Рон Фауст - Когда она была плохой Страница 7

— Как это ни покажется странным — существует.

— И ваши люди держат обещание?

— Как ни странно — держат.

К ней вернулись сосредоточенность, внимание к собеседнику, его словам, движениям, глазам.

Я окинул взглядом комнату.

— Канелли поместил вас в настоящую дыру.

— Дуг был очень добр ко мне.

— Да, я вижу… Одежда, еда, квартира… Убежище.

— Вы хотели вложить в это какой-то превратный смысл?

— Что? Ни в коем случае. Я просто завидую. Мне бы хотелось иметь возможность быть добрым к вам.

Она не улыбнулась. Она была красива какой-то экзотической красотой; при приглушенном свете могло показаться, что она явилась с Востока. И говорила она с едва уловимым акцентом, который явно сохранился с детских лет.

— Знаете, Кристин, ваше спасение стало событием. Может, не самой большой новостью, но весьма заметной, которая разволновала людей. А вот ваше исчезновение из больницы — это действительно большая новость, настораживающая новость, и это может сказаться на вас, на членах вашей семьи и на ваших друзьях.

— Мои родители и брат погибли в авиакатастрофе во Франкфурте пять лет назад.

— Мне это известно, по телеграфу сообщили об этом… А другие родственники у вас есть?

— Двоюродные братья.

— Друзья?

— Знакомые.

— Почему вы сбежали?

— Сбежала?

— Из больницы.

— Это для печати?

— Да.

— Не ваше дело.

— Тогда не для печати.

— Опять-таки не ваше дело.

— О'кей.

— Чем это пахнет?

— Супом. Вы любите французский суп с луком?

— Если он настоящий.

— Это эрзац… Кристин, я испытываю какую-то амбивалентность.

— Очень модное словечко.

— …какое-то раздвоенное чувство по отношению к вам. Моя профессия обязывает меня писать правду.

— Должно быть, очень интересно узнать правду. — Она пожала плечами. — Начинайте писать.

— Я понимаю, что я не вправе лезть в вашу личную жизнь.

— Забирайте с собой вашу амбивалентность на кухню и взгляните на суп.

Я ждал улыбки, но, поняв, что ее не будет, поднялся и отправился на кухню. В доме не было кастрюли, поэтому я использовал глубокую чугунную сковороду; не было тостера, но я подрумянил хлеб в бройлере; не было сыра пармезан, но его вполне заменил чеддер. Я настрогал сыра в суп и сунул весь этот натюрморт в духовку.

Открыв вторую бутылку вина, я принес ее в комнату.

— Вы бежите от чего-то, — сказал я, — или, наоборот, к чему-то. Или одновременно от чего-то и к чему-то.

Снова могло показаться, что она улыбнется, но и на сей раз это было не так.

— Теза, — проговорила она. — Антитезис. Синтез.

— Я стараюсь мыслить как предприимчивый журналист. Ищущий сенсацию.

Наконец-то она улыбнулась. И сделала это широко и лучезарно.

Я подсел к ней на диван.

— Вы мне нравитесь, — сказал я.

— Я знаю.

— Это действительно так.

— Я знаю, но это не имеет значения.

— Пока что. В один прекрасный день это будет иметь значение.

— Скорее всего нет.

— В вас есть что-то таинственное.

— Вы меня не знаете, — возразила она. — Вы нафантазировали, а теперь хотите, чтобы я соответствовала вашим фантазиям.

— Мне кажется, что вы с какой-то чудинкой.

— В этом вы правы.

— Простите за откровенность… Вам пришлось много пережить.

— Я постоянно ощущаю голод, — сказала она.

— Да-да! — Я вернулся на кухню, вынул из духовки сковороду с супом и принес на обеденный стол. Затем отыскал пару мисок с изображением Микки Мауса и его семейства по краям, две ложки, вазу с присоленными крекерами и пачку масла.

Я съел одну миску супа; Кристин одолела три. У нее была пачка сигарет, и мы закурили, допивая вино.

— Среди прочих запасов на плоту был ящик сигарет в герметической упаковке, — сказала Кристин, — но не было спичек. — Сигареты — и только две пинты воды… затхлой, прогорклой воды… не было открывалки. Мы… мне пришлось протыкать банки ножом… Были рыболовные крючки, но всего лишь несколько ярдов лески и никакой приманки. Нашлась ракетница, но не было сигнального зеркала… Не было сети для собирания планктона… Изготовители плота много чего обещали, но снарядили плот отвратительно… Я много думала о людях, которых наняли для того, чтобы оборудовать спасательный плот…

То, что говорила Кристин, отнюдь не было каким-то грустным, дремотным воспоминанием о пережитом. Она говорила убежденно и сурово.

Внезапно она спросила:

— А вы — какой?

— Я не знаю, что вы имеете в виду.

— А вы подумайте.

— Ей-богу, не знаю… Я никогда не подвергался таким испытаниям.

— Испытаниям? Это все чепуха… Я подверглась испытаниям и теперь знаю о себе даже меньше, чем раньше. Вам можно довериться?

— Да, вы можете мне доверять.

— Я не думаю, что вы слишком глубоко заблуждаетесь. Может, это и не вполне точно и честно, однако…

— Вам нельзя здесь оставаться, Кристин.

— Я слишком устала…

— Мы пойдем ко мне — на ваших условиях. Идет?

Закрыв глаза, она медленно покачала головой.

— Я оставлю Дугу деньги за одежду, еду и квартиру. Вам нельзя здесь оставаться. Пойдемте прямо сейчас со мной. Я могу остаться на судне, если вы захотите.

— У вас есть судно?

— Небольшое суденышко… Вы можете оставаться у меня дома, а я переночую там.

— Парусная шлюпка?

— Нет, настоящая яхта, можно сказать, крейсер в миниатюре.

— Я не могу оставаться, не могу идти…

— Надо идти.

— Вам не следует ничего ждать от меня…

— Договорились.

— Ничего… Ничего-ничего-ничего!

— Идемте сию же минуту.

— Я выпила слишком много вина… Я пьяна. Эта жизнь — гадкая, ужасная шутка. Кажется, я презираю вас… Я не знаю… Ну ладно… Да-да, я иду с вами…

Глава седьмая

Я вручил Кристин сумму, которой должно было хватить, чтобы заплатить за квартиру, купленную одежду и еду, и она оставила деньги на обеденном столе вместе с запиской к Канелли. Я быстро прочитал записку, пока Кристин находилась в спальне. Почерк у нее был симметричный и округлый, как в учебнике Пальмера.

Мой дорогой Дуг.

Очень сожалею, но я должна уйти и сделать это без всяких объяснений. Прочность дружбы не зависит от ее стажа; ты навсегда останешься для меня другом, сыгравшим совершенно особую роль в моей жизни. Ты спас мне жизнь, но это было скорее всего лишь делом случая; главное, что ты добротой своих намерений также спас мое нутро, мою сущность. Я не могу сейчас сказать большего — незнакомец прочтет это до тебя. Не беспокойся обо мне, со мной все хорошо.

С любовью Кристин.

Слова «незнакомец прочтет это до тебя» царапнули меня, и мне вдруг захотелось оказаться человеком, который не подтвердил бы этих грязных ожиданий.

Мы навели порядок в квартире, собрали нехитрые пожитки Кристин и поехали к дому, который я снимал в восточной части острова. Это было небольшое современное бунгало, меблированное в стиле, который один мой приятель назвал «люмпен-пролетарской эклектикой». Но бунгало было уединенным и удобным, с двориком, заросшим деревьями и кустами и живущим среди этой чащи пересмешником, который подражал крикам кошек и детей.

— Вы, наверное, обессилели, — сказал я. — В спальню ведет вон та дверь.

— Я недостаточно обессилела, чтобы заснуть. Мне неприятно видеть картину, которая встает у меня перед глазами, когда я их закрываю.

— Может, что-нибудь выпьете? Кофе?

Она покачала головой.

— Я расскажу вам об этом. Не для печати.

— Вы не обязаны это делать.

— Я знаю.

Небольшая семья Кристин погибла в авиакатастрофе в Германии; внезапно у нее не стало дома и обязанностей, не стало будущего, за исключением того, которое она сама могла для себя создать; после окончания колледжа она обратилась в ряд фирм, которые предлагали работу иностранцам. Измени образ жизни, сказала она себе, затеряйся на другом континенте, среди чужой культуры.

В ответ на дюжину своих обращений она получила два предложения. Согласно первому, более выгодному в финансовом отношении, ей предлагалось заключить контракт на обучение американских детей в Саудовской Аравии. Но ей не хотелось менять не столь уж пуританское американское общество на фанатично-строгое мусульманское. Она мечтала оказаться в Риме, Париже или Буэнос-Айресе. Второе предложение исходило от английской фирмы «Бритек ЛТД», которой требовался секретарь офиса в столице Колумбии Боготе. Она ничего не знала о Колумбии, жалованье было меньше того, на которое она могла рассчитывать в Соединенных Штатах, и, похоже, место не сулило никаких перспектив. Все же она приняла предложение.