Слабо не влюбиться? (СИ) - Татьяна Юрьевна Никандрова Страница 8

— Да Лерка, как всегда, копается, — отзываюсь я, кивая в сторону подруги, которая медленно шествует следом за мной.

На ней шпильки высотой с девятиэтажку, поэтому сам факт того, что она может на них ходить, вызывает неподдельное восхищение. Я бы на ее месте просто ползла.

— Вау, Грановская, — присвистывает Артём, переводя взгляд на девчонку. — Ты у нас сегодня прямо звезда!

— Ой, хватит, Соколов, — Лерка смущенно отмахивается, но при этом ее губы растягиваются в довольной улыбке. — Ты это всем красивым девушкам говоришь!

— Не, Лерон, красивым я говорю совсем другое, — многозначительно ухмыляется друг, а вслед за ним дружным гоготом взрываются и остальные ребята.

Каждый раз, когда Артём разговаривает с одноклассницами, моими подругами или просто девчонками из компании, я улавливаю в его голосе новые интонации, которые никогда не сквозят в общении со мной.

Он становится каким-то более дерзким, более развязным и наглым. Будто старается спровоцировать собеседницу, вывести ее на острую реакцию. И это, надо признать, у него мастерски получается: девчонки бледнеют, краснеют, начинают заикаться и в итоге фонтанируют бурными эмоциями, вновь и вновь доказывая, что засранец Тёма нет-нет да задевает их за живое.

— Ну тебя! — Грановская обиженно хохлится. — Как был козлом, так им и остался!

— Да ладно, детка, не грусти, — Соколов шагает вперед и, по-хозяйски расположив руки на ее талии, добавляет. — А то грудь не будет расти.

— Вот идиот! — взвизгивает подруга и принимается отчаянно лупить языкастого парня по груди.

Но Тёме хоть бы что. Походу, он даже не замечает Леркиных яростных воплей. Знай себе щерится и трясет белокурой шевелюрой, наслаждаясь общественным вниманием и своим очередным маленьким триумфом.

Соколов — по натуре нарцисс и обожает, когда на него смотрят. А смотрят на него часто и, как правило, с восхищением. Потому что он яркий и харизматичный. Потому что умеет себя подать. Потому что его смех звучит невероятно заразительно, а шутки способны развеселить даже самого угрюмого человека на свете.

Тёма — душа нашей дворовой компании, и поэтому, какую бы дичь он ни творил, ему все сходит с рук.

На самом деле Грановская и Соколов неплохо ладят, и такие вот словесные перепалки для них — обычное дело. Она обзывает его недалеким бабуином, он ее — пучеглазой блохой. А затем, вдоволь нацапавшись, они расходятся по разным углам и дальше общаются как ни в чем не бывало.

Среди оживившихся ребят поднимается веселый гомон обсуждений — на этот раз на повестке дня недавно вышедший в кинотеатрах блокбастер. Подойдя поближе, я включаюсь в общий разговор, когда Тёмкина рука привычно накрывает мои плечи. Парень прижимает меня к себе и, уткнувшись носом в мой висок, негромко выдает:

— А вот ты реально классно выглядишь, малая.

Щетина друга приятно щекочет кожу, а тяжесть его тела на моих плечах ощущается как нечто родное и любимое. От Тёмки доносится едва уловимый аромат мужского шампуня, прибитый терпким запахом табака, и я невольно поглубже тяну носом воздух. Мне нравится, как он пахнет, хотя дурацкое баловство сигаретами совсем не одобряю.

— Спасибо, ты тоже ничего, — усмехаюсь я.

— Обожаю эту футболку, — Соколов проводит пальцем по изображению Барта Симпсона на моей груди.

Еще бы не обожал! Сам ведь мне ее подарил на прошлый день рождения. Вот я ношу ее, не снимая. У Артёма, кстати, точно такая же есть. Только она ему в последнее время в плечах тесновата стала. А раньше мы, как настоящие двойняшки, на пару носили одинаковые футболки. Забавно было.

— Тёма, Вася! — совсем рядом раздается оклик, и мы как по команде вскидываем глаза на подошедшего Серегу Зацепина. — Хорош обниматься! Народ требует развлечений!

Он вручает Соколову гитару и подталкивает нас обоих к знаменитому бревну, сидя на котором мы с другом не раз устраивали дворовые концерты. Дело в том, что пару лет назад Тёма здорово увлекся музыкой, ну а я, чтобы быть с ним на одной волне, стала подпевать.

Никогда профессионально не занималась вокалом, но случайные слушатели все как один убеждали, что у меня талант. Вот я и повелась. Поверила в себя и стала местной певичкой, которая время от времени веселит народ своими завываниями под аккомпанементы гитары лучшего друга.

— Ой, нет, — пытаюсь отвертеться. — Сегодня что-то не хочется… Да и ребята вроде болтовней увлечены.

«Васек, кончай ломаться!», «Даешь концерт!», «Не стесняйся, я подпою!» — настаивают присутствующие, не оставляя мне не единого шанса на отказ.

Тёма, в отличие от меня, отнекиваться и не собирался. Его хлебом не корми — дай покрасоваться и устроить шоу. Поэтому он без лишних слов пристраивает гитару на колене и нежно проводит пальцами по тонким струнам. Инструмент рождает протяжный томный звук, и ребята, затаив дыхание, замирают.

— Ладно-ладно, — соглашаюсь я, усаживаясь на бревно рядом с другом. — Что петь-то будем?

— А давайте Маршрутку*? — встрепенувшись, подает голос Лерка.

До этого она усердно «окучивала» Даню Громова: яростно кокетничала, громко хихикала, и что есть мочи выпячивала свой вполне сформировавшийся бюст. Кстати, усилия подруги не прошли даром: парень, судя по всему, поплыл. На его губах блуждает глуповатая улыбочка, а взгляд, устремленный к Грановской, полон такого неподдельного восхищения, будто перед ним восьмое чудо света, не меньше.

— А после Маршрутки сбацаем Цоя, — высказывается Серега, грозно зыркнув на девчонок. — Достала ваша попса!

Тёма кидает на меня вопросительный взор, и я отвечаю ему коротким кивком. Без слов поняла, что он интересуется, готова ли я.

Иногда мне кажется, что мы с Соколовым связаны какой-то невидимой нитью. Он читает мои мысли, а я различаю даже самые незначительные оттенки его эмоций. Раньше я думала, что так бывает только у людей, объединенных одной кровью, но теперь понимаю, что ошибалась. Порой души становятся родственными просто так, без каких-либо условностей.

Ритмичный гитарный бой касается слуха, и я, блаженно прикрыв веки, завожу: «Я не искала будто минуты, чтобы побыть, как раньше вдвоем…» На припеве ребята подхватывают и принимаются завывать на разные лады. Выходит красиво, хоть и немного вразнобой.

Во время пения мы с Темой постоянно переглядываемся. Глядя на меня, он определяет темп игры на гитаре, ну а я… А я просто растворяюсь в небесной лазури его глаз и чувствую себя до одури счастливой.