Елена Квашнина - Четыре Ступени (СИ) Страница 9

- Ага, - язвила Светлана. - А пить зачем вместе с ними надо было? Проверить, так ли они пьют, как все остальные? Такая же у них водка, или особая какая? А на драку зачем вместе с ними потащились?

- Ты, между прочим, тоже потащилась, - обижалась Наталья.

- А кто меня уговаривал? Кто в руку вцепился и не отпускал? Кто Дрона науськивал меня силком волочь?

- Но мы же не дрались. Мы только посмотреть хотели.

- Посмотрели, - фыркала Светлана, теперь обижалась она. - Все эти ваши красавцы сбежать успели, а нас вместо них в милицию загребли.

Девушки замолкали, обиженные друг на друга. Но до ссоры никогда не доходило. Малькова первая прекращала дуться. Вдруг резко поворачивалась, крепко стискивала плечи Светланы и жарко шептала в ухо:

- Ну, Светик, веточка моя корявая! Ну, пойдём! Я очень прошу. Кто меня тормозить будет, если не ты?! А то ведь действительно допрыгаюсь.

Светлана морщилась. Не любила слышать про себя, что корявая. Наталья додумалась сократить “Светка” до “ветка”. Это ещё куда ни шло. Но корявая? Морщилась, да в очередной раз уступала, за что потом корила себя долго. Ей было неуютно среди Наткиных дружков-приятелей. Не пила, как сапожник. Не материлась. Не хамила окружающим. И вообще никоим образом не эпатировала мир. Изо всех сил старалась удержаться на том уровне, какой обеспечило ей воспитание. Хотя мама стала периодически в ужасе всплёскивать руками, неожиданно слыша от неё одно из сленговых выражений. А папа недовольно хмурился. Родители молчали, не высказывались. Тем не менее, молчали неодобрительно. Сама перед собой тогда Светлана пыталась оправдаться, что в стеклянной банке весь век не проживёшь, надо хоть немного к реальной жизни приспособиться. И всё же за манерами, за чистотой своей речи начинала следить. Титанические усилия прикладывала.

После зимней сессии четвёртого курса положение Светланы в студенческом обществе сильно переменилось. Мальковская компания, внутри себя постоянно её вышучивая и презрительно над ней похмыкивая, другим этого не позволяла. По сему случаю мнения однокурсников в отношении девушки резко разошлись. Одни удивлялись, что тихоня и отличница оказалась вдруг в обществе разгильдяев. И презирали её от души. Другие заискивали. Пытались подходить с разговорами, угощать сигаретами, развлекать пошлыми анекдотами, звали на сомнительные вечеринки. От подхалимов Светлана сама старалась держаться подальше. К тому же её терзали противоречия. Она переставала себя уважать. Билась мухой в паутине, обещая себе снова и снова, что в последний раз пошла на поводу у Натальи. Обещала, клялась, снова и снова уступая. Пока не случилась история с монастырём.

*

Заканчивался май. Вокруг цвела сирень. Но то ли от нехарактерной для мая жары, то ли от гадостных городских условий кисточки на кустах сирени были хилыми, цветочки - мелкими и бледными, сморщенными, листья выглядели чахлыми и пыльными. Наталья вся исстоналась: “Хочу нормальной сирени”. Светлана не хотела не слушать - шла зачётная сессия. Ей надо было нормально сдать зачёты, экзамены и поскорее отбыть на дачу, где разлагающее влияние Мальковой её не достанет. Зато Малькову внимательно слушал Дрон. У них что-то нехорошее с Наткой происходило. Дурацкие, какие-то детские ссоры, взаимные глупые обиды. Только раньше Дрон плевал на подобные мелочи. Жил своею жизнью. Ходил, посвистывал, ожидая, когда Малькова сменит гнев на милость и сама прискачет. Теперь он стал нервничать иной раз, суетиться. И постоянно просил Светлану помирить их. Дрон-то и предложил:

- Девчонки, я знаю, где сирень классная. В Новодевичьем. Там Лёха Скворцов калымит у реставраторов. Я к нему туда ходил и видел. Айда в монастырь!

- В монастырь? Это в каком смысле? - недобро усмехнулась Наталья. Она с утра была особо настроена против Дрона. Светлана испугалась, что вот сейчас на её глазах разыграется очередная ссора, и поспешила “перевести стрелки”:

- Юр, какой монастырь?! Какая сирень?! Кто нам вообще позволит в монастыре сирень ломать? Тем более, в Новодевичьем.

Дрон, видевший по лицу Мальковой, что тучи над его головой сгущаются, обрадовался поддержке и стал объяснять:

- Мы со Скворцовым уже всё продумали. Идём вечером. За час до закрытия монастыря. На входе даём охранникам две бутылки водки. Лёха с ними предварительно договорился. Потом до ночи сидим у Скворцова в келье. У него там своя келья есть рабочая, знаете? С телефоном, с обогревателем. Потом в темноте идём на кладбище. Ломаем сирени, кому сколько надо, и охрана нас выпускает.

Светлана ошарашено выслушала дикий, а по мнению Дрона - гениальный, план. Бред какой-то. Ненаучная фантастика. Но глаза Мальковой опасно заблестели. Очень плохой признак. И… как обычно, Наталья сумела уломать подругу на очередную авантюру. На этот раз с большим трудом. Так ведь уломала. И не её одну. Компания собралась из шести человек. Дрон со Скворцовым, Малькова со Светланой и ещё две девчонки из дроновского кагала. Лена и Лариса Корнеевы, сёстры-близняшки, хохотушки, бездельницы и любительницы халявы.

Жара стояла несусветная. Утеплиться никто не подумал. Отправились на ночную вылазку в белых брючках, в маечках с тонкими бретельками и в босоножках на голую ногу. По молодости и бесшабашности не успели пока обзавестись наблюдением, что стопроцентно срываются в первую очередь самые надёжные планы. Всегда человеческий фактор вмешивается.

В монастырь-то они свободно прошли, изображая из себя будущих или начинающих реставраторов. Сразу прошмыгнули в келью Скворцова, где Светлана начала тут же с любопытством разглядывать антураж. Шутка ли? Седая старина, шестнадцатый век. Низкий сводчатый потолок. Толстые кирпичные стены. Всё это в несколько слоёв побелено извёсткой. Прислоняться нельзя, изгваздаешься. Почему не краска? Скворцов объяснил, что реставраторы стремились максимально приблизиться к исходным материалам. И ведь приблизились! Светлана легко представила себе согбенного над столиком с огарком свечи монаха, в тёмной рясе с капюшоном. “Ещё одно последнее сказанье - и летопись окончена моя…”. Как-то так у Пушкина написано. Иллюзию разрушил тот же Лёха Скворцов, заявив, что уже темнеет, и щёлкнул выключателем. Над головой зажглось сразу несколько электрических лампочек. Лампочки были голыми, без абажуров или плафонов, засиженные мухами. Их свет разогнал вплывающие в келью через узкое, зарешёченное, стрельчатое окно-бойницу мягкие майские сумерки. Сразу нелепыми показались письменный стол с телефоном, маленький обогреватель в углу, самодельные полочки с какими-то папками вдоль одной из стен.