Вера Колочкова - Малина Смородина Страница 9

– Две минуты, Саш! До приемной и обратно! Две минуты!

Выскочив из машины, она быстро направилась к белым колоннам, чувствуя себя Магометом перед горой. Или, наоборот, горой перед Магометом, кто у них там глупее-зловреднее был? А может статься, еще и охранники не пропустят…

Точно. Вырос в дверях добрый молодец, косая сажень в плечах, сам в костюмчике.

– Простите, вы к кому?

– Я ни к кому. Мне секретарю конверт передать надо.

Молодец оглядел ее с головы до ног, надо сказать, совсем не обидно. Просто прошмыгнул вежливым взглядом и тут же согнулся в полупоклоне:

– На второй этаж поднимитесь, пожалуйста, секретариат прямо по коридору.

Ох, красотища какая внутри! Все светлое, стильно натуральное и ненавязчиво кожаное. И воздух такой… будто после дождя. Интересно, как люди устраиваются на работу в такие офисы? По блату, наверное. По родству, по знакомству.

А секретарша оказалась на внешность так себе – вовсе не блондинка-красавица. Черная, как галка, с гладкими волосами, в очках. Ну да, это и правильно, наверное. Не впишется в такую стильную обстановку белокурость, пышногрудость и длинноногость. Где им. А вот эта черная галка – прекрасно вписалась. Взгляд тихий, спокойный, деловой. И голос такой же.

– Слушаю вас.

– Я… Вы мне звонили сегодня утром… Чтобы конверт передать…

– Да. Я звонила. А в чем, собственно, дело? Курьер отчитался, что…

– Да, да, он у меня был! Просто… Я хочу его обратно вернуть. Конверт то есть. Вот, передайте, пожалуйста, вашему начальнику. Или директору, кто он там у вас…

Плюхнув на стол конверт, она быстро улыбнулась и посеменила к выходу, неловко переступая ногами в старых туфлях. Черт, надо было хоть туфли новые надеть, что ли! А то чувствуешь себя здесь как гипсовая баба с веслом на вернисаже. И никакого удовольствия от чистоплюйства нет.

– Ну что? Как там у них, внутри? – полюбопытствовал Саша, когда она плюхнулась рядом с ним на сиденье. – Клево, наверное?

– Ага. Клево. Поехали, в банк опаздываем!

Весь остаток дня ее не покидало странное ощущение пристыженности. Наверное, та Моська, которая на слона лаяла, такое же ощущение испытывала, когда опомнилась. Но, черт возьми, она же не Моська! И слона никто не просил высовываться со своей щедростью! И все равно… Неприятно на душе было.

Зато Станислава Васильевна в этот вечер оказалась довольно покладистой, злобными словесами не маялась. Выплеснула вчера горячее олово гнева, а новое не накопилось еще. В этот вечер ее отчего-то на хвастовство потянуло.

– Если б вы знали, Лина, в каком обществе моя дочь вращается! Сплошные сливки, просто сплошные! Все-таки состоятельные люди – это особая человеческая порода. Состояние ко многому обязывает. Оно уже само по себе накладывает на человека печать как бы неприкасаемости, окутывает флером избранности, недоступности… Как вы находите? Я права?

– Да, Станислава Васильевна, правы. Лук в котлеты класть или нет?

– Экая вы, Лина… простодушная! Я с вами о высоком, а вы – лук в котлеты! Право, нельзя же так!

– Извините, Станислава Васильевна. Так что вы там говорили про флер избранности?

– Нет, Лина, наверное, вы меня все-таки не понимаете… Нет в вас того, что в моей Дине есть. У нее, знаете, чувство устремления к избранности так развито, так развито! Это просто удивительно, как она в жизни всего добилась! Даже от любви сумела отказаться во имя… Чтобы стать… Чтобы…

– …Войти в круг этих самых избранных?

– Да! Именно так! Тот, кого она любила, не имел хорошего жизненного потенциала. У него даже и жилья своего не было! Я, как мать, конечно, готова была к тому, что мы будем жить здесь, в этой квартире, все месте, одной семьей… Но Дина решила по-своему. Она сумела справиться со своим чувством и вышла замуж за другого, то есть за теперешнего своего мужа, Леонида, и нисколько не жалеет об этом. Она сама, своими руками построила себе достойную жизнь!

– А любовь – как же? Жалко ведь любовь-то, Станислава Васильевна…

– Ой, не говорите глупостей, Линочка! Любовь – чувство замещаемое.

– Да? И чем его, интересно, можно заместить?

– Ну, как вам сказать… Хотя бы удовольствием от жизни как таковой. У нее же свободной минуты нет! Она то в салоне, то на шопинге, то в тренажерном зале, то просто с подругами из своего круга общается… И это, надо сказать, особого рода общение! Согласитесь, когда женщины разговаривают меж собой не о пьяных мужьях и сковородках, в этом есть что-то особенное…

– А о чем они разговаривают? Неужели об искусстве?

Она и сама уловила в своем голосе некоторую насмешливость и тут же ругнула себя – зачем? Вовсе не нужна Станиславе ее насмешливость. Она от нее других эмоций жаждет. Искреннего восхищения, например. Благоговения. Или сермяжной зависти, на худой конец. Вон как губки сердито поджала, сейчас выплюнет из себя что-нибудь в ее адрес уничижительное.

– Ах, да что с вами говорить, Линочка… Вам не дано воспарить, вы из другого материала сделаны. Слаще морковки не ели ничего…

– Кстати, о морковке, Станислава Васильевна! Давайте-ка я морковный сок вам сделаю! И для кишечника полезно, и для зрения.

– Сделайте, Линочка, сделайте… И впрямь чего это я перед вами бисер мечу…

Потеряв интерес к разговору, старушка откинулась на спинку стула, задумчиво потерла одну ладонь о другую. Звук получился сухой, пергаментный, неживой будто. Вдруг ее жалко стало – даже сердце защемило слегка. Бедная, бедная, чего ж ты мучаешься доказательствами своей «избранности», когда тебе о душе подумать пора? Там, наверху, доказательства не потребуются. Да и здесь, похоже, они никому не интересны, даже такие одержимые. Страшная все же штука – одержимость в доказательствах, не дает покоя душе даже и в старости. Хоть боком, хоть скоком, но непременно все должны проникнуться сопричастностью к «состоятельности»! Или как там бишь еще? К недоступности? К неприкасаемости? К флеру избранности?

– Ступайте, Линочка, домой, поздно уже. Устала я что-то сегодня. Тем более Дина мне скоро должна позвонить, рассказать, как она на вернисаж сходила… Она, знаете ли, очень часто звонит мне в последнее время. Мы часами с ней говорим, говорим… Говорим…

Подняв голову, старушка бросила в ее сторону быстрый взгляд – скорее испуганный, чем снисходительный. Пришлось быстро и радостно закивать – да, да, конечно же я понимаю! Да, конечно же Дина звонит! Очень часто! В последнее время! Конечно же я вся прониклась вашей избранностью, вернисажем и сопричастностью!

– Что ж, Станислава Васильевна, я пойду. Не буду вам мешать. До завтра.

– Да, вот еще что… Если Диночка вам вдруг позвонит… Ну, вдруг! Мало ли! Вы ей скажите, что…

– Что, Станислава Васильевна?

– Да нет, ничего. Не надо ей ничего говорить. А впрочем… Нет, ничего не надо… Ступайте, Лина, ступайте…

Выйдя в ранние июньские сумерки, она медленно побрела к автобусной остановке, выталкивая из себя остаток грустных мыслей. Неблагодарное все-таки это занятие – быть свидетелем горьких чужих амбиций. Хотя почему ж неблагодарное-то, если судить по размеру вознаграждения? Как раз очень-таки благодарное…

Призывная трель мобильника позвала ее в свою жизнь, собственную. Женька, наверное, звонит. Ее дочка, обыкновенная, доступная и прикасаемая, лишенная флера избранности. Как хорошо-то, господи!

Однако телефон в окошке мобильника высветился совсем не Женькин, незнакомый какой-то. Кто это может быть, интересно?

– Здравствуйте, добрая женщина.

– Здравствуйте… Извините, а кто это?

– Неужели не узнали?

– Ах да… Вы, наверное, тот самый, из маршрутки… Павел Сергеевич Жук, да?

– Совершенно верно, тот самый Жук и есть. Что ж это вы себе позволяете, добрая женщина? Моей благодарностью за доброту пренебрегли…

– Стало быть, это благодарность была?

– Ну да, а что?

– А я разве давала согласие на… благодарность? Мы вроде только о двадцати рублях договаривались!

– Хм… Впервые слышу, что на благодарность надо получать разрешение…

– Ничего страшного. Все когда-нибудь узнается впервые.

– Так. Понятно. Значит, благодарность как таковую вы отвергаете. Интересно, интересно… Ну а хотя бы пресловутый долг я могу вам вернуть? Я тоже не давал согласия в ваших должниках жить!

– Ой, бросьте… Ну чего вы, в самом деле? Дались вам эти двадцать рублей! Что за история, ей-богу?

– Ну уж нет, уважаемая! Так дело не пойдет! Я хочу получить полный расчет, и немедленно!

– Это вы так шутите, да?

– Ничуть! С чего бы я стал с вами шутить? Говорите, где я могу вас найти?

– Что, прямо сейчас?

– Сию секунду. Немедленно.

– Сейчас я стою на остановке автобуса «Проф союзная», маршрутку жду…

– Вот и стойте там, не уходите! Сейчас я подъеду.

– А… долго ждать-то? Вон, кажется, моя маршрутка идет… Хотя нет, не моя, ошиблась…

– Десять минут вас устроит?

– Не знаю, наверное…