Джулия Стоун - Леди Генри Страница 8

Возвращаясь в замок, Готфрид увидел у фонтана темно-зеленый автомобиль Анри с оснеженными колесами и опрокинутым отражением деревьев в стеклах. Он вспомнил белые краги, молодое лицо с подвижными желваками, то, как уверенно держал себя Анри за рулем на ночной извилистой дороге, и как, взбегая по лестнице в восьмом часу утра, он пожелал Джону доброй ночи. Все это вызвало в нем улыбку.

К обеду он спустился в своем обычном настроении, гладко причесанный, в сером зауженном пиджаке. Анри уже сидел за столом, ловко расправляясь с рыбой.

– Приветствую, господин воспитатель! – воскликнул он. – Все ли благополучно? Хорошо устроились?

– Да, Анри, благодарю вас. Привыкаю к уединению этого места. Совсем по-другому ощущаешь себя. И в конце концов, осознаешь, что такое город. Трясина…

– Трясина, что и говорить!

– А могу я узнать, когда вернется граф?

– Признаться, сам не ведаю. Но примерные сроки, конечно, обозначены. Если ничто не задержит, через два дня отец вернется. Ну, что же вы? Рекомендую, лосось отличный! Уотсона я отослал. Это у отца пунктик насчет этикета. А мне китайские церемонии ни к чему.

– Хорошо провели время в Хай-Уикоме?

– Как сказать… Пожалуй, не особо. Слишком большая компания, шум… Но по-другому там бывает редко. Бридж, триктрак по маленькой. Зато море разливанное всяких напитков. Ничего особенного, – закончил он.

Джон кивнул. Анри, наполняя фужеры вином, поглядывал на него с улыбкой.

– Как ваш ученик? Уже познакомились?

– Нет. Я даже его не видел. Похоже, он избегает встречи со мной.

– Ха-ха-ха! Еще бы! Отец предупредил его, что на этот раз воспитатель будет не чета прежним, и, в случае чего, поколотит. Юный граф усваивает эту информацию. Ну, Бог с ним! Не станем торопить события. А вообще, Ричард хороший парень.

Джон мысленно повторил эту фразу. В тот день он так и не увидел своего воспитанника. Зато Анри водил его на конюшню, где благодушно показы вал свое главное сокровище – статных коней с лоснящимися спинами. Потом Джон долго ощущал на ладонях запах конского пота, запах благородных животных. Он лег в постель в странном настроении, уснул с головной болью и в смутном сне видел полотна какого-то художника с тихим морем и виноградом. Проснулся посреди ночи и долго не мог заснуть. Почему он вдруг вспомнил: в распахнутых воротах, – светлых, но уже помутившихся, – метнувшаяся маленькая фигура в меховой куртке? Он снова уснул на рассвете, и ему снились кони, их черные косящие глаза, гривы, как флаги, тихое ржание в сумерках и какие-то люди у костра…

Потом прошел еще один день. В пятницу Джон вдруг пал духом. В субботу слышал звон колокола, и это его поразило и расстроило, а потом в гостиной горел камин и весь вечер играли пластинки. Джон понемногу читал; Анри развлекал его беседой. Когда зазвонил телефон, и молодой граф вышел, Джон затылком почувствовал чей-то взгляд, и, обернувшись, заметил раскачивающийся шнур светильника. В воскресенье из своего окна Джон видел, как Ричард с няней садится в экипаж, чтобы ехать в церковь. Возвратился граф Генри.

После обеда, где Ричард вновь не появился, граф пригласил Джона в кабинет, куда подали кофе.

– Надеюсь, мистер Готфрид, Анри не дал вам скучать. Я поручил вас его заботам. Анри – моя правая рука. Добрый мальчик, – говорил, посмеиваясь, граф.

Джон сел в кресло, предложенное ему. Они спокойно разговаривали, курили тонкие папиросы, которые граф достал из антикварного ящика, украшенного эмалью и гравировкой. Внизу завелся автомобиль; граф подошел к окну, и вечерний зыбкий свет обрисовал профиль пятидесятилетнего мужчины, еще замечательно красивого: нос с горбинкой и тяжелый подбородок.

В комнате, откуда были видны убеленные башни и зубчатые стены, полускрытые деревьями, на Джона вдруг пахнуло ветром, воочию предстал залив Моркам в шторм, грохот стихии и брызги, брызги… Он сидел на камнях. Его светлый костюм превратился в тряпку, новые туфли были полны воды, а он наслаждался буйством, жизнью. Потом поехал в Ланкастер, зашел в кофейню, и немец-кельнер налил ему портвейна.

– Вот что, мистер Готфрид, я думаю, мы довольно дали времени юному графу побаловаться. Уотсон говорил мне, что он устроил тут за вами настоящую слежку. Ну и довольно!

Граф позвонил.

– Стив, сообщите миссис Уиллис, что я желаю видеть господина Ричарда немедленно, – сказал он вошедшему в кабинет молодому слуге.

Через четверть часа раздались торопливые шаги, и в кабинет порывисто вошел подросток с тонкими чертами лица.

– Вы хотели меня видеть, отец? – спросил он.

– Да, Ричард, мне необходимо с тобой поговорить, – ответил Генри.

Следом за мальчиком вошла дама в розовой блузке, черной юбке, из-под которой торчали полные голени в чулках. Дама была пышнотела, тридцати с небольшим лет, имела цветущий вид – настоящая обывательница.

От быстрой ходьбы она часто дышала, и бант на ее груди вздымался едва ли не до подбородка. Опустив глаза, она приветствовала графа, разговаривая, с сильным валлийским акцентом.

– Итак, мой мальчик, – продолжал граф Генри, – мне необходимо поговорить с тобой и представить нового воспитателя. Он займется проверкой твоих знаний, а также подготовкой к экзамену. Мне нужны результаты, Ричард! Результаты, а не бесконечные жалобы! И теперь при тебе я передаю мистеру Готфриду свою отеческую власть. Будь благоразумен, мой мальчик, и прилежен.

Увидев Джона, Ричард, весь вспыхнув, презрительно посмотрел на него, не удостоив даже приветствия. С его языка уже готова была сорваться какая-то дерзость, но миссис Уиллис положила руку ему на плечо и сжала, да так, что кончики ее белых пальцев покраснели. Ричард сдвинул брови, но взгляд не отвел. Это была странная минута. Ребенок словно испытывал Готфрида.

– Хорошо, отец, я приму ваши слова, как должное, – сказал наконец Ричард, – но у меня вопрос.

– Ну же.

– Вы не рассердитесь?

– Нет.

– Нет, правда, не рассердитесь?

– Не рассержусь, Ричард, говорю же тебе!

– Мистер Готфрид будет проводить со мной все время?

– Да, он будет заниматься с тобой, и занятия эти потребуют немало усилий и времени.

– А миссис Уиллис? Что будет с ней?

– Она, конечно же, останется при тебе, Ричард!

– И будет жить в нашем замке. Так или нет?

– Конечно.

– А! Ну слава богу. Бедняжка миссис Уиллис! Я так волновался за нее, но теперь спокоен! Она останется в замке, будет ловить каждое ваше слово, реветь в своей комнате по ночам, и писать вам любовные письма, которых у нее уже целая стопка.

Дама охнула и залилась краской. Лицо ее сделалось пунцовым, и светлые, подстриженные по моде волосы, только подчеркнули этот отчаянный колер.