимавшие ее, были такими теплыми, такими сильными и надежными, а прикосновение губ таким обжигающе-чудесным, что отказаться от всего этого было выше ее сил. Далекие звуки самбы бились в крови Джессики, разжигая ее нетерпение и наполняя ее страстью, а желание щедро вознаградить незнакомца за его своевременное вмешательство подкреплялось нарастающим в ней чувством, которое было гораздо больше и выше обыкновенной похоти.

Потом Джессика подумала, сколько же времени прошло с тех пор, как она вообще испытывала какие-то чувства, если не считать той привязанности, которую она питала к своим близким родственникам. Сколько времени прошло с тех пор, как она позволяла себе что-либо чувствовать? Джессика даже не подозревала, что она способна на подобные безрассудные поступки, на сумасшедший экстаз, на это дикое наслаждение близостью. До сегодняшнего вечера она просто не осознавала, как ее тело изголодалось по ласке и как оно может ныть и болеть, требуя ее — совсем как заблудившийся в пустыне путник страдает от жажды, мечтая о глотке благодатной влаги.

Кроме того, она была в Бразилии, а не в Новом Орлеане. Никто не знал, кто она такая и откуда приехала, и ни одной живой душе не было дела до того, как она себя ведет и что делает. Здесь, на этой темной скамье, в этом пустынном дворике их было только двое — она и незнакомец, для которого она была не Джессикой Мередит, а безликой женщиной без имени и фамилии, которую он отыскал в темноте, в темноте же и покинет. Если она примет его дар — физическую близость, которую он так откровенно ей предлагает, — и превратит ее в радостное воспоминание, способное скрасить ей скучные, деловые будни, кто, посмеет обвинить ее? И кто узнает?