Первый. Бывший. Единственный - Татия Суботина Страница 91

То, как менялась Василиса во время беременности... Развитие дочери в лоне матери… Первое УЗИ, первые толчки, роды, первый вздох, крик, улыбка, первое слово, первый шаг, первые победы и разочарования…

Он. Все. Пропустил.

И ведь от собственной вины все равно убежать не получалось. Была она там. Была.

Но…

– Будь хитрее, Кеша, найди подход к своей любимой женщине, – посоветовал Лев перед тем, как оставить Дубравина-младшего наедине с мыслями. – Тогда и за дочь не придется воевать.

Мужчина потер виски.

«В гробу я видела твою руку и сердце, понял?» – так и звучали в его ушах Васины слова.

Понятное дело, он ее обидел. Сильно.

Предал.

Из-за собственной глупости, доверия не к тем людям и страха потерять любимую женщину.

Чего боялся, как говорится, того и хлебнул в полной мере. Поплатился за свое. Сполна.

Семь лет без Васи! Семь долгих лет без любимой женщины, без семьи, в какой-то круговерти безвкусной жизни. Настоящий ад, который существует прямо здесь, а не в метафорических котлах с надзирателями-чертями.

Разве он мало уже отдал на алтарь искупления?

А она ему – «в гробу». Словно действительно ненавидела лютой ненавистью, словно смерти желала…

И в то же время так отчаянно сладко отзывалась на поцелуи, будто поила самой жизнью, возвращала к ней вкус. И тут же больно жалила, впрыскивая яд под кожу.

Необъяснимая, двойственная Вася.

Та, которую он так и не смог забыть.

Та, которая родила ему дочь. И скрыла ее.

Та, которую хотелось целовать до исступления, и та, от которой стоило бежать. Его погибель. Его спасение.

Его женщина.

Ни годы этого не изменили, ни расстояния, ни другие женщины не вытравили… Стоило только встретиться, как все понеслось по новой, словно и не было между ними разлуки. Пламя лишь сильнее разгоралось.

Но теперь вместе с любовью Дубравин чувствовал и огромную злость.

Своим молчанием о дочери Вася нанесла ему точный удар. Раненый зверь намного опаснее. Он себя именно таковым и чувствовал.

Внутри поднималась страшная волна чего-то темного, которая грозилась смести все на своем пути, уничтожить, не оставить даже следа.

Дубравин мог доказать отцовство. Одна женщина уже обвела его вокруг пальца, только Инга навесила на него чужого ребенка, а Вася скрывала его собственного.

В этот раз он готов был костьми лечь, но добиться своего.

Потом протащить Василису через суд, через сотню судов, если понадобится, даже забрать Руслану, но…

– Стоп, – сказал он вслух самому себе. – Это путь в никуда.

Не мог он так поступить с любимой женщиной. Не мог причинить ей еще большее зло, чем уже сделал. Как бы ни варился в бессильной ярости.

Василиса и Руслана – неделимы. Дубравин не только это понимал, он и хотел вернуть себе семью. Не только дочь, но и ее мать. Навсегда.

– Как там дядя Лева говорил? Брать хитростью?

Что ж, однажды он эту крепость под названием «Василиса» уже взял штурмом. Так что мешает ему повторить подвиг?

Чувства к Васе никуда не делись. Дубравин до сих пор считал ее своей женой, единственной женщиной, которую любил, любит и продолжит любить. Это осталось неизменным.

Теперь осталось доказать это ей. И вернуть свою жизнь в нужное русло. К женщине, которой обещал «и в горе, и в радости»…

«Так выходи за меня», – продолжали звучать слова бывшего мужа у меня в голове.

Я несколько часов отрабатывала сложные танцевальные связки, вымотала себя до предела – десятый пот уже сошел, а заезженная пластинка в мыслях продолжала крутиться.

«Выходи за меня…»

Вот так просто Дубравин выбил почву из-под моих ног и перевернул устоявшийся мир.

«Выходи», – одно предложение, и моя Земля готова была сойти с орбиты.

– Ты с ума сошел?! – выдохнула я на эту дикость. – Мы в разводе!

– Вот и предлагаю это исправить.

– Семь лет прошло, Дубравин. Нечего исправлять.

– Когда нечего, так страстно не отзываются на поцелуи, – сказал он, глядя на мои губы. – Или ты со всеми такая? Не только язык стал острее, но и в других областях опыта поднабралась? Жених знает?

В тот момент меня захлестнула такая сильная волна ярости, что я опомнилась лишь тогда, когда залепила бывшему хлесткую пощечину.

– В прошлый раз, помнится, на мое предложение руки и сердца экспрессия была направлена в кардинально другое русло, – потер щеку Дубравин.

Мы тогда даже до квартиры не добрались, страсть обрушилась как цунами, застав нас под летним звездным небом посреди пустынного шоссе. Вокруг было какое-то поле, тишь да благодать. И наше счастье, разделенное на двоих.

То возвращение после ресторана, где Дубравин сделал мне предложение, я запомнила на всю жизнь. Впрочем, как и все, что было связано с ним. С нами.

Кто же знал, что эти кусочки дорогой сердцу мозаики начнут резать меня изнутри?

– В гробу я видела твою руку и сердце, понял? – процедила я. – Пошел вон отсюда и больше не смей приближаться ко мне.

Во взгляде Дубравина появился металлический блеск.

– В гробу, значит?

Я стукнула его кулаком по груди, отчаянно пытаясь не разрыдаться.

– Ты глухой?!

– Я уйду, – перехватил мою руку он при повторной попытке нанести удар. – Но только сейчас, чтобы ты успокоилась и хорошенько обдумала мое предложение.

– Здесь и думать нечего.

– Хорошо, что ты понимаешь весь абсурд собственного отказа, – хмыкнул он. – Лучше худой мир, чем добрая война, да, Вася?

– Ты идиот или притворяешься? Я не выйду