Елена Зыкова - За все уплачено Страница 9

Как-то в обеденный перерыв к ней подошел солидный мужчина в шляпе, сказал, что работает рядом в научном институте и нужно, чтоб через вечер Нинка приходила убирать его кабинет.

Нинка согласилась и пришла в тот же вечер и удивилась, что там уже была штатная уборщица. И Нинка не поняла, в чем же дело, но начальник объяснил, что он научный работник, никому верить не может, а эта уборщица – подосланная ему врагами шпионка, так и высматривает, как бы залезть к нему в стол, выкрасть документы и передать их кому надо.

– В Америку? В ЦРУ? – обмерла Нинка, потому что только недавно посмотрела по телевизору фильм про шпионов из американского ЦРУ, какие они подлые и хитрые и как ловко заманивают в сети доверчивых советских людей.

– Да нет! – поморщился начальник. – Без ЦРУ в науке завистников хватает. Залезут в стол, то есть подкупят уборщицу залезть, украдут мои идеи и разработки, докажи потом, что они твои! Авторского права в стране никакого! Как дикари живем, а вокруг цивилизованный мир.

Нинка ничего не поняла из его жалоб. Платил этот человек, окруженный врагами, за уборку своего кабинета очень скупо, но, правда, и работы там было минут на двадцать. Нинка прибиралась, а он ждал. Потом запирал все столы и железные ящики, запирал двери в свой кабинет, и они уходили из учреждения.

– Непонятно, что ему надо? – сказал по этому поводу Саша и нахмурился.

Но через неделю, после того как магазин уже закрыли, к Нинке подошли молодой парень с девушкой, долго вели непонятные разговоры вокруг да около, а потом попросили Нинку за пятьдесят рублей либо украсть у ее начальника ключи от письменного стола, либо снять с них слепок на пластилин. Нинка испугалась и убежала домой. Всю ночь промучилась, а на следующий день все рассказала своему работодателю.

– А я что говорил? – обрадовался он. – Бездарные завистники копают под меня яму! Ладно, сегодня приберись, а больше не приходи. Ты уже под колпаком.

Под каким колпаком, Нинка тоже не поняла, а с приработком рассталась без сожаления – неприятно было все время чувствовать на себе подозрительный взгляд начальника.

Под Новый год, в субботу, когда у католиков уже было Рождество, Саша пообещал устроить вечер – всем вечерам вечер. И Нинка с Натальей весь день к нему готовились.

Раньше обычного в дверях прозвонил звонок, и Нинка весело кинулась отворять. Но оказалось, что это не Саша, а на пороге стояла очень полная, накрашенная девица лет тридцати.

Она исподлобья глянула и спросила:

– Ты Нина?

– Я, – ответила она. – Да вы проходите.

– Я спрашиваю, ты Нина? – снова спросила она и шагнула в прихожую.

– Я же сказала, что я! – подивилась Нинка. Тогда жирная девица схватила ее вдруг за волосы и сильно ударила головой о стенку.

– Шлюха вонючая, деревенская! – заорала девица. – Я тебе еще покажу, как чужих мужей принимать!

Она собралась было еще пнуть Нинку ногой, но из комнаты выскочила Наталья и девица кинулась к двери.

Однако Наталья соображала быстро, да и опыт у нее был не Нинкиному чета. Она схватила табуретку и выбежала следом за жирягой на площадку.

Девица уже бежала по ступенькам вниз, когда Наталья перехватила табуретку обеими руками за ножки и метнула ее вслед убегавшей.

Табуретка попала той по горбу, девица упала и скатилась по ступенькам донизу, визжа, как недорезанный поросенок. Но вскочила бойко и убежала.

Нинку в этой истории огорчило поначалу только то, что она растерялась и сама не успела дать как следует сдачи. Решила, что если этот жиртрест еще раз придет, то она ее разделает под орех сразу же, как только увидит.

Но Саша в этот вечер не пришел. Заглянул мясник из Нинкиного магазина – Лева. Сам он себя мясником не называл, а пояснил, что он рубщик мяса, а это совсем другое дело.

Втроем они напились в тот вечер по-страшному.

Лева тоже на ногах не устоял, и за полночь прикорнул около рукомойника, спал вроде бы тихо, как сытый кабан, но под утро полез к Нинке в кровать. Она пнула его, Лева извинился и вернулся на прежнее место.

Утром он сходил в магазин и принес ящик пива. Выпили, Нинка подремала, ее все равно немного подташнивало, но она пошла вечером в магазин, чтобы вымыть там полы и почистить, что полагалось.

Саша не объявился и на Новогодний праздник, а заглянул только на старый Новый год.

Пришел он с пустыми руками, смущенный и виноватый.

– Черт ее знает, заразу, от кого узнала, – объяснил он визит своей жены. – Кто-то из своего брата-халдея продал. Позавидовал моему тихому счастью, ведь так хорошо жизнь наладилась.

– Так разведись с ней, – предложила без напора Нинка.

– Я б хоть сейчас. А куда Мишка с Ольгой денутся?

Оказалось, что Миша и Оля – его дети от этой жирной пакостной хулиганки. И он, Саша, их очень любит, а главное, что они совершенно сгибнут и не получат правильного воспитания, если Саша уйдет. Ей, его жене, и сейчас-то на детей наплевать, а если он уйдет, то она их сбросит в какой-нибудь приют.

– Давай не будем торопиться, – сказал Саша. – Поутихнет буря, и месяца через три все станет по-прежнему.

– Ах, буря поутихнет? – спросила Нинка и засмеялась. – А я что, морячка, что ли, чтоб тебя на берегу ждать? Нет уж, я в чужую семью лезть не желаю. Если б знала, что у тебя жена и дети, никогда бы с тобой и не спуталась. Так что прощевайте, Александр Игоревич.

Он, кажется, чуть не заплакал, сказал, что за последние пять лет у него ничего светлого в жизни не было, кроме появления Нинки, но чем больше он размякал и плакался, тем больше она твердела.

Наталья этот разговор подслушивала из своей комнаты, а когда Саша ушел, то вышла на кухню, долго молчала, а потом сказала.

– Нормальный ход, Нинон, все путем. Один урок ты получила и закалилась. Вижу, что своя голова у тебя начала работать. И пора тебе на крепкие рельсы свой бронепоезд ставить. Этой зимой займемся твоей московской пропиской. Без этого ты здесь что курица без насеста, любой тебя сдунет, как захочет.

Вся зима прошла в борьбе за эту прописку.

Чего только не придумывали, в какие тяжбы не бросались, но ничего не получалось, пока не вышли на нужного человека. Нужный человек поначалу сказал Наталье, сколько это будет стоить. А когда увидел Нинку, то цену скостил, и сильно скостил, но сказал, что ей надо будет поехать с ним отдыхать на озеро Селигер на недельку – там у него маленькая дачка.

Как Нинка не умоляла его вернуться к денежному расчету, даже за большую цену, – он уперся и не соглашался, а в конце концов разозлился и сказал, что московская прописка будет бесплатно – только за отдых на Селигере.

Свое слово он сдержал – прописку она получила.

Нинка свое слово тоже сдержала, но никогда старалась не вспоминать эту мерзкую неделю, хотя там ничего уж такого плохого и не было – никто ее не обижал, не издевался над ней, не заставлял у плиты стоять или грязное белье стирать. Лежала всю неделю в кровати, вот и все дела.

Наталья за прописку на свою жилплощадь потребовала, как всегда, не более пары бутыльцов портвейна, а когда выпила, то сказала, что долго Нинке в тягость на этой хате не будет, потому что скоро сдохнет, как ей цыганка на Киевском вокзале нагадала. И вся квартира останется Нинке, только похоронить ее, Наталью, надо по-человечески, по-хорошему, чтобы со священником и в гробу, не красными тряпками умотанном, словно она коммунистка или комиссарша какая, а чтоб из чистых, лакированных досок.

– Ладно, – ответила Нинка. – Ты только подохни, а уж о похоронах я позабочусь.

– Вот все и путем! – обрадовалась Наталья. – А я тут, пока ты на Селигере гужевалась, подыскала тебе вечернюю школу официанток.

Но со школой официанток дела не заладились, и Нинка потом очень долго никак не могла понять, почему такое произошло.

Поначалу сообщили, что устроят какой-то экзамен по правописанию и умению правильно говорить по-русски. Нинка в школе писала грамотно, а говорить – так вроде бы говорила не хуже других, и что там требовалось такого необыкновенного в разговорах, она в голову взять не могла.

Потом объявили, что экзамены отменяются, что официанткой можно работать и малограмотной, лишь бы считать умела да была быстрой и вежливой. А вместо экзаменов будет «художественный просмотр».

Что такое этот «художественный просмотр», не знал никто. Но уже прошел слух, что желающих поступить в школу официанток намного больше, чем тех, кто по осени стремится быть зачисленным в театральный институт. Так это или не так, Нинка не узнала и решила, что это враки.

Очень веселая девушка Алла, с которой Нинка познакомилась во время подачи документов, была большой пронырой. Нинке она сразу понравилась.

– Художественный просмотр – это значит, что мы все там будем ходить перед комиссией голыми!

– Совсем? – поразилась Нинка.

– Может, и не совсем, а в купальниках! Так что ты купи себе лифчик покрасивше.

– Да я как-то и в красивом лифчике не очень хочу перед мужиками там выкаблучиваться, – заколебалась Нинка.