Мария Воронова - Клиника верности Страница 8

Сразу за перроном начинался сумрачный лес, высокие конические ели под снежными шапками еле виднелись на фоне стремительно темнеющего неба. Жанна поежилась от холода. Нужно искать телефон, но она медлила. Сердце подсказывало ей, что Илья в этом таинственном, мрачном лесу бредет в темноте, задевая тяжелые еловые лапы, и снег с тихим шелестом осыпается с них. Она несколько раз пробежалась по перрону туда и обратно, помахала руками, чтобы не замерзнуть. «Подожду ровно двадцать минут», — решила она.

За эти двадцать минут она протоптала широкую дорожку на свежем снегу перрона.

Вдруг Жанна заметила, как от леса отделились две маленькие тени.

Она побежала к ним. Один силуэт — незнакомый, а второй — маленький, быстрый, с лыжами на плече… Конечно, это Илья! Она крикнула, замахала руками. Илья прибавил шагу ей навстречу.

…Всякое случалось в ее жизни, но ни до, ни после она не была счастлива так, как в тот зимний вечер, когда, насквозь промерзшая, бежала навстречу любимому на маленькой железнодорожной станции.

Лыжники слегка одурели от холода, то глупо смеялись, то стучали зубами. Хорошо, быстро подошла электричка в город. Жанна усадила их рядышком, закутала в плед и принялась поить чаем из термоса, жалея, что не сообразила купить по дороге водки. Выпив крепкого сладкого чаю, ребята пришли в себя и рассказали, как, увлекшись катанием по неглубокому снегу, заплутали в трех соснах. Кажется, они оказались первыми лыжниками в этом сезоне, накатанной лыжни не было, и они принялись сами ее прокладывать, благо это оказалось нетрудно. Ни тот, ни другой местности не знали, но возвращаться к станции решили почему-то не по собственным следам, а коротким путем, который они якобы вычислили.

— Ты знаешь, м-мох, ок-казывается, р-растет не на северной стороне дерева, а где попало, — пожаловался Илья.

— И муравьи какие-то неформалы, — засмеялся его приятель. — Или у них компас сломался, не знают, где юг.

Проблуждав целый день по лесу, оба не утратили присутствия духа и рассказывали о пережитом как о веселом приключении. За это Жанна еще сильнее полюбила Илью.

Приятель поехал домой, а Илью она повела к себе в общежитие. Соседка по комнате не рассердилась из-за их внепланового вторжения, наоборот, подмигнув Жанне, быстро собралась в гости.

Жанна уложила Илью в постель, накрыла тремя одеялами и шалью, надела на него носки из овечьей шерсти, но Илья продолжал настаивать на том, что ему очень холодно. Пришлось раздеться и лечь рядом. Они обнялись, Жанна принялась растирать ему спину, чувствуя, что любимого до сих пор колотит дрожь.

Он жадно целовал ее, прятал лицо у нее на груди, а Жанна, разгоряченная близостью его тела, вяло отбивалась, говорила, сейчас нельзя, что ему нужен покой, и если он будет расходовать энергию таким образом, обязательно простудится и заболеет. Илья только смеялся в ответ.

…Потом он сразу заснул, а она встала, чтобы развесить и просушить его вещи. Проходя мимо зеркала, остановилась. В тусклом свете настольной лампы лицо казалось странным, чужим, каким-то постаревшим.

«Я только что забеременела, — вдруг поняла она. — Через девять месяцев у нас с Ильей будет ребенок». Она посмотрела на кровать. Илья закутался в одеяло с головой, наружу торчала только коротко стриженная макушка. Жанна уставилась на эту детскую макушку с новым чувством. «Теперь это не просто мой парень, он — отец моего ребенка». И Жанна вдруг почувствовала к нему острую необъяснимую ненависть…

Глава третья

После массажа плечо почти перестало болеть, зато ныли все остальные мышцы, но это была бодрящая, приятная боль. Поблагодарив Сотникова и договорившись насчет следующего сеанса, Илья Алексеевич отправился в аудиторию.

Большой полукруглый зал с дощатыми полами и амфитеатром сохранился в неприкосновенности с довоенных времен. Деревянные парты совсем рассохлись, но администрация специально оставляла все как есть, чтобы не убивать безликой офисной мебелью академический дух. За этими партами в разное время слушали лекции многие известные профессора, и сама атмосфера, несомненно, будила в курсантах интерес к учебе. Тяжелые черные портьеры были приспущены, в зале царил полумрак, так что Илья Алексеевич не сразу разглядел Колдунова, устроившегося по-турецки в первом ряду амфитеатра. Профессор щелкал пультом управления проектором и просматривал слайды на экране, подвешенном под самым потолком, над большой старинной доской. Заметив коллегу, он приветливо помахал пультом.

Илья Алексеевич устроился за соседней партой, чинно сложив руки на крышке, будто собирался слушать лекцию.

— Ян, ты можешь посоветовать хорошего гинеколога? — выпалил он, набравшись духу.

— Не вопрос. Сейчас найдем кого-нибудь.

— Мне не кого-нибудь, а очень хорошего, Ян. Для дочки нужно.

— Для Алисы? Сообразим.

Колдунов порылся в портфеле и выудил оттуда пухлую записную книжку, скрепленную резинкой. Сняв ее и послюнив указательный палец, он принялся перебирать разрозненные потрепанные страницы.

— Извини за нескромность, но что у нее? Хотя бы в общих чертах, воспаление или нарушение цикла? Чтоб мне знать, куда лучше ее направить.

— Она здорова, — буркнул Илья Алексеевич.

— Тогда какие проблемы? Справку для профосмотра я сам могу написать.

— Ян, что ты как маленький? Алиса беременна, и мне нужен хороший врач, который сделал бы аборт без последствий. Она ходила в консультацию, но там сказали, что у нее загиб матки и первый аборт может кончиться бесплодием.

Колдунов пожал плечами:

— Правильно сказали. Даже если я сейчас найду тебе лучшего мастера по абортам во Вселенной, он не даст никаких гарантий. Да ты же сам врач, знаешь: чем больше доктор будет стараться, тем хуже у него получится. Пусть рожает.

Илья Алексеевич покачал головой:

— Тебе легко говорить.

— Как сказать, Илья. У меня ведь дочери — ровесницы твоей, и в любую секунду я могу услышать от них аналогичное заявление. Но мы с Катей давно решили — никаких абортов. Пусть рано, пусть учеба горит синим пламенем, пусть денег нет, ничего. Серьезно тебе говорю, дай ей родить. Ну закончит она институт годом позже, делов-то!

— Если бы все было так просто! — Илья Алексеевич достал сигареты и закурил, решив, что к завтрашнему утру запах табака выветрится из аудитории. — Если бы отец ребенка мог на ней жениться…

— Дай ему по мозгам пару раз — и сможет.

— Нет, Ян, не сможет. Он давно и счастливо женат.

Колдунов сочувственно вздохнул.

— Я тоже думал сначала морду ему бить, — продолжал Илья Алексеевич. — Но что это даст? Скажет мне: лучше надо было дочь воспитывать — и будет прав. Только скандал и лишние унижения. Да она и не говорит мне, кто он такой, бережет негодяя.