Вторая жена доктора Айболита (СИ) - Халь Евгения Страница 9

– Не понял: hулум-hузи или эти дни? – повторил Амир.

– Эти… дни, – упрямо повторила я.

Не знаю, на что рассчитывала. Добрый  доктор Айболит тоже часть семьи. Он был женат на Диане – старшей дочери моего отца. Так что скорее всего я просто отсрочу свой приговор.

Что еще сильнее  разозлит Амира. Он ведь мне потом не простит!

Но заставить себя отдаться ему здесь и сейчас я не могла. Хоть немного еще подышать. Хоть чуть-чуть!

– Ладно! Тебе же хуже. Ох ты и упрямая! Сразу видно: русская кровь. Ну ничего. Еще не таких кобылок объезжали! – Амир вытащил из кармана айфон в золотом футляре, набрал номер и включил динамик, подмигнув мне.

– Слушаю, – раздаю в трубке мягкий баритон.

– Доктор, здравствуй, дорогой! Это Амир беспокоит. Виделись сегодня.

– Помню. Добрый вечер! – сухо ответил Айболит.

– А мы вот с моей невестой к тебе в клинику собрались. У нас тут женские заморочки. Нужно, чтобы ты глянул.

– Что случилось? – обеспокоенно спросил доктор. – Дайте мне, пожалуйста, Машу к телефону.

– А зачем тебе Маша? Ты просто дождись нас.

– Но я не на работе, а дома.

В моем сердце робко завозилась надежда, что Айболит не сможет приехать и тогда у меня будет время хотя бы до утра.

– А ты подскочи на работу. Мы ж не чужие люди. Родня все-таки! Ради семьи-то можно от телека оторваться. Твой тесть сказал, что ты прям, как Айболит, всегда готов своих вылечить. Свои ведь  тоже всегда тебе помогут. Вот и клинику помогли купить. Так что нос задирать  – оно вроде как и некрасиво.  Не по-братски, да?

– Я сейчас приеду, – сухо ответил доктор и отключил телефон.

Моя последняя надежда тихо умерла, не успев даже окрепнуть. Единственное, что радовало: я снова увижу доктора. Даже если он мне ничем не поможет. Всё равно. Рядом с ним как-то спокойно, что ли?

Он такой большой и добрый, как слон. Рост не меньше, чем метр девяносто. Темно-русые волосы мягкими прядями спадают на лицо. Он всё время хмурится, но светло-голубые глаза не льдистые, а, наоборот, очень добрые и бесконечно усталые. Что-то очень горькое похоронено там, внутри. Улыбка скупая, через силу. Как будто ему нужно каждый раз прикладывать усилия. При этом губы растягиваются в улыбке, а глаза остаются печальными.

Он мало разговаривает, скупо роняя слова. Так посмотришь со стороны: серьезный и малообщительный мужик, который явно хочет только одного – чтобы его все оставили в покое. Но его большие и нежные руки так осторожно прикасались ко мне, что я почувствовала себя дорогущей вазой какой-то мудрёной китайской династии. Мне нравилось, как он сгибается чуть ли не пополам, присаживаясь на вертящийся стул возле гинекологического кресла. Как серьезно и вдумчиво задает вопросы. Конечно, было неловко. Всё-таки  чужой мужчина.  А тут я напротив него распластана, как цыпленок табака.

Но в том-то и дело, что я почему-то не воспринимала его, как чужого. Хотя до этого лишь пару раз видела мельком на семейных торжествах. И сейчас мне хотелось, чтобы  между мной и этим животным Амиром стоял доктор. Тогда мне хоть чуть-чуть стало  бы легче. Даже если  Айболит мне не поможет. Ведь он не должен. Кто я для него?

Пока я выиграла совсем чуть-чуть времени. А потом даже страшно подумать, что Амир сделает, когда впадет в ярость. Он и сейчас уже закипает. Видно по нему. Такой же огромный, как Айболит, но пугающий, опасный. От него за километр пахнет агрессией. Он словно дикий и очень голодный зверь только и ждет, когда можно будет вцепиться в добычу. У него даже ноздри трепещут.

Мои руки задрожали от страха, когда я надела эту чертову  кожаную куртку.

– А обувь? – Амир посмотрел на мои красные туфельки. – Там холодно. Пока до машины дойдешь, простудишься.

А я и забыла про обувь. В таком состоянии можно голой выйти и не заметить. Я взяла свои любимые коричневые

полусапожки на платформе, которые стояли под вешалкой.

– Ээээ… поморщился Амир. – Это что за лошадиные копыта?

Он наклонился, рассматривая  ряды обуви под вешалкой. Взял замшевые ботиночки на  высокой шпильке, которые я терпеть не могла, так как они были очень вычурные – с ажурной аппликацией и любимого горского цвета: бордового. Естественно, меня их заставила купить тетка вместе с курткой. По цветовой гамме они подходили. Но я их  надевала только когда мы ехали в гости к горским. Да и то под теткино шипение:

– Чего ты оделась, как хушкэ мучов? Старая кляча, да? Что это за вязаные обноски и обувь, как у мужика?

– Это стиль такой, тетя, – терпеливо объясняла я. – Демократический. Бохо называется. Сочетание блеска, этнических мотивов и нарочитой нищеты. Сейчас вся продвинутая интеллигенция так одевается.

– Куда продвинутая? В направлении дурдома? Шмохо! – морщилась Раиса, поднимала глаза к потолку и ныла: – За что мне это, бог? За что? Разве я плохо молилась? Разве я не помогала бедным? Что ни скажешь ей – все не так! Я ей слово – она мне десять поперек. Ээээ… грехи наши тяжкие, – она обхватывала голову и начинала горестно раскачиваться из стороны в сторону.

– Надену, надену, не плачьте только! – я торопливо натягивала очередное нечто: расписное, аляповатое, в стразах, "как у приличных людей".

Не вставая со скамеечки, я наклонилась застегнуть молнию на ботинках.

– Я помогу, – Амир присел на корточки, положил мои ноги к себе на колени, погладил щиколотки.

Его рука поднялась выше. Я замерла. Рвотный спазм сжал мое горло. Противная и жадная ухмылка скользила по его лицу. Пальцы любовно и по-хозяйски оглаживали мои ноги. Так гладят любимую машину, а не человека. Он застегнул молнию на ботинках и вдруг схватил меня за шею и  крепко поцеловал губы.

– Аааах, какая ты сладкая! – воскликнул он. – Жду-не дождусь, когда ты вся будешь моя! – он встал и хлопнул в ладоши: – Ялла-ялла – как говорят в Израиле! Давай-давай!

Он наклонился, рассматривая  ряды обуви под вешалкой. Взял замшевые ботиночки на  высокой шпильке, которые я терпеть не могла, так как они были очень вычурные – с ажурной аппликацией и любимого горского цвета: бордового. Естественно, меня их заставила купить тетка вместе с курткой. По цветовой гамме они подходили. Но я их  надевала только когда мы ехали в гости к горским. Да и то под теткино шипение:

– Чего ты оделась, как хушкэ мучов? Старая кляча, да? Что это за вязаные обноски и обувь, как у мужика?

– Это стиль такой, тетя, – терпеливо объясняла я. – Демократический. Бохо называется. Сочетание блеска, этнических мотивов и нарочитой нищеты. Сейчас вся продвинутая интеллигенция так одевается.

– Куда продвинутая? В направлении дурдома? Шмохо! – морщилась Раиса, поднимала глаза к потолку и ныла: – За что мне это, бог? За что? Разве я плохо молилась? Разве я не помогала бедным? Что ни скажешь ей – все не так! Я ей слово – она мне десять поперек. Ээээ… грехи наши тяжкие, – она обхватывала голову и начинала горестно раскачиваться из стороны в сторону.

– Надену, надену, не плачьте только! – я торопливо натягивала очередное нечто: расписное, аляповатое, в стразах, "как у приличных людей".

Не вставая со скамеечки, я наклонилась застегнуть молнию на ботинках.

– Я помогу, – Амир присел на корточки, положил мои ноги к себе на колени, погладил щиколотки.

Его рука поднялась выше. Я замерла. Рвотный спазм сжал мое горло. Противная и жадная ухмылка скользила по его лицу. Пальцы любовно и по-хозяйски оглаживали мои ноги. Так гладят любимую машину, а не человека. Он застегнул молнию на ботинках и вдруг схватил меня за шею и  крепко поцеловал губы.

– Аааах, какая ты сладкая! – воскликнул он. – Жду-не дождусь, когда ты вся будешь моя! – он встал и хлопнул в ладоши: – Ялла-ялла – как говорят в Израиле! Давай-давай!

- 4 -

Тебянехватание в острой форме

Айболит

Тяжело вздохнув, он осторожно снял с коленей примостившуюся со счётными палочками  и лентами букв Ёлку. Домашние задания первоклашке еще не задавали, но Айболит и его мама шли с девочкой вперед, чтобы потом, в классе, ей было легче.