(Не)идеальные отношения. Реванш (СИ) - Созонова Юлия Валерьевна Страница 8

– Привет, Град!

На пороге нужной квартиры меня встречает сонный взъерошенный Стас, являющий собой лучшее воплощение картины Репина «не ждали». И я смущенно чешу кончик носа, только сейчас понимая, что, возможно, вытащил друга из постели.

– У тебя опять жрачка закончилась? – недовольно бухтит Градов, пропуская меня в коридор и с выразительным грохотом захлопывая дверь. Пару минут мерит мою лучащуюся подозрительной бодростью и энергией персону нечитаемым взглядом и отвлекается на пытающуюся проскользнуть мимо него Раду.

В его свободной футболке, доходящей ей до середины бедра, с небрежным распадающимся пучком тёмно-каштановых волос и с расслабленной мягкой улыбкой она совсем не похожа на того строгого преподавателя, которого мы со Стасом привыкли лицезреть в универе. Так что нет ничего удивительного в том, что я ловлю мощный когнитивный диссонанс от такой вот домашней и кажущейся совсем юной Вишневской.

– Топайте в кухню, я сейчас, – бросает она и скрывается в спальне с разворошённой кроватью, свидетельствующей о том, что им с Градовым было чем заняться до моего прихода. И я даже испытываю что-то отдалённо напоминающее муки совести, наблюдая за Радой, переодевшейся в широкие фиолетовые с желтыми ромбами шаровары и снежно-белую футболку с оптимистичной надписью: «Рабочий день сокращает жизнь на восемь часов».

Девушка напевает что-то мелодичное себе под нос, готовя самый обычный омлет с помидорами и сыром и обжаривая на сковородке аппетитно пахнущий бекон. А я сижу на стуле и глотаю слюни, мысленно переносясь в маленькую кухоньку Беловой и до малейших деталей воспроизводя наши с ней поздние завтраки.

 – Кофе будешь? – Вишневская ненадолго отвлекается от дежурного блюда, прижимается к виску Градова щекой и зарывается в его волосы, машинально перебирая короткие пряди. Она буквально светится искрящимся всеобъемлющим счастьем, перетекающим с кончиков её пальцев к Стасу, и совершенно очаровательно смеётся в ответ на плоскую бородатую шутку Града.

А я им по-хорошему завидую и со всего маха впечатываюсь в осознание того, что тоже хочу чего-то такого искреннего, светлого и настоящего…

– Он что, влюбился, да?

Углубившись в самоанализ, я целых пять минут не замечаю Вишневскую, трясущую передо мной полной тарелкой еды. И упорно делаю вид, что не вижу, как выразительно и ехидно скалится Градов, придвигая Раду к себе, приобнимая её за плечо и что-то шепча ей на ухо.

Я лишь быстро проглатываю свою порцию омлета, запиваю её обжигающе-горячим чёрным кофе с одной ложкой сахара и также стремительно покидаю гостеприимное, но чужое жилище. Чтобы через каких-то полчаса очутиться в Ларискином дворе и во весь голос просить её спуститься, распугивая шествующих мимо мамочек с колясками и оккупировавших лавочку у подъезда бабулек.

– Ты с ума сошёл?

Вылетев из обшарпанного подъезда, Белка набрасывается на меня с обвинениями, но я совсем её не слушаю, рассеяно опуская ладонь девчонке на поясницу и прижимаясь лбом к её лбу. Я нарочно перемешиваю наши дыхания, невесомо касаюсь приоткрытых нежных губ своими губами и теряюсь в синеве изумлённых глаз.

– Такая красивая и такая… настоящая, – без каких-либо усилий я поднимаю Белову над землей и кружу, пока она не начинает умолять поставить её на асфальт. Смешно перебирает заплетающимися ногами, цепляется тонкими пальцами за рукава моей потёртой кожаной куртки и совсем беззлобно ругается. А у меня в груди щемит от того, какая она хрупкая и бесхитростная.

В кино мы, ожидаемо, опаздываем, бессовестно залипая друг на друге и задерживаясь у стойки с попкорном и прочими вкусностями. Прошмыгиваем в тёмный зал, мешая порядочным зрителям, прибывшим заранее, и какое-то время ищем свои места. Под многочисленные вздохи облегчения опускаемся в удобные красные кресла с высокими спинками и затихаем, переключаясь на демонстрируемое на большом вогнутом экране действо. Правда, хватает меня на жалкие пять минут.

– А что ты обо мне подумала, когда мы в первый раз пересеклись? – я перетаскиваю Белову к себе на колени, потеряв всякий интерес к фильму, и зарываюсь носом в её шею, радуясь, что билеты у нас на последний ряд.

– Что ты редкостный идиот!

– А во второй? – я осторожно прикусываю зубами тонкую жилку и сильнее сжимаю кольцо рук, выбивая из груди Беловой судорожный хриплый вздох.

– Что такого придурка еще поискать!

Я приглушённо смеюсь, не обращая никакого внимания на гневное шипение впереди сидящих людей, и стаскиваю с медно-золотистых волос резинку, заставляя короткие локоны рассыпаться по плечам. Нежно провожу подушечками пальцев по внутренней стороне Ларкиной ладони и чистосердечно признаюсь.

– А ты мне с самого начала понравилась…

– Чем?

– Хотя бы тем, что меня отшила.

Глава 11

Белка

Горячий чёрный кофе. Тост с ветчиной и сыром. Селфи от сонного Стрельцова, с припиской, что меня уже ждут. Если у счастья есть материальное воплощение, то это оно.

Я улыбаюсь, оставляя это сообщение без ответа, и выхожу из квартиры, закинув рюкзак на плечо. В наушниках играет ненавязчивый и ритмичный трек, а ноги сами несут меня вниз. И я бегу, перепрыгивая через ступеньки и огибая попадающихся по пути соседей. Чтобы вылететь из родного подъезда на третьей космической и врезаться в широкую крепкую грудь возмущённо охнувшего Пашки. Зарываюсь носом в воротник знакомой толстовки, вдыхаю терпкий запах его туалетной воды и улыбаюсь.

Широко. Глупо. Влюблённо.

– Доброе утро, – тихо бурчу под привычный ехидный смешок, пряча замёрзшие ладони под чужой одеждой.

И невольно жмурюсь от удовольствия, когда меня прижимают крепче и доверительно шепчут, прикасаясь губами к щеке:

– С тобой – всегда, Белка.

От такого простого безыскусного признания моё чёртово сердце пропускает удар, а на щеках вспыхивает румянец смущения. На языке вертится сто и одно острое замечание в ответ, но я лишь вздыхаю и тяну своего личного непутёвого Санчо-Панса в сторону университета. И в очередной раз гадаю, какими нелепыми теориями и домыслами успели обрасти наши отношения за эту неделю.

В холле главного корпуса нас перехватывает Градов и, ухватив Стрельцова за ухо, ведёт куда-то в сторону расписания. Клятвенно пообещав вернуть этого идиота в целости и сохранности к концу моих пар. И глядя на переругивающихся приятелей, я не могу удержаться от тихого понимающего смешка.

Успеваемость у них оставляет желать лучшего. И длиной их «хвостов» можно смело пугать первокурсников. И даже я не могу представить, что должно произойти, чтобы изменить это.

– Эй, Белова! Харе ловить ворон, пара уже началась!

Вздрогнув, я благодарно машу рукой одногруппнику и спешу в сторону лестничных пролётов. Чтобы совершить короткий забег вверх, на третий этаж, и успеть занять любимую «галёрку» до того, как дверь кабинета закроется за преподавателем. А затем выпадаю на полтора часа, не отвлекаясь на разрывающийся от уведомлений телефон.

В конце концов, у меня нет ни денег, ни репутации, ни связей. И позволить себе сачковать на парах я не могу. И не хочу, если уж быть совсем честной.

Секунды складываются в минуты, минуты в часы. И я не замечаю, куда девается полдня, когда выхожу на крыльцо во время обеденного перерыва. Только смотрю растерянно на часы и гадаю, что делать дальше. А потом вздрагиваю от резкого окрика:

– Эй, Беляк! Шухер, менты идут!

Взлелеянный  за годы детдомовской жизни рефлекс срабатывает раньше, чем я успеваю подумать. Я резко перепрыгиваю через перила и уже прикидываю, как лучше срезать дорогу к остановке и какими окольными путями добираться домой. Но делаю всего лишь пару шагов и застываю столбом, когда за моей спиной раздаётся знакомый хриплый и едкий голос:

– Ну здравствуй, малая… Не ждала меня, да?

Я не спешу обернуться, всё ещё не веря своим ушам. И глотаю предательские слёзы, когда меня обнимают за плечи, а под нос суют обычную карамельку «Рачки» в потёртой обёртке.