Эмма Дарвин - Математика любви Страница 8

– Анна, я не могу позволить себе арендную плату, – вразумляла она меня, – а мне придется наверняка платить любому, кроме Рея, причем платить больше, чем обойдется твое содержание.

Но и это было не главным. Она не говорила, что не доверяет мне, но болтала без умолку, пытаясь спрятать за бессмысленной болтовней то, что мы обе знали и так.

– Все будет просто прекрасно, – трещала она. – Большой дом в сельской местности. Так мне говорили, по крайней мере. Может быть, там даже будут жить другие девочки, с которыми ты подружишься. Рей говорил, что иногда кто-нибудь из учеников остается на каникулы. Бывает, что остаются и учителя, и еще экономка. И сам Рей тоже будет рядом. Он живет в квартире на последнем этаже школьного здания. Ты ведь помнишь Рея, он приезжал к нам – сколько же тебе тогда было, пять лет? Шесть? Дядя Рей Хольман… Видишь ли, после твоего рождения я сменила фамилию. Но Рей – неплохой парень. И… ее там не будет. Он говорит, что она никогда… что она живет где-то в другом месте. Очень далеко, на другом конце Англии. Она… Я бы никогда не отправила тебя туда, если бы она была там. Твоя бабушка. Я встречалась с ним несколько раз, а сейчас пришло время и тебе познакомиться с ним поближе – ведь он твой дядя. Он моложе меня. Ему всего тридцать, – говорила она, но Рей выглядел намного старше, усталый, с испещренным морщинами лицом. И волосы у него такого цвета, что выглядят какими-то окислившимися, а не седыми. – Я пригласила его завтра к нам пропустить стаканчик, – торопливо сыпала она словами, и я поняла, что она чувствует себя виноватой оттого, что не навела справки должным образом, а просто воспользовалась первым попавшимся предлогом и местом, чтобы благополучно и без особых хлопот сбыть меня с рук. – Я купила тебе билет на автобус на следующий вторник, сразу же после того, как уедем мы. Ты хорошо отдохнешь, а как только мы с Дэйвом выберем подходящий отель, который нам подойдет и который можно купить, то есть по-настоящему хороший, я вышлю тебе деньги на дорогу и ты приедешь к нам.

Рей говорил что-то о том, что по новой объездной дороге мы доберемся быстрее, и действительно, вскоре дома по обеим сторонам шоссе стали встречаться все реже, пока совсем не исчезли. Мы свернули на очередную скоростную двухполосную автостраду – того типа, что выложена бетонными плитами, швы между которыми залиты битумом. Этот битум лезет из щелей, когда на плиту наезжает автомобиль, отчего создается впечатление, будто едешь по стиральной доске, и машина гремит подвесками «бух-бух-бух», совсем как сердце, которое стучит с перебоями.

– У меня для тебя кое-какие новости… – заговорил вдруг дядя Рей с каким-то странным придыханием, словно торопясь выпалить то, что давно было у него на уме. – Так, ничего особенного. В общем, твоя бабушка здесь. Она приехала вчера.

– Вот как.

На большее меня не хватило. Я не знала, что сказать. Мать никогда, ни единым словом не упоминала о бабушке. Если не считать одного-единственного раза. «Она живет где-то в другом месте. Очень далеко, на другом конце Англии. Она… Я бы никогда не отправила тебя туда, если бы она была там. Твоя бабушка». А до этого вообще не упоминала о ней. А ведь я наверняка спрашивала о ней, правда ведь? Но я ничего не помню. Ее молчание представлялось мне высоченной кирпичной стеной, взобраться на которую я не могла бы при всем желании. Я даже не пыталась узнать, как ее зовут.

– Она… Все так неожиданно. Но я уверен, что… Она сильно изменилась, и в лучшую сторону. Я уверен, что вы найдете общий язык. Думаю, все будет в порядке. – Он оторвал взгляд от дороги, посмотрел куда-то мимо меня и ткнул пальцем в сторону выстроившихся вряд огромных деревьев. – Вот она, школа Керси-Холл, – сообщил он мне с таким видом, словно это должно чертовски заинтересовать меня или произвести неизгладимое впечатление.

Я ограничилась тем, что лениво повернула голову в ту сторону и пробормотала:

– Извините, я не заметила.

– Я сказал ей, что ты приезжаешь сегодня. Так что она ждет тебя.

Интересно, неужели все будет, как в кино, как в каком-нибудь детском фильме, типа «Дети железной дороги», когда Роберта бежит по платформе к своему… Нет, ничего подобного не будет. Я даже не стану надеяться на это. Со мной никогда не бывает так, как в кино.

Мы проехали еще немного, потом свернули на какую-то боковую дорогу, пока наконец не выехали на подъездную аллею, которая петляла между огромными темными и мрачными деревьями, и через несколько минут увидели школу. То есть дом, я хочу сказать.

Для жилого дома здание было очень большим, хотя для школы оно показалось мне маленьким. Оно было сложено из грязно-серого, какого-то выцветшего камня, на котором от водосточных труб расползались потеки зеленоватой плесени и мха, с рядами темных окон, стекла в которых были слишком грязными, чтобы блестеть на солнце. С обеих сторон здания высились дымовые трубы, и еще несколько можно было заметить в самых разных местах на крыше – как в кукольном домике, за ненадобностью брошенном на чердаке, поскольку он больше никому не нужен. Микроавтобус остановился у черного входа, и, когда я вышла, на меня обрушилась тишина, настоящая, подавляющая тишина, если не считать слабого шума машин, доносившегося от автострады откуда-то из-за деревьев. Трава была какой-то волокнистой и даже жилистой. При той погоде, которая установилась вот уже несколько недель назад, я уже давно не видела настоящей зеленой травы.

Дядя Рей достал из багажного отделения мои сумки.

– Нам сюда, – сказал он.

Я не сразу сообразила, куда он направляется, и только потом разглядела маленькую дверь, которую поначалу не заметила среди мусорных баков, обвалившихся навесов и прочего мусора. Он оглянулся через плечо и улыбнулся, когда я поравнялась с ним.

– Боюсь, что поначалу тебе покажется здесь странно и неуютно. Этот коридор ведет на кухню. Отсюда быстрее и ближе, чем через переднюю дверь, можно добраться до холла и лестницы наверх.

Кухня оказалась большой, настоящей школьной кухней, кругом сверкала хромированная сталь и стояли разнообразные агрегаты. Из нее вел еще один короткий коридор, заканчивающийся вращающейся дверью с рваной зеленой войлочной обивкой, а за ней холл.

Но это был не тот школьный холл, в котором проводились торжественные собрания учеников и учителей. Это был типичный холл обычного жилого дома, только очень большой. Я стояла у подножия лестницы и думала, что теперь понимаю, что чувствует человек, которого вытолкнули из самолета за секунду до падения. Он должен чувствовать себя маленьким и затерянным, а вокруг простирается небо и море, холодное и серое, и на него давит пустота. Пустота, разглядеть и осознать которую невозможно.