Без времени - Ёлшин Олег Игоревич Страница 8

«Корабль — смешно! — подумал он. — Небольшое суденышко, закрытое от солнца каким-то нелепым пластиковым тентом, и маленькая открытая палуба. Старая галоша — кажется, так называются подобные суда».

И он вспомнил картинки прекрасных кораблей, украшавших стену его офиса, огромных лайнеров и яхт малого и среднего размера, на которых можно было при желании совершить кругосветное плавание, а эта… Такую лодку он мог бы позволить себе купить еще десяток лет назад. Снова посмотрел на этих веселых людей, на семью, которая уже подбредала, весело гомоня, к своему дому. (Здесь они и жили — в домике неподалеку от кафе. Жили и работали — все находилось рядом). И на мгновение стало ему не по себе. У этих людей нет сказочного корабля, нет виллы на море, только маленькое кафе, лодочка, в которую непонятно как все поместились, и больше ничего. А эти дети — внуки старого еврея! Как интересно — он ничего не ждал, просто жил, работал, рождались дети, потом внуки. Казалось, он был доволен всем и все имел в этой жизни.

И он снова посмотрел на обшарпанное суденышко. Еврей приветливо помахал ему рукой и скрылся в своем жилище. Прошло несколько минут, и тот сам появился в фартуке, неся дымящийся кофе.

— Через десять минут вам принесут завтрак, — сказал тот, — сегодня суббота, наш выходной, открываемся позже, но вас обязательно обслужат. Голодным не останетесь.

— Спасибо, — коротко ответил он, удивившись такому вниманию.

Пока он пил вкусный горячий кофе, принесли завтрак. Снова подошел глава семейства и уселся неподалеку, видимо, желая поговорить. Он был очень разговорчивым, этот старый еврей. Они долго беседовали. Собственно, говорил еврей, а он рассеянно слушал его, не в силах избавиться от своих мыслей. Потом тот начал расспрашивать о Москве, новых названиях улиц, новой жизни. Пришлось поддержать беседу. Молоденькая девушка, по-видимому, его внучка, принесла десерт. Она вежливо улыбнулась, на прекрасном русском языке пожелала приятного аппетита и вежливо удалилась. Посмотрев на дом и на кафе еврея, почему-то спросил:

— Тяжело было уезжать и обживаться здесь?

Еврей задумался, улыбнулся, помолчал немного.

— Был 87 год, сами понимаете…

— Понимаю, продали в Москве квартиру, потом на эти деньги обустроились здесь. И все же — совсем другая страна, другие люди, обычаи…

А еврей, уже не слушая его, громко смеялся. Он заливался так, словно услышал свеженький анекдот, и слезы катились по его загорелым щекам. Потом пришел в себя и повторил:

— Продал… Ха-ха-ха… Еще как продал!..

И снова засмеялся.

— Ничего не разрешали забирать с собой. По 75 долларов на человека, золота несколько граммов и барахло.

— Как? — опешил он.

— 75 баксов! А вы не знали?

— И сколько же вам было тогда лет, если не секрет?

— Мне было… ну, мне было… уже сороковник был.

— И в сорок лет вы с 75 баксами в кармане приехали в незнакомую страну?

— Ну, почему же с 75… Триста баксов в кармане было. Мы с женой и двое детей — целых 300, — и снова засмеялся.

Он опешил и с восхищением смотрел на еврея. Тому было на пять лет больше тогда, чем ему сейчас. Был бы он способен на такой поступок?

Еврей поправился и воскликнул:

— Вру! 400 баксов. Когда мы летели в самолете, познакомились с туристами-американцами, тоже старыми евреями. Когда те узнали, сколько нам разрешили вывезти из страны, достали сотенную баксов и подарили нам. Вот так! Не смейтесь! Тогда 100 долларов были очень приличные деньги, не то что сейчас.

Он снова спросил еврея:

— Что же вы, на четыре сотни купили это кафе?

— Нет, конечно же, нет, — вздохнул тот. — Но кредит получили сразу и остальное тоже — разрешение, гражданство. Остался всего год — и закроем этот должок, так сказать, эту тему. Больше никому и ничего…

— А, как вы сказали, барахло. Что еще разрешали увозить? — не унимался он.

— Тащили все, что могли забрать. Постельное белье, посуду, столовое серебро, даже мебель. Правда, грузчики в Одесском порту постарались — пианино моих родителей превратилось в вязанку дров, опутанных струнами. Но это не важно… Вспомнил… Книги! — гордо заявил он.

Их можно было увозить сколько угодно! Вы знаете, какая у нас библиотека? Все довез, ни одной не оставил. Вы не представляете, как тяжело они нам доставались.

И, глядя на этого счастливого еврея, он вспомнил, сколько этих самых книг теперь осталось в московских домах сегодня. Люди вселялись в новые квартиры, делали ремонт, брали туда самое необходимое, а книги за ненадобностью выселяли. Не подходили их серенькие обложки к современным интерьерам и модной мебели. Совсем не подходили. Да и не читали больше тех книг вовсе — так зачем же их держать? Иногда проходишь по подъезду и видишь подброшенные кем-то на подоконник стопочки знакомых стареньких книг — нести на помойку не решались, но избавляться все равно приходилось. Таким вот образом — авось кто-то да подберет, и совесть чиста. А эти притащили сюда целую библиотеку и гордятся. А может быть, эти люди и сохранят здесь, в этой стране, то, что уже давно не читается там, откуда они уехали, что давно забыто или выброшено… А эти гордятся… Странно…

Они еще говорили какое-то время, но он уже рассеянно слушал старика, продолжая размышлять.

Уехать из страны с пустыми карманами, имея жену, двоих детей, неизвестно куда, без профессии, без приглашения на работу, такое не укладывалось в голове. Странные люди… А потом просто жил и работал, ставил своих на ноги. Теперь у него дом и машина, кафе и корабль у пирса, взрослые дети и внуки… Может быть, так и надо? Жить вчера? Жить сегодня, а там — будь что будет…

— Теперь я спрошу, — услышал он еврея, — я нескромен и все ломаю голову, какие могут быть дела у вас в этом курортном городке? Простите старому еврею такое любопытство. Здесь бизнес только в туризме и у торгашей сувенирами, да еще ресторанчики и кафе…

Тогда он назвал клинику, которая находилась в нескольких километрах отсюда, и еврей замолчал. Еврей стал серьезен и внимательно посмотрел на него. Потом спросил:

— Кто у вас там? Жена?

— Да, — ответил он.

— Я извиняюсь, — ответил он, — я был не очень корректен, когда принимал вас за праздного ленивого туриста.

Потом подумал и добавил:

— А в Иерусалим все-таки поезжайте. Там есть святые места, к которым можно прикоснуться и загадать желания, оставить просьбу, поставить свечу за здравие, в конце-концов, кто его знает… Некоторым помогает… Многие верят… Это ваши святыни…

Извинившись, ушел, по-видимому, не желая больше досаждать человеку, который уже неделю каждый день, не обращая внимания на отдыхающих, на развлечения и прочую курортную круговерть, сидел на этом берегу, мучился и ждал свою жену…

Снова маленькая скамейка в парке клиники, ее глаза и мучительная неизвестность впереди. Они, как всегда, о чем-то говорили. Только не о болезни. Как будто ее и не было вовсе. Говорить на эту тему было бесполезно. Он снова рассказывал о старом еврее, а больше и не о чем было. Он видел в этой стране только стены клиники, гостиничный номер и кафе на пляже. Внезапно она спросила:

— Какого черта ты сидишь в том городке?

Он промолчал.

— Поезжай на экскурсию, возьми машину напрокат, посмотри Мертвое море, посмотри эту страну!

— Поедем вместе, когда ты выйдешь отсюда, — соврал он.

Нет, не соврал, но какое-то предчувствие уже подсказывало ему, что не получится у них такая поездка по этой удивительной стране. Клиника словно приковала этих двоих навеки к своим стенам. И долго еще придется жить на том пляже и приходить сюда. Она не обратила внимания на его реплику и воскликнула:

— Ну, Иерусалим ты же должен увидеть! Обязательно поезжай туда! Быть здесь и не зайти в Храм Гроба Господня, не подойти к Стене Плача! А ты знаешь, что всего в километре от Старого города за высоким забором находится Палестина, а там, в Вифлееме, есть еще один Храм и пещера, в которой обозначено место рождения Христа! Все это можно увидеть, прикоснуться, а ты сидишь тут!..