Пенни Винченци - Злые игры. Книга 2 Страница 8

Малыш, когда она ему сказала о ребенке, среагировал не совсем так, как она себе это представляла; он прилетел в Лондон на двое суток перед самым Рождеством, они сидели за ужином в «Гавроше», там-то она и сказала: «Малыш, у меня есть для тебя новости» — и положила ладонь на его руку, а он, заметно оживившись, спросил: «Что, сможешь чаще приезжать в Нью-Йорк?» — на что она ответила, что нет, скорее наоборот, ей придется теперь осесть здесь и вести более спокойную и размеренную жизнь, а он как-то странно посмотрел на нее и спросил почему, и она ответила: «Потому, Малыш, что у меня будет ребенок. Нет, не совсем верно. У нас будет ребенок». Он сильно побледнел и молча уставился на нее, и она сказала: «Похоже, ты не очень обрадовался», и тогда он встряхнулся и, выдавив из себя улыбку, произнес: «Нет, конечно, я рад», а она спросила: «Ну так что, не хочешь меня поцеловать?» — а он посмотрел на нее каким-то еще более странным взглядом и тоже спросил: «Энджи, я не понимаю. Как же это произошло?»

И тогда: «Малыш, ну что ты, в самом деле! — ответила она ему. — Я просто поражена, что ты ничего не помнишь. Месяца полтора тому назад, та великолепная неделя, которую мы провели в Нью-Йорке. Вспомнил?» — и он ответил: «Разумеется, я помню; но ведь ты же должна была быть на таблетках?» И тогда она стала говорить, что да, само собой, она принимала таблетки, но у нее почему-то начались частые головные боли и врач перевел ее на другой тип лекарства и прописал ей меньшие дозы, а это все увеличивало риск беременности. «Разумеется, я и не думала, что это вправду случится. Никогда не думала. Но вот случилось. И я этому очень рада. Просто жуть как счастлива. А ты разве не рад? Малыш, ты ведь не рассердился и не расстроился, правда? Я просто не могла уже дальше без ребенка от тебя. Просто не могла».

И Малыш ответил, что нет, он, конечно же, не сердится, он тоже счастлив, и сумел даже снова улыбнуться ей, и заказал шампанское, но выглядел он все еще сильно потрясенным и внутренне напряженным и вскоре предложил уйти из ресторана. Они улеглись в просторную постель в его люксе в «Савое», Малыш был какой-то непривычно притихший, он молча и довольно неловко позанимался с ней любовью, а потом уснул. Тогда-то Энджи и начала немного нервничать; она ожидала радостного возбуждения, взрыва нежности, долгих и подробных обсуждений: что им теперь делать, кто у них будет — мальчик или девочка, как они назовут ребенка, — но уж никак не отсутствия какой бы то ни было реакции вообще. Среди ночи она проснулась, Малыша рядом с ней не было; она села на постели и осмотрелась; он сидел в большом кресле у окна и смотрел куда-то вдаль, на противоположный берег реки.

— Малыш? — позвала она и с неудовольствием почувствовала, как где-то внутри ее нарастает неприятное ощущение паники. — Малыш, в чем дело?

— Ничего особенного, — отозвался он, — просто у меня изжога, только и всего. Переел. Не беспокойся обо мне. Спи спокойно.

— Не говори глупостей. — Энджи выбралась из постели и, подойдя к нему, обвила руками его шею. — Как же я могу о тебе не беспокоиться? Я ведь тебя люблю. Поэтому я и здесь. И поэтому я и беременна.

— Правда? — спросил он, и лицо у него при этом было очень грустное и какое-то необычное, почти испуганное. — Правда любишь?

И, в редком порыве честности, она посмотрела ему прямо в глаза и ответила:

— Да, Малыш, правда, я тебя действительно люблю.

— О господи, — проговорил он, — это же еще хуже.

В ней снова всколыхнулось ощущение паники.

— Почему? — спросила она.

— Потому что я так тебя люблю. Ужасно люблю. Жизни себе не представляю без тебя. Только благодаря тебе я в прошлом году вообще не свихнулся. А теперь еще у тебя будет ребенок. Мой ребенок. И как я сумею жить и дальше отдельно от тебя? Как я это выдержу?

— Ну что ж, Малыш, — сказала она, усаживаясь к нему на колени и целуя его в шею, в щеку, в волосы, — ты ведь можешь начать жить и со мной.

— Энджи, ну как же я могу это сделать? — возразил он. — Как только тебе это в голову могло прийти? В банке сейчас не жизнь, а кошмар, хуже, чем когда бы то ни было раньше. Отец полностью захватил все под свой контроль, я уже веду борьбу просто за то, чтобы выжить. Вот только на днях он… — Малыш замолчал, и Энджи показалось, что она физически ощущает, как все тело Малыша при одном воспоминании о чем-то пронзил страх. — Только на днях он заявил, что, может быть, изменит распределение акций, что у старших партнеров должна быть такая доля, которая давала бы им возможность большего контроля над делами банка.

— Вот черт! — воскликнула Энджи. — Думаешь, он и правда это сделает?

— Не знаю. Может быть, и нет. Но это было еще одним ударом ниже пояса, рассчитанным на то, чтобы в очередной раз меня унизить.

— Мне казалось, — осторожно начала она, чувствуя, как эта противная паника поднимается в ней снова, — что он все-таки сам же назначил тебя председателем, или кто ты там есть. И что он больше не может решать такие вещи по собственному усмотрению.

— Да, я председатель. Теоретически банк мой. — Он вздохнул. — Хотя все понимают, что на самом деле это не так. И к тому же у меня сейчас тридцать процентов акций. А у него до сих пор пятьдесят. Остальные двадцать процентов у партнеров, всех вместе. И эти пятьдесят процентов я получу только после его смерти.

— А Шарлотта и Фредди?

— Сейчас пока их доля сугубо символическая. У них есть у каждого по нескольку акций, и только когда я получу все наследство, к ним перейдут мои нынешние тридцать процентов. Поровну каждому. Все это очень сложно.

— Малыш, он никогда не отдаст этот банк, — твердо и решительно произнесла Энджи. — Он его любит больше всего на свете. Ты сам же об этом много раз говорил, да и я насмотрелась своими глазами за все эти годы. Но в конце концов ты его все равно получишь. Я знаю, что получишь.

— Ну что ж, возможно. — Малыш вздохнул. — Но пока что мне приходится вести ожесточеннейшую борьбу. И отец использует все средства и приемы, какие у него только есть, лишь бы нанести мне поражение. И уж таким-то средством он наверняка воспользуется. Он ни за что не позволит мне уйти от Мэри Роуз. Никогда.

Энджи повернула к себе его голову и принялась целовать его, очень неторопливо и нежно. Руки Малыша обвили ее, потом обняли сильнее, еще сильнее; ее руки скользнули по его телу вниз, пальцы погладили его между ягодиц; она ощутила, как весь он напрягается, как напружинивается под ней его пенис.

— Я люблю тебя, — прошептала она, — я тебя очень люблю.

Она соскользнула на пол и опустилась на колени. Раздвинув его ноги в стороны, взяла пенис в рот и стала мягко, но жадно ласкать его, то втягивая в себя, то почти отпуская, раздразнивая в нем желание. Малыш застонал. Голова у него запрокинулась, руки обхватили затылок Энджи и гладили ее по волосам.