Джоди Хедланд - Свет твоих глаз Страница 25

Она не знала, куда он ее ведет, но, как обычно, это было ей безразлично. Анжелика доверяла Пьеру, любила проводить с ним время, и, когда они были вместе, все остальное не имело значения.

На опушке леса он остановился и повернулся к ней.

– Ты идеальна, за вычетом одного. – Пьер потянул ее воротничок и, освободив завязки, раскрыл ее шею. – Вот.

И прежде чем она сумела что-то ответить, он развернулся и зашагал между соснами с такой уверенностью и легкостью, словно там была тропинка.

Анжелика устремилась следом. Сердце напевало приятную мелодию.

Шагая за Пьером, она любовалась его пружинистой походкой, гордой посадкой головы, уверенностью в себе, которую он излучал. Анжелика запыхалась, пытаясь не отставать, – нехоженые дорожки в лесу она знала не хуже Пьера, и ей хотелось доказать, что она до сих пор не растеряла силы и ловкости.

Наконец они вышли на поляну, которая граничила с фермой Доусмана, и Пьер остановился. Он смотрел вверх, на высокий кедр – одно из самых больших деревьев на острове. Их думательное дерево, к которому они всегда убегали в детстве, когда хотели побыть в одиночестве.

– Иди сюда. Я хочу кое-что тебе показать.

– Что? – Она с нетерпением улыбнулась.

Он подпрыгнул, подтянулся и уселся на нижнюю ветку, а затем протянул ей руку.

– Тебе придется чуть подождать, и ты сама все поймешь.

Он медленно поднимался вверх, то и дело останавливаясь и помогая ей преодолеть каждую из похожих на ступеньки ветвей. Анжелика позволяла ему помогать, хотя вполне могла забраться на любое дерево острова и без посторонней помощи, как делала это в детстве. Но ей нравилось его джентльменское внимание, несмотря на то что она в нем не нуждалась.

Добравшись до середины ствола, Пьер сел на одну из надежных веток и подвинулся, чтобы она могла сесть рядом. Места было мало, и Анжелике пришлось прижаться к его боку. Их плечи и бедра соприкасались. На миг его тяжелое дыхание смешалось с ее, и это был единственный звук в темной прохладе вечнозеленой кроны.

Пьер посмотрел вверх и указал на пару веток над ними. Там было гнездо из длинной травы, листьев и веток.

– Что это? – спросила она.

– Брошенное беличье гнездо, в котором поселилось семейство больших ушастых филинов.

– Правда?

Он кивнул.

– Прошлой ночью, возвращаясь домой после работы в форте, я видел, как самец вылетает на охоту, и проследил его до нашего дерева.

Они сидели молча, запрокинув головы и глядя на дно гнезда.

– А если я взберусь наверх и посмотрю поближе?

Пьер покачал головой.

– Если вести себя тихо, то, возможно, увидим птенцов. – Тепло его дыхания согрело ее щеку.

Тело Анжелики напряглось. Ей хотелось притвориться, что это лишь от желания увидеть маленького совенка. Но она не могла сосредоточиться ни на чем, кроме близости Пьера – его тела, прижатого к ней, того, как поднимается и опадает при дыхании его грудь, как согревает его рука.

Пьер вытащил кожаную сумку из-под рубашки и начал возиться с завязками, шипя на загрубевшие от тяжелой работы пальцы.

– Расправь подол, – прошептал он.

Анжелика натянула покрытую пятнами ткань, жалея, что они не отстирываются. Он поднял сумку и высыпал содержимое ей на колени.

Неожиданная радость согрела ее, как согревали порой широкие полосы солнечного света, пробивавшиеся сквозь ветви.

– Земляника! – восхитилась она.

– Я помню, как ты ее любишь, поэтому днем собрал для тебя немного.

– Первая в этом году. – Анжелика выбрала самую спелую, выдернула зеленый хвостик и отправила ягоду в рот.

Смесь кислоты и сладости показалась райским наслаждением, и девушка зажмурилась, смакуя каждый оттенок вкуса сочного угощения.

Проглотив последнюю каплю сока, она открыла глаза и быстро выбрала вторую ягодку. Еды на острове стало вдоволь, но скупость Эбенезера осталась прежней, и Анжелике редко удавалось наесться досыта.

Она отправила в рот очередную ягоду и только потом поняла, что Пьер все это время наблюдает за ней. Анжелика повернулась к нему с улыбкой.

– А ты почему не угощаешься? Ты же собирал не только для меня.

Но он не улыбнулся в ответ. Вместо этого его глаза стали темными и непроницаемыми, а взгляд сосредоточился на ее губах.

Анжелика перестала жевать и затаила дыхание. Что-то в выражении его глаз едва не заставило ее поверить, что он больше хочет ощутить вкус ее губ, чем попробовать землянику.

Она замерла. Мир вокруг внезапно стал поразительно тихим, и в этой оглушительной тишине она почти слышала, как колотится сердце Пьера.

Он погладил ладонью ее щеку, скользнул дальше, так, чтобы большой палец касался ее уха. С невероятной нежностью погладил этим пальцем местечко под подбородком, где бешено колотился ее пульс.

Ей хотелось запрокинуть голову и позволить его пальцам скользить по коже, но она слишком ослабела, слишком растворилась в чувствах, чтобы пошевелиться.

Пьер встретился с ней глазами. И, не отпуская ее взгляда, подался вперед, словно намереваясь ее поцеловать. А затем помедлил долю секунды, словно прося ее разрешения.

В ответ она могла лишь податься ему навстречу.

Разве он мог до сих пор не знать, что ее сердце в полной его власти, хочет она того или нет? Так было всегда. Она лишь обманывала себя, убеждая в обратном.

Пальцы Пьера напряглись на ее шее, привлекая ближе.

Анжелика хотела его поцеловать, она всегда мечтала о поцелуе с ним. И отрицать этого уже не могла.

– О, – прошептала она, когда он на долю секунды коснулся ее губ, дразня теплой мягкостью прикосновения, словно собираясь никуда не спешить и наслаждаться каждым мгновением, каждым оттенком чувства.

Пьер снова коснулся ее губ, но тут же отстранился. Ее живот напрягся от желания. И когда его рот вновь накрыл ее губы, задержавшись на этот раз на мгновение дольше, Анжелика подалась вперед. Но Пьер оставался недостижим, держался на волосок дальше, дразня ее губы легкими, словно перышко, прикосновениями.

– Пьер… – выдохнула она, когда его губы в очередной раз коснулись ее.

Тяга, нараставшая внутри, говорила ей, что может быть нечто гораздо большее, что поцелуй бывает полнее этого сладкого поддразнивания.

– Пожалуйста, назови меня снова по имени, – сказал он.

– Пьер, – прошептала она ему в губы. – Пьер…

Он прервал ее поцелуем, страстным и решительным, обнял, не желая отпускать. Пьер был необоримым течением, которое захватывало, увлекало в глубину его поцелуя, до тех пор, пока она не поняла, что тонет.

Ее спугнул раздавшийся сверху скрип, и Анжелика резко отстранилась. Вина и смущение вспыхнули с такой силой, что она сжалась, быстро прикрыв рукой рот.

Пьер отпустил ее, но смотрел так, словно готов снова привлечь ее к себе и поцеловать. Разгоревшийся в ее теле пожар говорил, что во второй раз ей будет куда сложнее ему сопротивляться.

Он протянул руку к ее волосам, коснулся локона.

Анжелика помотала головой и отстранилась.

Пьер замер, его глаза расширились. Как бы ей ни хотелось его внимания, но пульс отбивал тревожный сигнал. Она не могла позволить Пьеру снова разбить ее сердце своим уходом.

Анжелике вдруг вспомнился день перед первым его исчезновением, пять лет назад, когда он точно так же увел ее в лес. Они пришли тогда на один из прибрежных обрывов, и Пьер показал ей гнездо ширококрылого канюка, совсем как сейчас. Они просидели там несколько часов, наблюдая за гнездом.

Она выслушивала всю его ярость и злость на отца, на семью, которая его не понимает. И когда Пьер наконец выдохся, он взял ее за руку, переплел с ней пальцы.

– Я люблю тебя, Анжелика, – сказал он тогда и нежно поцеловал ее в щеку.

В тот миг она была самой счастливой тринадцатилетней девочкой на земле. И неважно было, что ему почти восемнадцать, что он злится на весь мир, что он хочет уехать с острова и никогда больше не возвращаться.

Он сказал, что любит ее.

Ее сердце тогда разрывалось от любви к нему, любви, которая росла в ней все годы их детства. Ей не стоило тогда говорить вслух, что она тоже его любит, но она призналась.

А на следующее утро он ушел. Ушел, не сказав ей, куда направляется и когда вернется. Ушел и забрал с собой ее сердце.

За годы его отсутствия она успела узнать, что любовь бывает разной. И что Пьер не любил ее в романтическом смысле.

Он любил ее как друга. Не больше.

Это осознание ударило больнее, чем Анжелике хотелось бы признать. Еще больнее было то, что за все пять лет своего отсутствия он ни разу не подумал написать ей, навестить ее, отправить ей хоть самый маленький подарок.

Он совершенно забыл о ней. И если он так понимал любовь, то Анжелика такой любви не хотела.

А как ей справиться с болью в этот раз? Он снова уйдет…