Сьюзан Ховач - Грехи отцов. Том 1 Страница 77

Я решил не ставить себя в смешное положение. Сцены после рождения Эрика меня многому научили, и теперь я постарался хорошо себя вести в детской. Да, я забегал к Келлерам два или три раза на неделе; да, я всегда приносил какой-нибудь маленький подарочек, но я никогда не оставался более десяти минут и не тратил более пяти долларов. Каждые две недели по субботам Эрика привозили к нам в гости на Пятую авеню, но никогда по этому поводу я не устраивал большой суматохи, и когда приезд внука отменялся, я просто говорил: «Ну, очень жаль», — и уже больше об этом не заговаривал. Я сделал несколько его снимков, но только несколько; я играл с ним в детской, но не так уж часто; и когда Алисия любезно говорила: «Не правда ли, он очарователен?», я просто отвечал: «Да, вполне».

По субботам, когда Эрик нас не навещал, мы обычно ездили в гости к Вивьен, которая теперь обосновалась не в Куинсе, а в шикарном жилом комплексе в Вестчестере[14]. Сэм сказал Вики, что в интересах Эрика Вивьен должна жить в шикарном квартале, и Вики не стала с ним спорить. Так же, как и я. Я никогда не вмешивался, никогда не жаловался, однако я знал, что один вид матери выводит Вики из себя. Но распоряжался всем Сэм. Это была его семья, и Вивьен стала его проблемой. Я просто продолжал оставаться образцовым дедом и стоял на пути Вивьен.

В апреле 1952 года праздновался второй день рождения Эрика. Для своего возраста он был высоким и крепким. Вики отпустила ему слишком длинные кудри, но я по этому поводу не сказал ей ни слова. Благодаря своим темным глазам он выглядел больше похожим на Сэма, чем это было на самом деле. Он уже связно разговаривал, и — разумеется, был очень смышленым. Я купил ему огромного мягкого жирафа и танк с вращающейся орудийной башней, а также игру — дырчатую доску, в которую большим деревянным молотком надо забивать большие деревянные гвозди. Я знал, что должен ограничиться всего одним подарком, но двухлетие — достаточно важная дата.

На этом празднике была и Вивьен. Она принесла шесть подарков, все совершенно бесполезные, и кудахтала над малышом так, что мне стало дурно. Мы с Алисией ушли рано.

Праздник состоялся в субботу. В понедельник в девять часов утра Сэм вошел в мой кабинет и пригласил меня вечером в кафе поговорить об одной из своих семейных проблем.

— Какой именно? — спросил я неуверенно.

Он поглядел на меня, как будто не поверил, что я задал этот вопрос всерьез, и сказал только:

— У меня сегодня совещание во второй половине дня в центре. Мы с тобой можем встретиться в баре Кинг Коула в гостинице «Сент-Реджис» в шесть часов.

По старой памяти я предложил:

— Приходи ко мне домой, выпьем!

— Нет, Нейл, — сказал он. — Я думаю, будет лучше, если мы встретимся на нейтральной почве.

Я почувствовал себя так, как будто в моем офисе произошло землетрясение и пол разверзся под моими ногами. Это была демонстрация силы. Похоже, он зажимал меня в тиски.

— Как скажешь, — бросил я небрежно и сделал вид, что продолжаю прерванную работу.

Целый день я провел, пытаясь догадаться, что меня ждет. Три раза я чуть не позвонил Вики, и три раза в последний момент передумывал. Возможно, что Вики вовсе не знала об этой так называемой семейной проблеме, но если она знает, то я мог бы ее расстроить своим допросом, а если я расстроил бы Вики, то я сыграл бы на руку Сэму.

Я попытался успокоиться, но ужасные мысли, вырвавшись из потаенных уголков моего сознания, одолевали меня. Может быть, это долго откладываемый удар в спину за то, что я увел у него Терезу? Нет, это было невероятно, потому что Сэм до сих пор влюблен в Вики, и Тереза уже для него давно ничего не значит. Но, в таком случае, что же он имел в виду?

Я продолжал сидеть за своим столом и время от времени, примерно каждые десять минут, издавал стон. У меня было безумное желание броситься наверх в кабинет Сэма, схватить его за рукав и умолять: «Не делай этого, Сэм, что бы там ни было, не делай!»

Я думал, что хорошо бы оказаться снова в прошлом. Я хотел бы снова попасть в то лето 29-го, когда мы с Сэмом прожигали жизнь, напивались самогоном и танцевали под «Александер Регтайм бэнд».

Мне удалось взять себя в руки. Ностальгия ничего мне не даст. Быть сентиментальным — значит проиграть. Я должен был действовать мягко, осторожно, быть начеку, а если Сэм попытается нанести мне удар, обезоружить его и нанести ему ответный за то, что он такой глупый.

Но Сэм не был глупым, он не стал бы наносить мне удар, если бы не был уверен, что он уже меня победил…

— О, Боже! — сказал я и направился к бару, но не стал наливать себе виски. Еще рано приниматься за бутылку. Я сделаю это позже, когда станет ясно, что у Сэма на уме. Наверное, он готовит мне упрек в том, что я дарю Эрику слишком много подарков. Я был слишком нервозен, пытаясь в своем воображении превратить своего лучшего друга в какого-то убийцу, а себя обвинить в непорядочности. Моя совесть чиста. У Терезы с Сэмом все было кончено. Я искренне верил, что Сэма она больше не интересовала. Тереза в той или иной степени сама пригласила меня к себе в постель. Я не соблазнял, а был соблазнен. Я был жертвой колоссального недоразумения.

Кого ты пытаешься провести, Корнелиус! Тебе хочется, чтобы было так, но как обстояло дело в действительности?

— Я полагаю, тебе приходилось бывать в моей картинной галерее, Тереза?

— Конечно! Там замечательная композиция.

— Ну, я очень тщательно отбираю художников, которых я выставляю. Я должен быть очень высокого мнения о художнике, прежде чем выставить его… или ее…

По правде говоря, я имел влияние и использовал его. Тереза, сбитая с толку, в постоянных беспокойствах о работе, не могла упустить свой шанс.

— Извини меня, Корнелиус, я не собиралась говорить ему о выставке, но он хотел купить у меня одну из моих картин…

Я не хотел бы, чтобы Сэм так скоро узнал о выставке. Должно было бы пройти некоторое время, чтобы соблюсти приличия и не дать ему уловить связь между спальней и выставочным залом, но все произошло чрезвычайно быстро, один отвратительный эпизод сменился другим. Из такого неудачного сочетания неприглядных фактов Сэму оставалось вынести единственное заключение, но он ничего не сказал, и позже, на выставке, ни одним намеком не показал, что сердится на меня за то, что я сделал. Позже я хотел вызвать его на разговор, приготовил специальную речь: «Из-за моих личных неприятностей я очень ее хотел, а это был единственный способ добиться ее — привлечь к себе посредством ее искусства…» Подобное утверждение показалось мне неким оправданием завоевания Терезы, при таком объяснении это было меньше похоже на коммерческую сделку и больше выглядело как некий безумный поступок мужчины, отчаявшегося от своей неполноценности; хотя это объяснение должно было бы показаться Сэму отвратительным, по крайней мере, оно имело то преимущество, что было правдивым.