Наталия Ломовская - Зеркало маркизы Страница 8

Протянув руку, он коснулся груди женщины, фамильярно забрал ее в ладонь. В этом жесте не было похоти – так скульптор прикасается к своему произведению, оглаживает, нежит, оттачивает черты. Челлини столько раз рисовал и лепил Диану, столько раз она оказывалась перед ним обнаженной, что между ними не осталось тайн.

И, кроме того, великий Бенвенуто был мужеложцем, предметом его тайных воздыханий являлись не прелестницы, а собственный юный секретарь, наглый и распутный эфеб, тянущий из художника деньги и подарки.

– Ты же чародей, Бенвенуто… Все считают, что ты маг, что ты продал душу дьяволу за свой талант… Не мог бы ты испросить у своего патрона для меня немного молодости?

– О-о, если б я знался с дьяволом – для начала попросил бы для себя немного счастья, – грустно усмехнулся Челлини. – Впрочем, я действительно могу кое-что для тебя сделать, моя дорогая. Хочешь, я составлю для тебя чудодейственную мазь?

Диана скривила рот. Могущественнейшая женщина Франции капризничала как дитя.

– Вижу я, до чего крема и притирания доводят наших прелестниц… Собачонка герцогини Этамп лизнула ее в нарумяненную щеку и немедленно испустила дух!

– Собачка? Или герцогиня?

– Собачка, к сожалению. Юная маркиза Шатонер рассердилась на свои веснушки и пыталась вывести их с помощью какой-то адской смеси. Теперь бедняжка вся в прыщах и красных пятнах.

– Дурочка! За веснушки ее называли Прекрасной Пастушкой… А как маркизу будут звать сейчас?

– Ах, мне это совершенно безразлично. Даже если все дамы покроются паршой, я ни на минутку не пожалею ни одну из них. Но моя несчастная Нини, моя горничная…

– Да, кстати, что-то ее не видно?

У Дианы покраснел кончик длинного носа.

– Она одна могла управиться с моими волосами, она умела делать такой массаж, что после него все мое тело горело, и я чувствовала себя шестнадцатилетней. А ведь я говорила ей, чтобы она не злоупотребляла белилами! Но бедная Нини так стеснялась своей смуглой кожи, своих красных рук… А теперь ее нет, моей голубки!

И Диана все же зарыдала.

– Умерла? – сочувственно цокнул языком Челлини. – Я давно говорил, что в этих белилах содержится крайне опасное вещество, способное вызвать болезнь крови.

– Да с чего вы взяли, что она умерла! – гневно выкрикнула сквозь слезы Диана. – Не умерла, а очаровала своей набеленной рожицей купца, вышла за него замуж и теперь ходит в чепце на рынок, а обо мне и думать забыла, а ведь я готовила ей приданое, маленькой неблагодарной мерзавке!

– Успокойся, дитя мое. В моем снадобье не будет яда, все твои гадкие собачонки останутся в живых. Я возьму кровь белого голубя, и миндальное молоко, и золотую пудру…

Диана схватила с зеркала очаровательную фарфоровую бонбоньерку.

– Было. Все уже было. И кровь голубя, и слезы василиска. А золотая пудра остается на губах короля, когда тот целует меня, и он зовет меня золотой возлюбленной, уверяя, что это сокровища моей души проступают через поры, что он оттого любит меня еще сильнее. Но сколько времени еще продлится его любовь? Сколько пройдет лет, месяцев, недель, прежде чем он заметит эту морщину возле рта, запавшие глаза, дряблую шею? Или счет пошел на дни?

Не помня себя от горя, фаворитка запустила бонбоньеркой в свое отражение. Зеркало ахнуло и осыпалось сверкающим водопадом вниз, на дубовый паркет.

– Диана! Ты не поранилась? – спросил Челлини, притягивая к себе за руку женщину, всматриваясь в ее лицо, разглядывая плечи.

– Нет. Нет, – сказала она. – Я уже успокоилась. Прости меня за эту вспышку, Бенвенуто. Ты не должен выслушивать моих сетований и жалоб.

– О, это ничего, – засмеялся Челлини. – Право же, я даже радуюсь, когда ты устраиваешь мне сцены.

– Радуешься? Чему?

– Тому, что я не женат, моя голубка!

Диана засмеялась. Слезы высохли на ее ресницах. Часть очарования герцогини, несомненно, состояла в способности легко относиться к жизни.

У дверей робко поскреблась портниха – она принесла платье, которое Диана собиралась надеть нынче вечером. Пена кружев и бесчисленные воланы белого муслина, каждый из которых был окаймлен черной бархатной полоской. Фаворитка короля носила только эти два цвета, черный и белый, – говорили, что в знак траура о своем возлюбленном покойном муже. На деле же граф де Мольврье был полнейшим ничтожеством и благополучно канул в реку забвения. Но цвета траура так подходили к лицу Дианы, к золоту ее волос, в котором не так давно стало проглядывать серебро… Пожалуй, она и в самом деле сдает. Бедный «Старый Гриб», как за глаза звали ее злоязычные придворные!

Диана занялась платьем и не видела, как Челлини наклоняется, поднимает с пола самый большой осколок зеркала, заворачивает его в свой носовой платок. И только когда Бенвенуто ушел, не прощаясь, погруженный в свои мысли, она с удивлением посмотрела вслед ему, проходившему анфиладой бесчисленных комнат.

Великий художник. Маг и чародей. Единственный человек, с которым она могла быть откровенна.

Он пришел к ней через три месяца, в последний день рождественских увеселений. С ним был его секретарь Дени, отвратительно смазливый, дьявольски молодой. Он нес в руках нечто, закутанное в черный бархат, сверток казался тяжелым. В лице Дени Диана обнаружила нечто новое, удивительную перемену – раньше он смотрел на нее подобострастно, но с внутренним вызовом: как бы ты ни была могущественна, но Бенвенуто принадлежит мне одному, как бы говорил этот наглый и жалкий взгляд. Теперь мальчишка казался скорее печальным и завидующим, нежели торжествующим, и герцогиня своим потрясающим чутьем уловила, в чем дело. Раньше, чем прозвучали какие-либо слова, Диана поняла – в свертке подарок ей, Дени видел этот подарок, а потому мучительно завидует и ревнует.

– Поставь сюда и ступай, дитя мое, – сказал Челлини секретарю, и тот повиновался.

Черный бархат падает мягкими, тяжелыми складками. На столе перед Дианой – зеркало в изящной раме. Переплетенные ветви шиповника и стебли лилий, малиновки и славки на ветвях…

– Какая изумительная работа, – шепчет Диана. – Но кто…

Она поднимает глаза, пораженная догадкой.

– Это очень ценный подарок. Не уверена, что я могу его принять. Всех сокровищ мира мало, чтобы заплатить за такую работу.