Ночь беззакония - Дилейни Фостер Страница 8

Иногда я наблюдала и за ним.

ГЛАВА 5

Татум

Malum Noctis, иначе известная как Ночь беззакония, была единственной ночью, когда правила не имели значения, а последствия не существовали.

Каждый год накануне 20 июня сыновья и дочери элиты нации собирались под землей в месте под названием Палата, скрытом внутри мавзолея на Нью-Йоркском кладбище Грин-Вуд. В остальные триста шестьдесят четыре дня это был не более чем мемориал. Но сегодня это была катакомба греха.

Грин-Вуд — это четыреста акров, посвященных мертвым, с тщательно продуманными мемориалами, холмами, рощами деревьев и четырьмя озерами. Днем сюда приезжали семьями, чтобы прогуляться по тропинкам и насладиться средневековой красотой. Но ночной воздух нес в себе зловещий шепот. Сегодня ночью я знала, что моя жизнь изменится. Я просто еще не знала, как.

Лирика держала меня за руку, пока мы ждали под павильоном у одного из озер. Единственным источником света для нас была луна, пробивающаяся сквозь деревья и освещающая воду. В приглашении говорилось, что никаких мобильных телефонов, никаких исключений.

Кладбище сегодня было живым, если это можно сказать о кладбищах. Здесь билось сердце. Я чувствовала его, волшебное и таинственное. Среди готических мемориалов и высоких, нависающих деревьев было что-то большее... что-то мощное под поверхностью.

Я уже собиралась забрать Лирику и вернуться к машине, когда мужчина в кроваво-красной мантии с капюшоном схватил меня за руку.

— Какого хрена, чувак? — сказала Лирика, и он медленно повернул голову в ее сторону.

Его личность была скрыта под белой маской в стиле Призрака оперы, которая закрывала только лоб, один глаз и одну сторону лица. У меня было такое чувство, что я видела его раньше, как будто должна его знать.

Его рот искривился в злобной ухмылке, когда он перевел взгляд с нее на меня. — Мы ждали тебя... — Он отпустил мою руку и облизал губы. — Татум.

Я взглянула на приглашение в своей руке: черный картон с изображением змеи в форме буквы О, выгравированной красными чернилами. Видела такую же эмблему раньше на столе отца, но понятия не имела, что она означает. На обратной стороне карточки было напечатано только мое имя, Татум Хантингтон, и правило, касающееся телефонов.

— Сюда, — сказал он и повел нас по мощеной дорожке к памятнику, напоминавшему часовню из белого камня. Внешний вид не обманул меня. Здесь никогда не происходило ничего святого.

Мы последовали за нашим проводником внутрь памятника и спустились по каменной лестнице, освещенной только горящими факелами, прикрепленными к стене.

Я боролась с желанием развернуться и убежать. Мне здесь было не место. Моя фамилия позволила мне получить приглашение на это неуловимое собрание, но я не была одной из них. Никогда не была одной из них — независимо от того, как сильно мои родители пытались приучить к их образу жизни. Я не хотела прожить всю свою жизнь по какой-то нелепой схеме, созданной несколько поколений назад. Я не хотела навязывать улыбку, которая никогда не достигала моих глаз. Мне не нужна была придуманная жизнь. Мне нужна была настоящая. И все же я была здесь, загнанная в самую гущу событий либо безумием, либо любопытством, либо и тем, и другим.

Чем ближе мы подходили к лестнице, тем сильнее вибрировало мое тело от предвкушения и нервное напряжение сжимало грудь. Что ждет меня по ту сторону двери? Стены гудели от грозной энергии. Опасение и волнение были двумя силами, тянущимися друг к другу. Мои нервы были настолько напряжены, что казалось, будто могу сорваться. Я даже начала считать свои вдохи, чтобы не сбиться с мысли. Снизу доносилось эхо музыки, вызывающая смесь григорианских песнопений, смешанная с ровным ритмом низких басов и электронных скрипок.

Мы остановились у тяжелой деревянной двери, покрытой замысловатой резьбой, готической и небесной. Другой парень в таком же халате с капюшоном и маске указал на большую стальную чашу, наполненную красным стеклом и огнем. Пламя лизало стекло, отражаясь на потолке и стенах вокруг нас. Это напомнило о камине, который моя мать установила у нашего бассейна в прошлом году. Эта мысль должна была успокоить меня.

Но это не так.

Я бросила приглашение в чашу и смотрела, как оно распадается на сажу и пепел, уничтожая все свидетельства того, что оно когда-либо существовало.

Второй парень открыл дверь, но поднял руку, не давая Лирик войти внутрь. — У нее нет приглашения.

Я потянула ее за руку. — Она со мной.

Лирика шагнула вперед, пока не оказалась лицом к лицу с парнем, открывшим дверь. — Ты знаешь, кто я, блядь, такая?

Конечно, он знал. Все знали, кто она такая. Она была мятежной горячей дочерью рэп бога. Ее фамилия сделала ее печально известной, и провокационные истории в инстаграм поддерживали ее в таком состоянии.

— Никто не войдет без приглашения. — Его голос был твердым. Никаких колебаний. Никаких эмоций. Никаких уступок.

— Хорошо. — Я схватила Лирику за руку. — Мы пойдем.

Дверной парень схватил меня за руку, его кончики пальцев впились в мою плоть до самой куртки. — Ты остаешься. — Он кивнул в сторону Лирики. — Она уходит.

Отдернула руку, не обращая внимания на пульсирующую боль в месте, где были его пальцы, и сузила на него глаза. — Она идет, я иду.

Парень переглянулся с гидом, который привел нас сюда, и между ними завязался негласный разговор. Наконец, парень номер два выдохнул и поднес руку к моему лицу, поймав подбородок между двумя пальцами.

Он заставил меня посмотреть на него. — Я знаю, что ты новичок во всем этом, поэтому дам тебе пропуск. — Он отпустил мой подбородок. — Один пропуск, Хантингтон. Это все, что ты получишь.

Никого младше шестнадцати лет никогда не приглашали на Ночь беззакония. Я понятия не имела, почему их не приглашали, просто такие правила. Два месяца назад я отпраздновала свой шестнадцатый день рождения. Сколько себя помню, эта вечеринка была темой шепота в туалете и запретных фантазий — святой Грааль. Все знали о Ночи беззакония, хотя никто не знал, что это такое на самом деле. Каждый гость был выбран вручную кем-то,