Бунт Хаус - Калли Харт Страница 81

Все кончается. После долгого, головокружительного момента, когда я пытаюсь понять, в какой момент облажался, все заканчивается. Элоди безвольно падает на меня, ее лоб покрыт каплями влажного пота, волосы растрепаны и разбросаны повсюду, и что-то чуждое болезненно сжимается в моей груди.

Эта красивая девушка с веснушками на подбородке, волосами цвета солнечного света и сердцем свирепым, как у льва — осторожно поднимает руку и убирает мои волосы с лица, изучая мои черты с ошеломленным выражением в глазах.

— Это было… — говорит она, явно пытаясь подобрать нужное слово.

— Интенсивно? — Я не могу пошевелиться. Если я это сделаю, то это странное заклинание, в которое мы попали, разрушится, и нам придется выпутываться самим. Я этого не хочу. Ещё нет.

Ее глаза ярко блестят, когда она кивает.

— Да. Интенсивно. Почему ты… — она снова замолкает, ее пальцы скользят вниз по моей груди. Она смотрит на свою собственную руку, золотистую и красивую на фоне моей бледной кожи, как будто она так же ошеломлена, как и я, тем, что она действительно прикасается ко мне. — Почему ты меня перевернул? — спрашивает она.

Я тихо смеюсь, выгибая бровь в ее сторону.

— А что? Тебе не понравилась эта позиция?

Элоди тоже смеется, прячась за волосами.

— Нет. Это было вполне удовлетворительно, — говорит она.

Я резко отстраняюсь, изображая удивление.

— Удовлетворительно?

Она визжит, когда я зарываюсь лицом в изгиб ее шеи и кусаю ее, напоминая, что у меня все еще есть зубы. Ее вопрос забыт, и это приносит облегчение.

Еще в беседке я пообещал ей, что всегда буду говорить ей правду. Но я просто не знаю, как сказать ей об этом. Что я хотел встретиться с ней лицом к лицу, когда буду внутри нее. Что хотел целовать ее. Что хотел обнимать ее. Что хотел увидеть её.

Я даже не знаю, как признаться в этом самому себе.

Глава 24.

ЭЛОДИ

СЕКРЕТ — это страшная и удивительная вещь. Это мерцающее пламя свечи в груди, согревающее вас изнутри. Он может заставить вас улыбаться в сгиб локтя, спрятав лицо в рубашке, в то время как вы мечтаете о тех часах, когда наступит «позже», когда вы снова увидите объект своего увлечения. Но секрет может также заставить вас чувствовать себя оооочень дерьмово.

— Я так рада, что ты перевелась. Честно говоря, я была так несчастна, пока ты не появилась. Выпускной год в Вульф-Холле, казалось, будет чертовски ужасным благодаря Дэшу. Но даже эти куски дерьма из Бунт-Хауса не могут испортить последние несколько месяцев здесь. Моя бабушка всегда говорила, что хороший друг может все исправить. Боже, какие у тебя красивые волосы, — говорит Карина, быстро проводя пальцами по моей голове. Я неподвижно сижу на полу между ее ног, пока она творит свою магию, заплетая мои непослушные волосы в сложную косу. — А ты никогда не думала о том, чтобы вернуть свой естественный цвет? — спрашивает она.

Она даже не подозревает, что я чувствую себя невероятно виноватой из-за того, что она только что сказала мне. Я не очень хороший друг. Просто ужасный друг. Я ничего не могу исправить. Я связалась с парнем, которого ненавидит Карина, который является лучшим другом парня, который разбил ее сердце, и я не могу представить себе, что смогу выйти из этой ситуации в ближайшее время. Эгоистично... Боже, я даже не могу поверить, что позволяю себе так думать... я не хочу выпутываться из этой ситуации, хотя и знаю, как ей было бы больно и обидно, если бы она узнала, что я творю. И что же я за друг такой?

А теперь она говорит о том, чтобы вернуть моим волосам естественный цвет?

Нож крутится у меня в груди, и мне становится трудно дышать. Я ковыряю ногти, внезапно очень заинтересовавшись половицами.

— Э-э... да. Вообще-то, да. Я давно хотела это сделать, но...

— Но тебе не нравится быть брюнеткой?

— Нет, это из-за мамы. У нас с ней был одинаковый цвет волос. Когда она умерла, моему отцу пришлось каждый день смотреть на меня, напоминающую ему, как мы похожи, и это чертовски бесило его. Как мы были похожи, — поправляю я себя. — Он будет в ярости, если я верну его обратно.

— Вау. — Карина перестает заплетать косы и смотрит вниз через мое плечо, недоверчиво глядя на меня. — Твой отец в пяти с половиной тысячах миль отсюда, Элли. Тебе уже почти восемнадцать. Ты можешь делать все, что захочешь. И кроме того... какого хрена тебе понадобилось красить волосы только для того, чтобы угодить ему? Он звучит как гребаный придурок. Извини, если это грубо, но я называю это так, как я это вижу. Я ничего хорошего о нем не слышала.

Вот тут-то мне и следовало бы броситься на защиту полковника Стиллуотера. Вот что должен бы сделать любой другой человек, если бы кто-то обозвал его отца. Но, честно говоря, мне нечего ей сказать хорошего. Насколько это печально? Каждое яркое и блестящее воспоминание из моего детства было связано с моей матерью. С ее кривой, теплой улыбкой, и глупыми голосами, которые она разговаривала, когда мы устраивали чаепития с моими плюшевыми лошадьми, и тем, как она обнимала меня так крепко, когда отправляла спать, что я думала, что мои легкие могут лопнуть... была единственным светом в остальном очень темном шторме.

— Да, он вроде как сам себе закон, — говорю я ей. — Этот человек едва отвечает даже дяде Сэму. Он не привык, чтобы люди подвергали сомнению его указы. Он точно не привык к тому, что люди не подчиняются прямым приказам.

— Он приказал тебе не красить волосы?

— В недвусмысленных выражениях.

— Ладно. Понятно. В какой-то момент я поеду в аптеку и