Француаза Бурден - Искушение страстью Страница 7

Юдифь… В темном карцере он постоянно думал о ней, и она превращалась в навязчивую идею земли обетованной. Это сделало его возвращение еще большим кошмаром, чем само заключение. С тех пор он не мог больше произносить имя жены, тем более имя маленькой Бетсабе.

– Шарль! – раздраженно позвала Клара.

Молчание сына выводило ее из себя. Она, как всегда, решительно брала курс на будущее, перестраивая свою жизнь и жизнь своего клана. Эдуард похоронен, в Валлонге их больше никто не задерживает; она вдруг почувствовала, что торопится вернуться в Париж, заняться своими делами, надо было связаться с советником, подвести итоги. Их особняк, каким-то чудом не конфискованный, не сильно пострадал. Во всяком случае, так утверждала бывшая горничная, с которой она поддерживала переписку. В столице, конечно же, еще многого не хватало, были трудности с провиантом, но все это уже не так важно. Для Клары война слишком затянулась, и она торопилась ее закончить.

Шарль повернулся к матери, и та стала внимательно разглядывать его. Солнце Прованса оставило на нем легкий загар, но и он не мог скрыть впалых щек и кругов под глазами. Шарль был почти лишен плоти и сутулился, будто вся тяжесть мира легла ему на плечи. Он выглядел на десять лет старше своих лет, и его чудесные светло-серые глаза были затуманены мрачной поволокой.

– Ты начнешь нормально есть, – вдруг отчеканила она, – общаться и вернешься к жизни. А еще…

– Мама!

– Нет, я же не прошу тебя смеяться! Но стань снова самим собой, черт побери!

В гневе она поднялась и подошла к нему.

– Мой милый Шарль, у тебя нет выбора. Твой мрачный вид распугает всех клиентов: никто не поверит, что ты способен выиграть процесс. И потом, подумай о детях – просто недопустимо опять навязывать им такую жизнь. Все эти годы они видели только угрюмые или тревожные лица. Подумай и обо мне! До сих пор я держалась хорошо, но теперь мне нужна помощь. Я ее получу?

Клара знала, что сын не будет говорить о Юдифи и Бет, что эти имена не сорвутся с его уст. Ему нечем было защищаться, нечего возразить – и она этим воспользовалась, она была просто вынуждена.

– Ты меня слышишь, Шарль? Я могу рассчитывать на тебя?

– Конечно, мама, – ласково согласился он. На мгновение перед таким напором его лицо осветилось подобием улыбки, но печальная маска тут-же заняла свое место.

– Надо организовать переезд, – продолжала она. – Продумать тысячу мелочей, а на Мадлен нельзя положиться.

Клара не строила иллюзий насчет невестки: Мадлен можно было вести куда угодно, она соглашалась на все предложения, но сама не проявляла никакой инициативы. Что же до Шарля, то если он будет вести себя так же безучастно, то станет только обузой для семьи.

– Я не могу все делать одна, Шарль!

Последние слова вывели его из молчания, как будто он только сейчас осознал, с какими трудностями сталкивалась его мать. Она была права: Мадлен не может утешить даже собственных детей, а Юдифи с ее неистощимой энергией и бесшабашной радостью здесь больше никогда не будет.

– Сейчас многие женщины ищут работу, – объявил Шарль, – ты легко наймешь слуг. Всех пятерых детей я определю в лицей – это в первую очередь. Мальчиков в Жансон-де-Сайи, Мари в Виктор-Дюруи. Завтра я найду в деревне человека, который будет присматривать за домом. Мы ведь не можем просто закрыть ставни и уехать. И потом, кто знает, в каком поезде у нас будут места…

Клара старалась ничем не выдать удивления, но он в первый раз после возвращения из Германии произносил такую длинную речь. Успокоенная, она одобрительно кивнула. Шарль говорил о пятерых детях – значит, он готов взять ответственность не только за своих детей, но и за детей брата.

– Алена будет очень трудно убедить, – предупредила Клара. – Он сильно привязан к Валлонгу…

– Ну и что? Один-то он здесь все равно жить не будет.

На этот раз в его голосе не осталось и следа нежности. Может быть, не стоило ждать от него слишком многого на первый раз. Но главное было не разделять кузенов: Клара была уверена, что они стали необходимы друг другу. Они образовывали единое целое, и такая солидарность позволяла им до сегодняшнего дня переносить все беды.

– Что касается поезда, – продолжал Шарль, – я тебя предупреждаю: нас ждет целая экспедиция! Железнодорожники и американские солдаты не могут так быстро все восстановить…

Военные эшелоны все еще имели абсолютный приоритет, а переполненные гражданские поезда часами простаивали на путях и в депо. В стране царил хаос, путешествия были делом рискованным, но люди после долгих лет войны и вынужденной оседлости горели желанием куда-то ехать.

– Я вам не помешаю? – входя, спросила Мадлен.

Она принесла пачку писем, положила ее на круглый столик перед Кларой. Мадлен никогда и в голову не приходило, что она сама может их разобрать: она с обычной покорностью ждала, чтобы свекровь отдала письма, адресованные ей. Вообще-то большинство писем было адресовано Кларе; она пробормотала:

– Опять эти соболезнования…

Своих знакомых у Мадлен не было. Что до Эдуарда, то у того тоже никогда не было большого количества друзей. Коллеги из госпиталя предпочитали писать Кларе: для них она была вождем клана Морванов.

– Хотите, я сделаю еще чаю? – вежливо предложила молодая женщина.

Речь шла о противном суррогате, к которому им все-таки пришлось привыкнуть. Мадлен взяла чашку с треснувшим блюдцем и, уходя, бросила короткий вопросительный взгляд на Шарля – тот покачал головой.

– Сильви просит поцеловать тебя, – сказала Клара Шарлю, откладывая очередное послание. – Она очень печалится за тебя, да, по правде сказать, и за всех нас…

– Малышка Сильви?

Дальняя родственница, она была подружкой невесты на его свадьбе, он ее плохо помнил. Зато образ Юдифи в белом платье тут же возник в его памяти с невыносимой отчетливостью.

– Это было так давно… – безжизненным голосом обронил он.

Шарль не хотел вспоминать ни изящные руки Юдифи, держащие букет, ни изгиб ее шеи, когда она стояла на коленях перед алтарем. Ни тот день, когда он вошел к ней и увидел, как она кормит грудью Бет, лежащую у нее на руке. Моменты полного счастья. Счастья больше не будет никогда – оно погибло среди ужасов концентрационных лагерей.

– Пойду пройдусь, – резко бросил он.

Мать не успела сказать ни слова, а он уже вышел из библиотеки. Воздух снаружи был теплый, дивно благоухал, но ему было плевать. Он пересек парк, прошел вдоль дороги и поднялся на холм. Где-то на середине склона открывался роскошный вид на Альпы и долину Моллеж. Его взгляд блуждал среди оврагов, ущелий, отвесных скал, вырисовывавшихся в резком свете. Когда они с Эдуардом были детьми, Клара водила их сюда на пикник. В то время она уже была вдовой, но крепилась перед сыновьями. Неужели у него окажется меньше мужества, чем у нее?