Мой тихий ужас (СИ) - Прай Кэрри "Kerry" Страница 8

Но кому это нужно? Кому ещё, если не Софии?

Ох, как же забавно провела тебя Нелли. По правде я всегда восхищалась ею. Она знала к тебе подход и имела смелость воспротивиться. Порой мне казалось, что вы могли бы стать отличной парой, а я бы постаралась не ревновать.

В ком я точно был уверен, так это в Нелли.

Падаю на кровать и выкраиваю тот день из памяти. Оказавшись во дворе, я не увидел Арса. Клумбам ничего не угрожало, что не скажешь об отцовских дверях, которые норовили разлететься в щепки. Чёртов старик знал своё дело, отчего я остался на улице потирать кулаки. А потом я надумал навестить друга, того идиота, который передал мне это письмо...

Проглотив собственную мысль, я пулей покидаю комнату и выбегаю во двор. Практически лечу по протоптанному маршруту, пока не оказываюсь в соседнем доме. На входе меня встречает мать Арса – Лора – чудная барышня в наряде хиппи. Она приветствует меня поклоном и разрешает пройти наверх. Тогда я нагло врываюсь обитель друга, мрачную и захламлённую.

Арс подпрыгивает от неожиданности и спешно извиняется перед полуголой барышней, что картинкой висит в экране ноутбука. Однако та пугается не меньше, и интернет-игра заканчивается.

– Салют, Арсений, – усмехаюсь я, усаживаясь в любимое кресло.

В его комнате всё осталось по-прежнему, даже душный запах.

– Таких не знаю, – шипит он, поправляя тёмную чёлку, что прячет глаза. – Зато мне знаком Арс, который превратит твою морду в безобразное месиво.

– Ого. Разве так встречают лучшего друга?

– Ты хотел сказать, долбаного обломщика?! Чёрт, на ней оставались только трусы! Неужели, так сложно постучаться?!

Выругавшись, Арс вскрывает бутылку безалкогольного пива, осушает её за секунды, а после отправляет в гору подобных.

Удивительно, как в такого доходягу вмещается столько «отходов».

Арсений всегда был худощавым, сколько его помню, но это не мешало парню быть отличным бойцом. Телосложение и странная причёска – единственное, что отличало нас. Арс был также усыпан татуировками, большинство из которых не имели значения. Но если я скрывал шрамы после спаррингов, то друг лепил их от скуки. Карты, девушки и цветные единороги покрывали его тело. Сегодня я заметил несколько новых, ведь мы давно с ним не виделись.

– Ты не пришёл на бой, – мрачно подмечаю я. – Пропустил хорошее шоу.

– Рад, что тебе начистили харю. К тому же, устал смотреть на полуголых мужиков в мокрых шортах и перешёл на девушек.

– Так ты не гей? – звучит с сарказмом.

– Завались, ублюдок, – фыркнул он. – Чего припёрся?

Сам того не заметил, когда Арс отдалился. Он нарочно избегал встреч, каждый раз находя дурацкие причины, а потом и вовсе пропал. Казалось, что после ухода Софии все последовали её примеру. Кто-то раньше, кто-то позже.

– Ладно, не злись. Я к тебе по делу. Помнишь тот кулон, что ты передал мне?

Услышав это друг темнеет в лице.

– Проклятье, Райский, опять ты своё?! Сколько можно болтать об этом?!

– Кто дал тебе его? – не унимаюсь я. – София?

– Не помню. Кажется, её злая сестрица. Да какая уже разница?

Я внимательно слежу за другом, реакция которого вызывает сомнения. Он нервно поправляет чёлку, выкручивает запястья.

– Ты не говорил мне об этом.

– А разве ты когда-нибудь слушал? – злостно парирует он. – Вспомни себя, Тихон. Бешенный, самовлюблённый кретин, помешавшийся на девчонке. Тебе ни до кого не было дела. И даже сейчас, спустя несколько месяцев, ты снова говоришь о ней. О, привет, друг! И вали-ка ты к чёрту!

Попытка подвести к совести проваливается с треском. Я слишком хорошо знал Арса, подобное ему не свойственно. Парень явно что-то скрывает.

– Я не уйду, ты знаешь. Мне нужны ответы.

– За ответами к Богу. А меня оставь.

– Что сказала тебе Вета? Она что-то передала? Хоть что-нибудь?

– Да, – задумчиво тянет он, а после округляет глаза. – Постой-ка, что-то явно было. Что-то очень странное и подозрительное.

На секунду сердце замедляет ход. Арс тем временем продолжает:

– Она протянула мне руку и сказала… «держи», – кидает он, фальшиво испугавшись. – О мой бог, что это могло значить? Какой-то тайный смысл? Это так?

Осознав, что диалога не выйдет, я желаю уйти. Мои подозрения не оправдались. Арс не догадывался о письме или попросту делал вид. В любом случае мне не узнать.

– Не томи, приятель! – кричит он вслед. – Признавайся, за нами хвост?! Если так, то свалим из города вместе! Только ты и я! Лучшие друзья навеки!

Улица встречает приятным холодом, но в груди по-прежнему пожар. Блуждая по дороге до самой ночи, я нарочно тяну время. Мне нужно остыть; подавить то жгучее желание заглянуть в последнюю страницу.

Будь терпеливее. Не открывай последний документ раньше времени, иначе моя исповедь потеряет свой смысл, а ты не усвоишь главного.

Пообещай мне. Прямо сейчас.

1.8

За окном показались первые звёзды, и лишь тогда «экономка» Нэлли оставила надежды вызволить меня из комнаты. Я пропустила обед и ужин, прячась в стенах, которые по-прежнему приходились чужими. Оставшись наедине с собой, мне впервые удалось принять происходящее со всей её кислотой: я могу навсегда остаться в кресле, если не стану мириться с тем, кто заставил в нём оказаться.

Судьба нередко выставляла ультиматумы, будто сочла меня железной машиной. Ещё в детдоме я задумывалась о том, почему попала в число тех, кого бездушно оставляют на пеленальном столе с биркой отказника. Мне приходилось выглядеть счастливой, чтобы не опустить тех, кто мог бы её сорвать. Оказавшись в семье, я мечтала танцевать на сцене, но молчала о своих желаниях, чтобы не расстраивать Божену. Как и Вета, женщина считала это хобби пустой тратой времени. Она видела меня шеф-поваром в мишленовском ресторане, когда я не могла отличить сельдерей от пастернака. Жизнь по чужому сценарию, секреты от сестры, крах единственной мечты – всё это оставляло выбор, но всегда безумно сложный.

Но несмотря на уколы судьбы я была счастлива. Божена смогла разделить свою любовь на куски и мне хватало той части, что досталась именно мне. И пусть она редко утирала детские слёзы, как огня чуралась нежностей, зато спасала от одиночества и  закалила ту штуку, которою принято считать характером. Она была единственной, кто не осталась равнодушной к нашим судьбам, когда кровным родителям не было до них ни малейшего дела. Мы любили её. И, бесспорно, она любила нас.

Не исключением были те дни, когда я думала о «настоящей» матери и наугад рисовала таинственный образ. Вот она стройная блондинка с холодным сердцем, отпивающая кофе за офисным столом и навсегда позабывшая о когда-то брошенном ребёнке. А вот она печальная женщина, что сидит на паперти и безустанно проклинает родителей, которые заставили отказаться от дитя и прогнали из отчего дома. Одна догадка сменялась другой, ведь Божена обрывала подобные расспросы и каждый раз уходила от ответов, а мне не хотелось ей докучать. Вопреки всему я была цельным человеком, невзирая на отсутствующие детали.

Но так было до этого момента.

Я утратила равновесие, когда очнулась в инвалидном кресле. Сцена под ногами рухнула, а пуанты порвались о гвозди собственной вины. Спасти Иветту – означало, пожертвовать собой. Пожертвовать бессмысленно, ведь той не угрожала опасность.

Теперь я живу в одном доме с людьми, которые сомневаются в моей честности. Теперь моя полноценность зависит от этих людей.

Устав от грузных размышлений, я неумело подкатила коляску к кровати. С грустью посмотрела на пижаму, разложенную на стуле – пожалела, что не попросила помощи, – а после попыталась снять обувь. Большая часть тела оставалось неисправным механизмом, и банальное действие показалось необычайно сложным.

Оставив шнурки кроссовок, я резко выпрямилась и замерла, потому что услышала тяжёлые шаги за дверью. С каждой секундой они становились отчётливее, и тогда сомнений не осталось: мой покой желают нарушить.