Ева Модиньяни - Корсар и роза Страница 9

Она принялась за прополку. Мерные удары мотыги по окаменевшим от засухи комьям земли и неумолчное пение цикад не нарушали, а лишь подчеркивали глубину царившей вокруг тишины. Лена думала о светловолосом парне, которого повстречала на берегу реки, но к этим мыслям примешивались неприятные воспоминания о разговоре с матерью, собравшейся против воли выдать ее замуж. Незнакомец, положивший цветы в ее деревянные башмаки, похитил ее сердце. Ей нравилось представлять, как он рвет для нее дикие розы, пробираясь сквозь колючие заросли ежевики. Но где же он сейчас? Что делает? Вспоминает ли о ней или уже успел позабыть? По вечерам она приходила к реке в надежде вновь повстречаться с ним, но напрасно.

К следующему воскресенью новое платье было уже готово, и Лена надела его. В доме не было зеркала, в которое она могла бы полюбоваться на себя, но девушка и так догадывалась, что наряд ей к лицу. Она принялась кружиться, с удовольствием ощущая, как вздувается колоколом пышная, отделанная воланами юбка, доходившая ей до щиколоток. Отправляясь со всей семьей в церковь, Лена крепко сжимала в руках молитвенник. Между его страницами лежали засушенные лепестки цветов шиповника, тех самых, что ей подарил светловолосый незнакомец.

В этот день она казалась какой-то отрешенной и даже не прислушивалась к сплетням, которыми, как обычно, обменивались ее сверстницы между молитвами. Глядя на дочь, погруженную в задумчивость, Эльвира решила, что менструация каким-то образом повлияла на дочку в лучшую сторону, заставив ее повзрослеть. Эта мысль пришлась матери по вкусу.

Поэтому, когда по окончании обеда на пороге кухни возникла фигура Антонио Мизерокки, у нее вырвался вздох облегчения.

Целую неделю она ежедневно забегала к соседям посовещаться. Встречи были недолгими, но продуктивными: между двумя семьями издавна установились хорошие отношения. С Джентилиной, матерью Антонио, Эльвира говорила о приданом, о деньгах, они условилась даже о дате бракосочетания. Свадьбу предполагалось сыграть через год после помолвки, чтобы дать Лене время закончить шитье приданого, частично уже подготовленного Эльвирой. В комплект, с гордостью говорила Эльвира, входило по полдюжине всего: простыней, полотенец, скатертей с салфетками, рубашек, сорочек, панталон, пеленок для будущих детей, да сверх того еще два матраца, набитых конским волосом, стеганое ватное одеяло на зиму и кретоновое покрывало на лето. Семья Мизерокки, со своей стороны, собиралась подарить молодым спальню ясеневого дерева, керамический таз с кувшином для умывания, два ночных горшка и две плетенные из пеньки циновки на пол.

Весьма довольная результатами переговоров, Эльвира тем не менее с трепетом ожидала первого визита будущего жениха Лены, и Пьетро полностью разделял ее беспокойство. Он не питал никаких надежд когда-нибудь выдать замуж эту полоумную.

Едва завидев сына Мизерокки, Лена тут же поняла, что он зашел в дом не случайно. Значит, вот в чем дело? Ее хотят выдать за Тоньино, за старика, которому уже стукнуло двадцать шесть, за одноглазого урода, пытавшегося восполнить нехватку волос на голове парой закрученных кверху усов! А уши у него точь-в-точь походили на опахала для поддувания огня в камине. Он стоял на пороге против света, неуклюже держа в руке какой-то пакет.

Тут все принялись здороваться, задвигали стульями, зазвенели стаканами. Пьетро широким жестом и громким голосом пригласил гостя присесть к столу. Девчонки, хихикая и перемигиваясь, толкали друг друга локтями в бок. Эльвира выставила на стол кулек с кофейными зернами, обычно появлявшийся лишь на Рождество.

Лена была вне себя от гнева. Она со стуком опустила оловянную ложку в тарелку с супом, низко наклонила голову и осталась сидеть неподвижно, натянутая, как бельевая веревка.

— Ну, вы вроде знаете, зачем я пришел, — начал Тоньино, не сводя единственного глаза с юной Лены, которая продолжала сидеть с низко опущенной головой, судорожно сжимая под столом кулаки. — И вроде как вот это принес, — добавил он, поставив на стол картонную коробку, расписанную красивым цветочным рисунком. — Это набор французского мыла. — На последних словах голос ему изменил от волнения, и Тоньино торопливо сглотнул, отчего уродливый кадык задергался на длинной и тощей шее.

Все молчали, ожидая, что скажет Лена. Она кипела от ярости, потому что одноглазый плешивый Тоньино никак не походил на прекрасного принца из ее мечты. Кроме того, ее пугал неподвижно уставленный на нее стеклянный глаз: при одном только взгляде на него ей становилось жутко. Впрочем, будь у Тоньино оба глаза на месте, она все равно не захотела бы его в мужья. Он казался Лене старым и уродливым.

— Это подарок для тебя, Лена, — продолжал Тоньино, через силу заставляя себя говорить. Он был от природы очень молчалив.

Девушка так и не удостоила его взглядом.

— Что же ты молчишь? — подстегнула ее мать, думая о том, каких трудов стоила ей подготовка этой помолвки.

Эльвира не сомневалась, что на пути у Лены встретится немало молодых людей, готовых с ней позабавиться, но была твердо уверена, что второго такого храбреца, который решился бы взять ее в жены, уж точно не найдется. Она не могла себе позволить упустить эту исключительную возможность и теперь попыталась найти нужные слова, чтобы смягчить возникшую неловкость.

— Уж ты ее извини, Тоньино, — добродушно сказала Эльвира, — Лена у нас дикарка, все это знают. Ей понравился твой подарок, — добавила она, чайной ложечкой насыпая свежемолотый кофе в маленькую медную турку.

— Ее нрав мне известен, но вы же говорили, что она образумилась, — пробурчал Тоньино, с наслаждением вдыхая аромат кофе.

У Пьетро чесались руки надавать дочери тумаков и таким образом привести ее в чувство, но ему пришлось сдержаться. Братья с женами злорадно пересмеивались, их забавляло поведение придурковатой сестренки. Казалось, до тупоумной девчонки просто не доходило, зачем явился Антонио Мизерокки. Впрочем, замужество младшей сестры мало волновало членов семьи. Наоборот, было бы удобнее оставить ее дома, ведь она была отличной работницей, а предстоящая свадьба только привела бы к лишним расходам.

Эльвира подтолкнула к дочери коробку с кусочками мыла.

— Тоньино пришел просить твоей руки, — проговорила она наконец, а затем, повернувшись к гостю, попыталась подвигнуть его на разговор: — Разве не так, Тоньино?

— Вроде бы так, — ответил он с привычной краткостью, помешивая мельхиоровой ложечкой из парадного сервиза в чашке с кофе.

— Ты не обязана сразу соглашаться, Лена, но, если скажешь «да», я буду довольна, — добавила Эльвира, не понимая, почему дочка проявляет такую строптивость. — Вы можете ходить друг к другу в гости по воскресеньям, чтобы познакомиться поближе. Потом, когда узнаете друг друга получше, сыграем свадьбу. А теперь поблагодари Тоньино за подарок, за его любезность.