Сьюзан Ховач - Грехи отцов. Том 1 Страница 85

— И ты мне сочувствуешь?

— Конечно. Я знаю, как прекрасно ты относишься к Кевину. Я знаю, как дороги друзья, которых ты знаешь с самого детства.

Я испытал огромное облегчение и чувство благодарности. После всего сказанного и сделанного, у меня не оставалось более близких друзей, чем Джейк. Он один понимает трудности, связанные с богатством и изолированностью, потому что его положение очень похоже на мое.

— Как я смогу поправить отношения с Кевином? — наконец сказал я, эта проблема меня беспокоила. — Может, написать ему письмо? Если я позвоню, он просто бросит трубку. — Меня вдруг осенило. — Я могу написать ему письмо от руки. Он увидит, что я искренен. Он знает, что всю мою корреспонденцию печатают машинистки.

— Я тебе лучше советую оставить его в покое. Любой шаг к примирению, возможно, будет расценен им как попытка еще раз проявить свою власть, и он все равно останется враждебно настроенным. Он сам должен сделать первый шаг.

— Но это может никогда не произойти!

— Вполне возможно, но если ты совершаешь крупные ошибки, ты должен быть готов за них платить.

— «За все дурное однажды ты заплатишь»? — процитировал я песню Хенка Уилльямса. — Неужели ты в самом деле в это веришь, Джейк?

Джейк подумал мгновение и сказал:

— Нет.

Мы оба засмеялись, два циничных ньюйоркца, у которых слишком много общего.

— Как Вики? — спросил Джейк, когда я поднялся, чтобы уйти.

— Все прекрасно, если судить по ее письмам. А как твои дети?

— Хорошо, — Джейк никогда не интересовался своими детьми, и поскольку наш разговор перекинулся на домашние проблемы, я почувствовал, как странный тонкий барьер возник между нами.

— Как Эми? — спросил я, автоматически завершая ритуал семейных расспросов.

— Хорошо… А как Алисия?

— О, она в полном порядке! У нее появилось много интересных дел, когда она стала больше заниматься благотворительностью и поступила на курсы аранжировки цветов Юношеской лиги. Я очень доволен этим. Я немного беспокоился за нее, когда Вики выходила замуж. Женщинам трудно пережить, когда их дети покидают дом.

— Конечно.

Он вышел вместе со мной, чтобы меня проводить. Мы пересекли огромный мрачный вестибюль, и наши шаги отдавались эхом в мраморных плитах, окружавших бассейн. Блестящие трубки органа затерялись под сводами потолка.

— Что ты думаешь о последних идиотизмах антимонопольного законодательства? — сказал он. — К этому времени судья Медина, должно быть, уже на коленях.

Я автоматически отозвался на его попытку восстановить пути общения.

— Я сам сожалею, что банк Ван Зейла не вошел в список защиты среди других инвестиционных банков, — сказал я. — Я бы сказал прокурорскому совету пару слов!

— Подумай, какие счета тебе пришлось бы тогда заплатить! И время, которое ты бы на это потратил!

— Верно!

Мы замолчали, остановившись у ложносредневековых входных дверей и пожали друг другу руки.

— Большое спасибо, Джейк. Ты настоящий друг. Я ценю это.

— Доброй ночи, Нейл. И помни: поосторожнее с властью, когда имеешь дело с друзьями, слова «моральный долг» прибереги для разговоров со священником и не пытайся действовать так, будто ты считаешь, что Бог — «белый, англосаксонец и протестант».

— Я не просто подозреваю, я точно это знаю! — ответил я в том же тоне, почувствовав себя намного лучше. Закрывая за собой дверь, я слышал его смех.

Шесть месяцев спустя Вики родила в Лондоне второго сына, которого сразу же назвали Полом Корнелиусом. Сэм и Вики позвонили мне, чтобы пригласить на крестины ребенка, и, хотя я не хотел, чтобы это выглядело, будто я только и ждал предлога, чтобы поехать к ним, я обещал, что мы с Алисией пересечем Атлантику в августе. Я поспешил предупредить их, что мы остановимся в гостинице. Сэм купил дом напротив Гайд-парка, и я не сомневался, что он достаточно просторен для всех, но решил проигнорировать его гостеприимство. Я не хотел огорчать Вики напряженностью, которая возникала при каждой нашей встрече с Сэмом.

По-моему, Вики неплохо устроилась в Лондоне. Она записалась на курсы немецкого языка, правда, из-за беременности курсы пришлось бросить; хотя и без того она была слишком занята обустройством своего нового дома, чтобы уделять серьезное внимание учебе. В своих письмах она описывала, как трудно найти общий язык с английскими дизайнерами по интерьерам, как Эрик начал ходить в английский детский сад, как трудно соответствовать в своих жизненных привычках ожиданиям английских слуг (тут я подумал о Каррауэе и посочувствовал), как чудесно английское радио и телевидение; какое волнение испытываешь от присутствия королевы, описывала коронацию и погоду. Иногда она упоминала о новых фильмах или гастролях нового американского мюзикла, который они с Сэмом видели еще на Вест-Энде, но теперь они слишком много времени занимались с клиентами Сэма, чтобы успевать выходить в город.

Каждую неделю я по несколько раз разговаривал по телефону с Сэмом, чтобы убедиться, что в Лондоне дела идут нормально, и, хотя я понимал, что он недоволен, когда я дышу ему в затылок, я был намерен держать его по стойке смирно, чтобы он не забывал, кто из нас босс. В данной ситуации единственное, что я мог сделать, это восстановить нормальное соотношение сил между нами, а для него это была бы небольшая цена за жизнь в Европе. Однако я старался сохранять дружеский тон наших разговоров, и никто, услышав наш разговор, не догадался бы, что за нашим добродушием скрываются горечь — с моей стороны, и раздражение — с его.

— Итак, как тебе британцы, Сэм? — спросил я Сэма в первый рабочий день после коронации в июне. — Я надеюсь, что тебе нравится пить за здоровье королевы и слушать заявления вроде того, что дух, который помог завоевать Эверест, победил и в войне!

— Ну, я всегда готов отдать должное по заслугам, — добродушно сказал Сэм, — почему бы мне не выпить за здоровье королевы? Мне всегда нравилась королевская семья. Во всяком случае, они все там немецкого происхождения.

Один из наших наиболее добродушных разговоров был такой: я напомнил ему, что жизнь в Европе не всегда так безоблачна, как хотелось бы, на что он мне ответил, что очень хорошо управляется с потенциально враждебным окружением. Но наши наиболее язвительные разговоры касались имиджа нового филиала банка Ван Зейла в Лондоне.

Банк Ван Зейла имел филиал в Лондоне уже около 60 лет, но в 1939 году я закрыл его и перевел наш капитал из Европы. За эти 60 лет в банковском деле произошли колоссальные перемены. Поначалу мы специализировались на аккредитивах и займах иностранным правительствам, но после первой мировой войны этот бизнес утратил актуальность. В 1929 году Стив Салливен поехал в Лондон, чтобы выяснить возможность вложения американских денег в английский бизнес. Это оказалось нелегкой задачей, так как британские деловые люди чаще добывали деньги для своих нужд без помощи домов, выпускающих ценные бумаги. Однако даже при таких неблагоприятных обстоятельствах, дела у Стива шли хорошо, и наш лондонский филиал приносил прибыль, пока надвигающаяся война не бросила тень на европейские финансы. Сейчас времена снова изменились; американские корпорации заняли передовые позиции в экономических вложениях в Европу, и вполне естественно для них было обратиться за помощью к банку, имеющему надежные заокеанские связи.