Дочь от бывшего босса (СИ) - Блэк Джесси Страница 8

— Мы побежали домой, нужно сбивать жар. Хорошей работы.

— А... это быстро пройдет? Ну эти ее зубы?

— Дня три жар, потом должно пройти, — быстро отвечает Алиса и перехватывает ручку коляски.

— Я провожу...

— Бегите! У вас совещание, я справлюсь. Это не первый ее зуб.

Она даже улыбается, но как-то вымученно, а я чувствую себя не на своем месте, направляясь к главному зданию отеля.

Девочка выглядела измученной, у нее так быстро поднялась температура! И со всем этим Алиса один на один почти год.

Тот, кто бросил ее — идиот и мудак. Вот так исчезнуть из жизни таких девчонок?

Но, кажется, туда ему и дорога.

ГЛАВА 9

Алена ужасно переживает период прорезывания зубов. У нее всегда поднимается температура под сорок, нас всегда ждут слюни, сопли и бессонные ночи. Я надеялась, что так будет только поначалу, но, увы, каждый раз, кажется, только хуже.

Я шарюсь в ванной по аптечке и с разочарованием понимаю, что жаропонижающего наскребу всего на пару доз. Олеся должна была купить его, я ее просила, но, кажется, она успешно об этом позабыла. Быстро пишу ей сообщение, чтобы забежала в аптеку по дороге за Артуром.

«Я же говорила, я сегодня с ночевкой у мамы, давно не виделись с ней! Доставку закажи»

Черт!

Вообще она меня предупреждала. Обещала приехать к утру, к моей смене, и теперь ей достанется абсолютно больной ребенок. Мы с ней по договору не уходим на больничные. Просто нет такой возможности ни финансово, ни по устному договору с Мигренью, так что все температуры, что Алены, что Артура, делим пополам. Самый большой кошмар случился, когда они заболели одновременно, а у нас было заселение под завязку. Помню, как мы по одной уходили работать, а вторая сидела и грустно смотрела на только что закрывшуюся дверь, так как два орущих ребенка — это страшно. Страшно, но выполнимо.

Даю Аленке, которая, конечно же, проснулась никакая, порцию жаропонижающего, которое с трудом набираю из пузырька. В комнате, к моему ужасу, жуткая духота, и ей будет плохо, но на улице ничуть не лучше. Включаю вентилятор, чтобы хоть немного погонял воздух по комнате, и быстро обтираю горячее тело Аленки водой. Она корчится, плачет и машет руками.

— Тише, малыш, сейчас полегчает.

Доставка из аптеки дороже, чем если просто добежать до самой дешевой, но я на всякий случай формирую корзину. Может мы дотянем до вечера и по прохладе прогуляемся сами. Потому что одного «Нурофена» не хватает на сумму для бесплатной доставки, и к нему плюсуется триста рублей, а таких денег у меня уже нет.

— Черт, — бросаю телефон на кровать и стараюсь успокоиться.

Мне некого просить о помощи, не у кого занимать, и это нормально. Я справлялась всегда и теперь тоже справлюсь.

— Верно?

Алена смотрит на меня, как будто осуждающе, а я стараюсь улыбнуться, чтобы ее повеселить.

Жар спадает медленно и, когда приходит отельный врач, которого я вызываю первым делом, чтобы послушать на всякий случай легкие, Аленка все еще горит.

— Ну вы, Алена Руслановна, зачастили, — вздыхает он, доставая стетоскоп. — Жаропонижающее давали?

— Да, чуть меньше нормы. Закончилось.

— Олеся не сходит? Там пекло, не стоит тащиться по улице.

— Олеси до завтра нет.

— Я бы сходил, но только после рабочего дня смогу. Я к вам и так вместо обеда вырвался. Так, ну легкие чистые, горло немного красное. Повода для паники нет, но ночка будет жаркой, — он улыбается и пытается повеселить Аленку, которая совсем не веселится.

Врач уходит, а я впадаю в уныние.

Когда в первый раз увидела на градуснике тридцать девять и три, Аленке было полгода. В тот момент мне казалось, что я ее теряю, никогда не чувствовала себя настолько беспомощной. Сейчас сердце, конечно, кровью обливается, но я уже понимаю, что к чему, и не позволяю себе паниковать.

Проходит несколько часов, жар потихоньку спадает, Аленка даже ест и рвется играть, но уже через пару часов я снова замечаю, что она становится вялой, пытается прилечь на пол и хнычет.

— Ну что такое, котик? Вот же противные зубки у Аленки... Сейчас станет немного прохладнее, и мы сходим с тобой до аптеки, подышим воздухом, он лечит, — она слушает меня пару секунд, а потом начинает вертеться и тереть глаза, запускать кулаки в рот и с психом чесать десны.

Я дергаюсь на стук в дверь, а Аленка, будто в поддержку моего раздражения, начинает плакать. С надрывом, во весь голос. К нам частенько и не совсем вовремя заходят соседки то по одному, то по другому поводу. У нас не проходной двор, но все прелести студенческой общаги.

— Заходите, открыто! — я не боюсь гостей, наоборот, подумываю не оставить ли с кем Аленку, чтобы самой сбегать до аптеки. Девочки рядом живут понимающие, хоть я и не особенно люблю напрягать их. Все-таки, находясь здесь с детьми, мы тоже создаем определенные проблемы в виде ночных криков и набираний ванночек, из-за которых заканчивается горячая вода. И это при том, что сами просим не шуметь после тихого часа.

— Не помешаю? — доносится голос.

Я так резко разворачиваюсь, что Аленка принимает это за игру и тут же успокаивается. А в моей комнате, крошечной и совершенно простецкой, стоит мой бывший босс с двумя пакетами в руках. Один, видимо, из аптеки. Второй из продуктового.

— Тут жарковато, — улыбается он как ни в чем не бывало и закрывает за собой дверь.

— Что вы здесь делаете?

— Я подумал, что вам может понадобиться помощь и… вижу, что не ошибся. Я купил лекарства. Все, что дали после слов «ребенок» и «зубы». Тут два жаропонижающих, какой-то гель для зубов и вот… другой гель. Мне сказали, он полезнее, а тот эффективнее, и я взял оба. Вот обеззараживающий спрей и для носа что-то, и...

Руслан не договаривает, потому что я растерянно смотрю на него. Этот контакт длится слишком долго, чтобы ничего не значить. Я отвлекаюсь только на хныканье Аленки, на которую не обращают внимание.

— Поставьте на тумбочку, пожалуйста, — прошу я, заставляя себя не броситься на шею к спасителю.

Нельзя, нельзя, нельзя.

Я придумываю сотню поводов, по которым он решил нам помочь, и надеюсь, что смотрю на него при этом не слишком подобострастно. Но он чувствует мою искреннюю благодарность и делает пару шагов, чтобы ободряюще похлопать по плечам.

— Считайте, что я сегодня за летнего Деда Мороза. Должны же у вас иногда случаться... чудеса?

Руслан — мастер приносить в мою жизньчудеса. И самое главное сейчас пытается отгрызть себе руку, чтобы почесать дурацкий зуб.

— Спасибо, — шепчу, чувствуя себя при этом слишком неловко, так как на плечах все еще покоятся ладони Руслана. Но вместо ответа он только чуть сжимает пальцы, будто в знак поддержки. — Ночь будет жаркой, — я стараюсь улыбнуться.

— Я к этому готов, — вдруг говорит он и улыбается. Ну какого черта, а? Почему я в каждом его слове снова читаю флирт, почему не выставляю его? Почему позволила катать коляску и вмешиваться? И завтраки дарить?

Опять. Опять. Опять.

А завтра его не станет и все.

— Вы сбежите через четверть часа, — мы почему-то беседуем полушепотом и с улыбками, будто заговорщики. Это что-то настолько новое, что у меня все внутри переворачивается, скручивается, жжется.

Я живо вспоминаю, как Руслан флиртовал со мной той нашей единственной ночью. Пьяно и искренне. Он не соблазнял, нет, он именно флиртовал, понимая насколько глупо это выглядит. Хохотала и я, и он. И, несмотря на боль и обиду, та ночь вызывает у меня лишь теплоту в груди, а не тоску. То, что было после, — совсем другое дело.

— Это мы еще посмотрим, — улыбается Руслан и тут же его внимание привлекает Аленка.

А дальше все, как на перемотке — бесконечные обтирания, лекарства и танцы с бубном, чтобы отогнать зубной зуд. В какой-то момент я перестаю замечать Руслана, он уже не кажется здесь неуместным. Хотя что я вру — в своем льняном светлом и явно дорогом костюме он в любом случае будет казаться вычурным на фоне тусклых стен с подтеками после прошлогоднего сезона ливней. Но он определенно не уходит ни через четверть часа, ни через тридцать минут. Он вообще будто бы никуда не собирается.