Салли Боумен - Темный ангел Страница 72

Гвен отпила глоток вина. Беседа под руководством Мод перешла на другие темы. Гвен почувствовала себя смелее. Ее планы начинали вырисовываться. Друзья, сказала она себе, друзья в высших сферах, в армии, словом, друзья – вот то, что ей нужно. Друзья, которые по ее просьбе могли бы потянуть за нужные ниточки. Мальчика следовало пристроить в штаб, возможно, адъютантом, подальше от передовой. Окленд… с ним все было в порядке: выпуск с отличием, успешно сданные сложные экзамены на гражданскую службу, предстоящее назначение в министерство иностранных дел. Окленду пророчили блестящее будущее – Гвен видела его не иначе как послом. Оставался Фредди. У Фредди, решила Гвен, окажется слабое здоровье. Она сосредоточилась на больном сердце, плоскостопии и снисходительных докторах.

Теперь она уже совсем воспрянула духом. Она начнет свою кампанию сразу же после обеда, сказала себе Гвен. Никаких задержек – первым делом переговорить с Мод и Монтегю.

Посмотрев в сторону Штерна, одетого по случаю торжества в серо-зеленый смокинг с настоящим золотым шитьем (Констанца метала на него завистливые взгляды), Гвен не могла не признать, насколько изменилась жизнь Мод с появлением сэра Монтегю. Без лишнего шума Мод позволила итальянскому князьку убраться из ее жизни. Мод больше не нужно было постоянно оплачивать чьи-то денежные счета, переезжать с места на место, испытывать неуверенность и собственный характер с вереницей молоденьких подружек своего князя. Теперь на ее попечении был только роскошный особняк в Лондоне, выходивший окнами на Гайд-парк, купленный для нее Штерном. Она одевалась только в Париже, у лучших портных. Ее салон набирал популярность в высшем свете. На приемах в ее лондонском доме собирались сливки общества: члены королевских семей, британской и европейских; магараджи; богатые американцы, с которыми у Штерна были деловые контакты; разные знаменитости из мира искусства. Гвен чувствовала себя с ними бедной родственницей, деревенщиной, случайно затесавшейся в изысканное общество.

Мод же устраивала вечеринки для Ballets Russes, приглашала Дягилева на чай. Она стала постоянной посетительницей «Ковент-Гарден», правда, Штерну приходилось объяснять ей содержание опер. Художник Огастес Джон только что закончил ее портрет. Мод имела все основания торжествовать – она стала вровень со знаменитой старейшиной высшего света – леди Кьюнард.

Эти триумфы Мод казались Гвен потрясающими. Она не завидовала успехам Мод в свете, она любила Мод с ее добрым сердцем и проницательным умом. Но иногда, глядя на Мод, Гвен ловила себя на мысли, что в самой глубине сердца она немного завидует ей. В конце концов, Мод была старше ее, и хотя ее возраст держался в глубочайшей тайне, но, если верить Дентону, давно перевалил за четвертый десяток. И все же в свои сорок семь, сорок восемь? – рядом с Мод был мужчина: умный, надежный, здравомыслящий, воспитанный. Мужчина, который был моложе ее, он полон энергии и жизненных сил. Словом, Мод имела и любовника, и друга. А Гвен проводила дни со стариком, которого доводилось опекать, как сына.

Временами Гвен тоже предавалась мечтаниям – как хорошо было бы иметь рядом с собой мужчину, на которого можно опереться, которого можно просто обнять и поцеловать. Увы, этого у нее нет, и никого подобного она не собиралась заводить, довольно с нее одного Шоукросса. Ее лучшие дни остались в прошлом. В свои сорок два года Гвен чувствовала, что прошла вершину холма и теперь двигалась по пологому склону. В глубине души она не жалела об этом, так намного спокойнее. В конце концов у Мод не было детей, а она была матерью – вот в этом заключалась полнота ее жизни.

«Дорогие мои сыновья, – подумала Гвен, почти причисляя к ним и Дентона, – дорогая моя семья».

– Медсестра, – звонкий голос Джейн Канингхэм оборвал ее мысли. – Да, я записалась в медсестры, – повторила Джейн. – Подготовка начнется буквально с завтрашнего дня, а необходимые запросы я подала еще месяц назад. Так что, думаю, меня должны принять.

– О, а я буду вязать солдатам теплые вещи, – вмешалась Констанца, строя глазки Монтегю Штерну, – пока что, правда, никак не выходит, но я обязательно научусь. Буду вязать, не покладая рук шапочки, свитерочки, всякие носочки и поясочки. Как вы считаете, сэр Монтегю, я исполню этим свой долг? Как женщина?

Штерн, сидевший рядом с Констанцей, улыбнулся. Он прочитал насмешку в ее словах, как и Джейн, в адрес которой и предназначалась колкость.

– Вполне, – вежливо ответил он, – только я не представляю тебя вязальщицей, Констанца.

– Все же мы тоже можем помочь хоть чем-нибудь, – смутилась Джейн. – Я не имела в виду, что… просто медсестры всегда…

Медсестры? Гвен, нахмурившись, посмотрела на нее. Джейн ей нравилась, но сейчас ее слова задели Гвен. «Моим сыновьям не нужны никакие медсестры», – об этом она позаботится.

Гвен склонилась и, протянув руку, коснулась руки Штерна.

– Монти, дорогой, – сказала она, – можно вас после обеда на два слова?

– Ну, сколько еще ждать? – требовательно спросил Фредди, прислушиваясь к смеху и тихим переговорам за ширмой в комнате Констанцы.

– Недолго. Подожди, Фредди. Стини, стой спокойно… и перестань смеяться, я не могу подрисовать…

Фредди пожал плечами и зашагал взад-вперед по комнате. Его почему-то раздражала настойчивость, с которой Констанца потребовала, чтобы он присутствовал на их со Стини маленьком представлении. Обед давно закончился, а с обещанным подарком снова все затягивалось. Однако не стоит выдавать своего раздражения. Фредди понимал, что здесь лучше не настаивать. Не стоит слишком протестовать, иначе Констанца, сердито тряхнув головой и топнув ножкой, заберет назад обещание. Так что лучше не жаловаться. Тем более что в долгом ожидании есть прелесть остроты, что известно Констанце. Ее излюбленное словечко, которое она постоянно бросала Фредди, было «жди», так что Фредди только забормотал что-то себе под нос. Вышагивая по комнате, он закурил сигарету, с любопытством оглядывая обстановку.

Несколько лет назад Констанца перебралась из детской в эти комнаты и сразу устроила там все на свой лад. Эта гостиная, к примеру, стала чем-то вроде штаба для самой Констанцы, Стини и Фредди. Они укрывались здесь, когда активность старших членов семьи угрожала стать чрезмерно навязчивой. Для самого Фредди эта комната оставалась загадкой – ключом к тайне самой Констанцы.

Когда Констанца перебралась в эту комнату, ее заново отделали. Расцветки подобрали неброские и добавили множество разной мишуры: кружевные занавески, маленькие украшения, декоративные подушечки. Но в этот порядок вмешалась другая, более сильная рука: Констанца завладела комнатой и оставила на ней свой отпечаток. Теперь она больше походила на цыганский табор или шатер кочевников. Кресла Гвен были покрыты коврами и обрезками блестящей ткани, которую Констанца отыскала на чердаке, светильники заменены кусками яркого шелка, в комнате постоянно горели свечи. На старой ширме, за которой сейчас секретничали и хихикали Констанца и Стини, она налепила уйму красочных вырезок из модных изданий и нарисованных специально для нее Стини. Возле окна стояла большая бронзовая клетка, в которой сидел пунцового цвета попугай. Под ней расположились другие питомцы Констанцы и Стини: белая крыса по имени Озимандиас (ее притащил Стини), аквариум с золотыми рыбками и уж, подаренный Констанце Каттермолом. Она обожала эту змею, вечно сонную и совершенно безобидную. Таскала ее в кармане, позволяла обвиваться вокруг своей руки, дразнила ею Мод. Она была почти так же предана этой змее, как и Флоссу, и это тоже нравилось Фредди. Констанца, очевидно, предпочитает животных людям, иногда думал он.