Слабо не влюбиться? (СИ) - Никандрова Татьяна Юрьевна Страница 9

Закрываю глаза и вслушиваюсь в издаваемые колонками звуки. Зная вкусы Соколова, я почему-то думала, что это будет какой-нибудь агрессивный хардкор, но созданная им мелодия звучит на удивление легко и ритмично. Под нее так и тянет потанцевать. Причем что-нибудь женственное и воздушное. Хочется вскочить с дивана, вильнуть бедром и кружиться, размахивая руками, как бабочка крыльями.

Если честно, с трудом верится, что Тёма думал обо мне, когда творил. Ведь то, что я слышу, невероятно, необыкновенно красиво! Неужели я тоже вижусь ему такой? Нежной, изящной, гармоничной?

Медленно распахиваю веки и тут же натыкаюсь на пытливый взгляд Соколова. Бьюсь об заклад, все это время он внимательно наблюдал за моей реакцией.

– Это потрясающе! – без тени лести говорю я. – У меня аж мурашки по коже!

– Правда нравится? – он щурится, сканируя меня глазами.

– Спрашиваешь! – я подползаю к нему поближе. – Как ты вообще смог такое написать? Все эти инструментальные переливы так классно сочетаются друг с другом… Кстати, что здесь?

– Гитара и немного фортепиано.

– Очуметь! Ну ты талант!

– Ну спасибо, Васек, – улыбаясь, Тёма расслабленно откидывается на подушки и заводит руки за голову. – Обласкала музыканта.

– Ты хочешь и дальше этим заниматься, да? Ну, я имею в виду в будущем? – резко посерьезнев, спрашиваю я.

То, как Тёма горит музыкой, наталкивает на мысль о том, что для него это не просто сиюминутная забава. У Соколова масса других увлечений: скейтбординг, бокс, футбол. Но ни чему из этого он не отдается с такой пылкой страстью.

– Считаешь, стоит? – выражение его лица тоже становится задумчивым.

– А на этом можно заработать?

– Разумеется! – Тёма посмеивается, будто я сморозила глупость.

– Тогда да, стоит, – в тон ему отзываюсь я.

– Значит, решено, – он сладко потягивается и поворачивается набок. – Когда разбогатею, куплю тебе гигантского плюшевого медведя.

– Почему именно медведя? – я пристраиваюсь на подушке с ним рядом.

– Как почему? Ты забыла? – Соколов округляет глаза.

– Что забыла? – хмурюсь.

– Детский сад. Выпускной. Тебе родители подарили мягкую игрушку, медведя, а ты расстроилась, что он недостаточно большой, – напоминает друг. – И тогда я пообещал, что когда у меня будет много-много денег, я сам куплю тебе огромного Михалыча, помнишь?

– Блин, точно! – бью себя ладонью по лбу. – Здорово, что спустя столько лет ты не забыл свое обещание.

– Я все помню, Вась. Абсолютно все, – Соколов многозначительно играет бровями. – Даже то, как ты обмочилась в сон-час.

– О боже! Хватит! – в приступе стыда закрываю лицо руками. – Я же спала и не контролировала себя!

– Да, а потом проснулась и…

– Замолчи! – обрываю поток унизительных воспоминаний. – Если ты кому-нибудь расскажешь, я тебя убью!

– Расслабься, малая, – веселится Артём. – Эта тайна только между нами.

Он заговорщически мне подмигивает, а я испускаю протяжный вздох. Сколько таких вот моментов нас связывает? Конфузливых и смешных, грустных и нелепых, пролетающих мимолетом и оседающих в памяти навсегда?

Нам с Темой по пятнадцать лет, десять из которых мы крепко дружим. Я не мыслю своей жизни без него. Не представляю, какой бы она была, если бы лучший друг не заваливался ко мне в гости по утрам перед школой и не сжирал бы мой завтрак. Не спойлерил бы фильмы, которые я только собираюсь посмотреть. И не сподвигал бы меня на всякие безумства посредством идиотской, но такой будоражащей игры на слабо.

Да. Определенно, без Тёмы моя жизнь была бы совсем другой. Гораздо более скучной и монотонной.

– Слушай, ты сказал, что думал обо мне, когда писал этот трек, – осторожно возвращаюсь к волнующему меня вопросу. – Что конкретно ты представлял?

– Да так, всякие мелочи, – отвечает друг, переводя взгляд в окно за моей спиной. – Вспоминал, как ты играла Снегурочку в прошлогоднем школьном спектакле. Классно, кстати, играла. И еще прокручивал в голове твой смех.

– Да что ты? – умиляюсь я.

– Ага, – кивает Тёма. – Ты так задорно смеешься, а в конце непременно хрюкаешь.

Так, стоп. А вот это уже ни фига не мило.

– Я хрюкаю?! – переспрашиваю в ужасе.

Нет, вы не подумайте, я знаю, что мой смех на слух далек от перелива колокольчиков, но все же хотелось бы верить, что он звучит поприятней, чем свиной крик!

– Да, вот так, – парень изображает характерный поросячий звук. – Блин, обожаю твой смех!

Какой кошмар. От таких новостей мое настроение стремительно уползает в минус. Выходит, я не только зассыха, но еще и хрюшка. Не девушка, блин, а мечта! Теперь ясно, почему у меня до сих пор нет парня!

Пару раз я, конечно, ходила на свидания. С тем самым Коленькой, в которого была влюблена в шестом-седьмом классе. Но дальше двух прогулок дело у нас так не зашло. В моих мечтах Иванов был прекрасным принцем, смелым и остроумным, а на деле оказался жутко нудным ботаном, готовым часами разглагольствовать об астрономии.

В общем, когда Коля позвал меня встретиться снова, я сказалась больной и перестала отвечать на его сообщения. Возможно, вышло не очень вежливо, но терпеть его интеллектуальный треп дальше просто не было сил.

С тех пор минуло уже два года, а на свидание меня больше никто не звал. И теперь я, походу, догадываюсь о причинах. Мало того, что у меня не грудь, а какой-то прожиточный минимум, так еще и смеюсь я, как хавронья на выгуле.

Пипец, товарищи. Кажется, я так и умру нецелованной!

– Вась, ты чего пригорюнилась-то? – вклинивается в мои безрадостные мысли Соколов. – Все в порядке?

– М-да, – кисло отзываюсь я, переворачиваясь на другой бок. – Хорошо, я хоть люблю кошек. У старых дев их обычно много.

– Ты о чем? – не догоняет друг.

– Ни о чем. Забей.

Обсуждать с ним свое грядущее пожизненное одиночество я пока не готова.

– Вась, а, Вась, – Тёма цепляет меня за локоть и вынуждает посмотреть прямо на него. – А ты когда рисуешь, о чем думаешь?

– Почему ты спрашиваешь? – на губах невольно проступает улыбка.

– Ну это же твой способ самовыражения. Такой же, как для меня музыка, – поясняет он. – Вот мне и интересно, что у тебя в голове в моменты вдохновения?

Я закусываю нижнюю губу и крепко задумываюсь. Тёмкин вопрос, бесспорно, заслуживает внимания, и я с энтузиазмом принимаю копаться в себе.

Рисую я с детства. С тех пор, как научилась держать в руке карандаш. И в этом, наверное, заключается мой главный талант, который не только радует глаз окружающих, но и наполняет меня саму.

Художку я окончила года три назад, но, несмотря на это, в моей жизни не было ни дня без рисования. Мне нравится создавать наброски, которые поначалу кажутся невнятными, а потом, с каждым новым движением моей руки становятся все более и более яркими, приобретают отчетливые очертания и в результате оживают на холсте.

– Ты знаешь, у меня в голове много образов. Иногда они приходят на уровне ощущений, – говорю полушепотом. – То есть я их даже не вижу, лишь чувствую. И именно эти эмоции я переношу на бумагу. Как – не знаю. Просто беру в руки карандаш или кисть и начинаю творить. Мозг выключается, и происходит какая-то магия.

Несколько мгновений Тёма молчит, явно обдумывая мои слова, а потом неожиданно спрашивает:

– А когда ты смотришь на меня, у тебя есть какие-то эмоции?

– Да, – отзываюсь тихо. – Конечно.

Отчего-то некстати подмечаю, что у него просто до безумия красивые губы. Мягкие, чувственные и, наверное, даже слишком пухлые для мужчины. Мои собственные, если их не красить, выглядят как тонкая нить, а вот Соколова природа одарила поистине выдающимися чертами.

Интересно, он уже целовался с кем-нибудь? Обычно мы все друг другу рассказываем, но я допускаю, что некоторые особо пикантные моменты Тёма мог утаить. В конце концов, он – мальчик, а я – девочка. Рано или поздно между нами появятся запретные темы.

– У меня есть идея! – внезапно друг вскакивает с кровати и, приблизившись к своему письменному столу, достает из ящика пару листов А4 и простой карандаш. – Нарисуй, что чувствуешь, глядя на меня.