Никогда_не... (СИ) - Танич Таня Страница 9

Тут дружно фыркать и выражать своё недовольство подобной халатностью начинают уже и подруги продавщицы. Она же, смерив меня изучающим взглядом, пару секунд колеблется, после чего величественно-вальяжно плывет к коробке с печеньем.

Сердце у меня в груди делает кульбит. Неужели? Неужели еще не все потеряно и наша дурацкая ссора сойдёт на нет, а я получу свою долгожданную печеньку?

Отмотав большой пакет, монументальная продавщица широко раскрытой ладонью загребает в пригоршню несколько печенюшек, сжимая их так, что они крошатся прямо у неё в ладонях, после чего и начинает ссыпать крошку прямо мне в пакет.

— Извините еще раз, — говорю я, глядя, как ее пальцы крошат очередную порцию песочного теста. — А вы не могли бы накладывать мне продукт не голыми руками?

— Перчаток не имеется! — довольно отвечает мне продавщица и могу поручиться, что ее подруги сейчас так же радостно улыбаются.

— Ну, тогда… Тогда я не буду брать, — понимая, что желаемое отняли у меня из-под самого носа, слышу как дрожит мой голос. Что еще за чушь? Не хватало еще разреветься здесь из-за какого-то печенья!

«Не из-за какого-то, а из-за самого вкусного печенья на свете» — тут же подсказывает мне въедливый голос, и я пригибаю голову, чтобы они не увидели, как слезы все же наворачиваются мне на глаза.

Но даже самое вкусное в мире печенье я не смогу есть после того, как его так кровожадно и сально сжимали пальцы-колбаски в золотых перстнях. Просто не полезет в горло. Хорошо, хоть пирожкам так не досталось. Смогу съесть их в такси, на котором всё-таки придётся ехать в центр, в привычный супермаркет, где наверняка есть целлофановые перчатки. А вот самого вкусного с мире овсяного печенья — нет.

Под тихие смешки покупательниц и надменного молчания продавщицы, готовой ценой порчи товара не дать сделать покупку неугодному клиенту, расплачиваюсь за пирожки и выхожу, не видя перед собой ничего, чувствуя, как от злости и обиды горит земля под ногами.

Какая же ты дура, Полина. Думала переиграть этих людей по своим правилам. А играешь-то ты на их поле.

От все более закипающей злости происходящее видится мне одним сплошным туманом, который разрезают яркие вспышки. Вот я ловлю такси, рявкнув на водителя так, что он даже не стал удивляться, почему это я сажусь на заднее сидение и не желаю с ним поболтать, присев на переднее. Дальше картинки мелькают еще быстрее, как в каледойскопе — центр города, местами всё-таки изменившийся, сетевой супермаркет, как всегда, везде одинаковый, со своими акциями и скидками, моя полная корзина — я набрала горы мяса, соусов, овощей и две бутылки вина. На кассе беру еще пачку сигарет. Расплачиваюсь картой, не обращая внимания на иронично-осуждающий взгляд девушки за кассой. Видимо, её тоже смущает и мой набор продуктов, и отсутствие белья под майкой.

Снова в такси, едем по широким улочкам центра — желая срезать дорогу, водитель поехал по другому маршруту. Знакомые дома, знакомые массивы. Совсем недалеко находится и мой родной район, где я выросла, а сейчас та квартира много лет пустует — я не стала морочиться и сдавать ее кому-то. Но и приближаться к ней не хочу ни на шаг. Ни сегодня, ни завтра, никогда. Поэтому прошу водителя не укорачивать маршрут и ехать через главные кварталы. Он удивляется, но выполняет мою просьбу.

Проезжая мимо центрального сквера, обрамляющего тройку пятиэтажных сталинок, некогда самого престижного жилья в городе, вспоминаю, что именно здесь, на втором этаже живет… или жила… Да, наверное, жила моя школьная подружка Наташка Никишина.

Точно-точно, здесь! Первый подъезд от входной арки налево. Может, остановить водителя, зайти, узнать, где я могу ее найти? Не все же с мертвыми козлами общаться. Или с живыми — но тоже с козлами. А Наташка — она веселая. И мы очень близко дружили, пока сидели за одной партой почти восемь лет.

Пока я терзаюсь этими мыслями, водитель проносится мимо и все мои желания и планы зайти к школьной подруге заметает пылью, поднимающейся за нашими колесами.

Ну, ничего. Зайду как-нибудь позже.

В том, что мое «позже» наступило очень даже скоро, я убеждаюсь лично, стоя в этой же самой арке глубокой ночью, слегка пошатываясь и пытаясь понять, где лево, где право, и где же тот самый подъезд. Настя так и не позвонила, прислала смс, что у неё неожиданное свидание — клиент-идиот оказался ходячим сексом, что, конечно же, не отрицало его психованности, но Настену такое только больше привлекало. Моя курица позорно сгорела — вместо режима «запекание» я поставила режим «жарка» и ее по частям прижарило к стенкам чаши до самых костей, так что отодрать было невозможно. Пришлось выбросить вместе с керамической посудиной.

Как итог — мне нужна была новая мультиварка.

Утешая себя, что местные супермаркеты работают круглосуточно, я снова вызвала такси и, взяв с собой пакет с яблочным соком, куда влила еще немного Джека, поехала совершать покупку.

Супермаркет, естественно, не работал. Домой мне, естественно, не хотелось. Ну что там — козел Антошка и всё? Он успел надоесть мне до чертиков за весь сегодняшний день.

Хорошо, хоть такси я не успела отпустить, пообещав двойной тариф за простой. Водитель будет меня ждать, даже если я полночи буду шляться впотьмах. И вот сейчас, стоя посреди огромного темного двора и глядя на окна приличных граждан, которые все, конечно же, спят, я пытаюсь вычислить, какое из них Наташкино.

У меня и в трезвом виде проблемы с ориентацией на местности, а после большей половины бутылки виски — так и подавно. Окна слегка кружатся передо мной в дружном хороводе, и чтобы как-то прекратить эту веселую свистопляску, я ору — громко, протяжно, во все горло, как когда-то в школьные годы:

— Ната-а-а-ашка! Ната-а-ашка!! Никишина!! Выходи! Выход-и-и давай! Я жду-у!

Никогда не возвращайтесь в места, где выросли и не являйтесь в гости туда, где вас не ждут. Ничем хорошим это закончиться не может, даже если сразу покажется, что вам рады.

…Спустя пару минут моего натужного крика, в окнах начинают зажигаться огни, кто-то выходит на балкон, кто-то возмущённо грозится вызвать полицию, кто-то гневно изрекает:

— Никишины! Это опять к ним! Да сколько же можно!

Я на всё это не обращаю внимания и продолжаю вызывать Наташку, совсем забыв о том, что, скорее всего, здесь остались жить только ее родители, а сама она давно переехала. Но нежелание общаться с неодушевленной стиралкой и мертвым козлом Антоном перекрывает весь мой здравый смысл.

Зато включается интуиция, и именно она подсказывает мне — Наташка всё-таки здесь. И я не зря её зову. Интуиция говорит и то, что вышедшая из подъезда навстречу мне фигура в халате и со сбитой прической и есть Наташка. Пусть прошло восемнадцать лет, но не узнать школьную подругу я не могу. Даже в темноте. Меня не пугает ее настороженный, чуть хрипловатый голос и враждебный тон:

— Что вам надо? Зачем опять пришли? Может, хватит меня позорить? Я все равно не откажусь от своего, так что это все зря!

— Наташка! — радостно говорю я, шагая ей навстречу из темноты, от чего она, вскрикивая, отскакивает. — Наташка! Поможешь мне купить мультиварку?

И спустя несколько мгновений, то ли бесконечно длинных, то ли очень коротких, вновь слышу ее голос — теперь точно такой же, каким был в школе:

— Полина? Полька? Марченко? Что за… Не может быть…

— Может! — нетрезво икнув от напряжения, киваю я и раскрываю руки для приветственных объятий. — Это я!

— Полинка! Полинка! А-а-а-а!!! — кричит Наташка, по прежнему не веря своим глазам, и тут же бросается ко мне в объятия.

Мы вдвоём, словно девчонки-школьницы, визжим и прыгаем на месте, заходясь в дружном хохоте, вызывая новый всплеск негодования соседей в зажженных окнах. И в ту самую минуту мне кажется, что прийти сюда среди ночи, наплевав на то, что меня не ждали и почти забыли — самый правильный поступок в моей жизни. Ведь он спасает меня от вынужденного одиночества.

Никогда не возвращайтесь в город, где выросли, к друзьям вашего детства. Прошедшее время меняет людей, и даже старые знакомые могут казаться теми, кого вы хорошо знаете, совсем недолго. И прозрение может быть очень болезненным.