Чарльз Мартин - Колодец с живой водой Страница 3

Подойдя к своему шкафчику, я сунул руку в верхнее отделение, в дальнем углу которого имелась небольшая, совершенно незаметная снаружи потайная ниша. Она была совсем небольшой, как раз по размеру мобильного телефона, а уж симка-то в ней помещалась без проблем. Таких мест в доме и окрестностях было довольно много, и я пользовался ими по очереди. Сейчас я нащупал в нише небольшой пластиковый прямоугольник размером с почтовую марку. Одним быстрым движением я вставил его в свой мобильник, выбросил старую сим-карту в мусорное ведро и снова убрал мобильник в карман.

Подобную операцию я проделывал уже несколько десятков или даже сотен раз.

Потом я вошел в дом.

Мария сидела на диване. Тугие косички. Ленточки. Следы материнской косметики на лице. Розовое балетное трико. Подтянув к груди коленки с лежащим на них пакетом попкорна, девочка внимательно смотрела наш с ней любимый фильм. Я опустился на диван как раз в тот момент, когда на экране монахини хором запели о своей главной проблеме – о послушнице по имени Мария. Настоящая Мария – та, что сидела рядом со мной на диване, – тотчас спустила на пол одну ногу и принялась отбивать такт ступней и подпевать, да так громко, что ее голос заполнил гостиную и достиг кухни. Завладев нашим вниманием и убедившись, что занавес на сцене ее жизни вот-вот откроется, Мария встала на диване и запела в полную силу. У нее был красивый, сильный голос – настоящий певческий, которым девочка с удовольствием пользовалась, хотя, конечно, ей еще не всегда хватало профессиональной вокальной подготовки. Высоко подняв брови и лукаво улыбаясь, она задавала нам вопрос, которому было уже больше полувека: что же делать нам с Марией?[6] Как решить эту сложную проблему?

Я и Мария впервые посмотрели «Звуки музыки», когда ей было четыре. Тогда у Колина и Маргерит был сложный период – навалились какие-то дела, и друзья попросили меня посидеть с девочкой, пока они будут их решать. Я о детях почти ничего не знал – особенно о таких маленьких, поэтому включил видеокассету со знаменитым мюзиклом, который, как мне казалось, заинтересует девочку и поможет нам скоротать время до возвращения родителей.

Я не ошибся. Музыкальный фильм очень понравился Марии, да и мне тоже. С тех пор мы смотрели его не один десяток раз. Сейчас дочери Колина было двенадцать, и она знала наизусть не только все песни из мюзикла, но и могла назвать поименно всех исполнителей оригинального состава.

С дивана Мария перепрыгнула на стол для пула и закружилась, затанцевала на зеленом сукне, оставляя на нем изящные меловые отпечатки ступней. Ее руки то поднимались, то опускались, как крылья бабочки; при этом она лишь чудом не задевала висящие довольно низко над столом направленные лампы, но, казалось, Мария этого не замечала. С напористостью ребенка, который никогда не устает, она снова и снова пыталась добиться от «публики» бурного одобрения… с которым в последнее время наметились серьезные проблемы. Дело было, разумеется, не в Марии, а в нас, взрослых: мы уже столько раз «реагировали» на ее блестящие выступления, что просто не могли проделывать одно и то же с достаточной степенью искренности, а все наши попытки продемонстрировать подобие веселья постепенно превращали нас в толпу тугоухих кретинов, пытающихся подпевать оперной примадонне. Именно так появилась наша собственная версия ставшего почти священным музыкального номера. Вот и сейчас из кухни донесся нестройный дуэт Колина и Маргерит, больше похожий на рэповый речитатив. Что касалось меня, то я с энтузиазмом отбивал ритм каблуками и ладонями и завывал на манер койота.

Мартышка, играющая на горшках и кастрюлях, и та справилась бы лучше. Или, во всяком случае, вышло бы у нее музыкальнее.

Мария на столе проделала еще несколько фуэте и плие и, почувствовав, что комната медленно, но верно погружается в музыкальный хаос, замерла, подбоченившись и приподняв одну бровь. Губы ее слегка изогнулись в легкой гримасе, однако продолжалось это недолго. Через секунду она уже вернулась на диван к недоеденному попкорну и только резко выдохнула, выразив таким образом свое недовольство. Отправив в рот горсть жареных кукурузных зерен, Мария некоторое время жевала, потом откинула упавшую на глаза прядь волос и, достав смартфон, стала набирать эсэмэску подруге. Ее пальцы проворно бегали по экрану, но брови продолжали хмуриться, а взгляд передавал совсем другой текст. «Какие же вы старые!» – вот что говорило ее лицо, и я рассмеялся:

– Да уж, мы такие.

Отложив пакет с попкорном в сторону, Мария по-турецки уселась на диване, отправила в рот еще порцию кукурузы и вытерла жирные руки о рукав моей рубашки. Я придвинулся ближе, готовясь проделать один из своих «фирменных» комедийных трюков, которые когда-то заставляли Марию хохотать буквально до слез. Когда-то, но не теперь. Теперь она была уже «взрослая» – ей исполнилось двенадцать, и она считала ниже своего достоинства веселиться по всяким глупым поводам. Остановив меня коротким движением руки, Мария произнесла, не отрывая взгляда от экрана смартфона:

– Я тебя не слушаю, за обедом скушаю.

Я рассмеялся и, поднявшись, сделал вид, будто направляюсь в кухню, но, как только Мария со вздохом облегчения наклонилась ближе к своему смартфону, я схватил с дивана пакет с попкорном и высыпал остатки прямо ей на голову.

– Дядя Чарли!.. – Мария – маленькая фурия в розовом – вскочила и возмущенно топнула ногой. – Как ты мог так поступить со мной?! – Ее глаза широко распахнулись, а в голосе зазвучали театрально-драматические нотки. – Я только что покрасила волосы, а ты!.. Ты!..

Обожаю эту девчонку!

– Похоже, – со смехом проговорил я, – это только доказывает то, что все мы и так давно знаем… – Я сделал шаг по направлению к кухне.

– Что? Что это доказывает? – Мария смотрела на меня растерянно.

Я приветствовал Колина, который вышел мне навстречу из кухонных дверей. Он-то знал, что́ последует дальше.

– То, что нам всем нужно что-то срочно делать с Марией.

Пригибаясь под градом попкорна, барабанившего по моей спине, я нырнул в кухню и, порывшись в холодильнике, отправил в рот оставшиеся от обеда лакомые кусочки. Это право я присвоил себе как крестный Марии и ее старшего брата Сэла.

К счастью, девочка не умела долго сердиться. Довольно скоро Мария появилась в кухне и одарила меня взглядом, приглашая полюбоваться ее новой школьной сумкой. Зная, что́ от меня требуется, я поспешил выразить самое искреннее восхищение и одобрение. Когда мир был окончательно восстановлен, Мария взяла меня за руку и вывела в коридор, к двери прачечной. Там на специальных плечиках висел новый купальник, который после долгих уговоров купила ей мать. Подбоченясь и притопывая ногой в такт взмахам длинных ресниц, Мария сказала:

– Папа говорит, я должна сдать его обратно в магазин.

Купальник был размером с носовой платок, даже меньше: сплошные завязки и минимум ткани. Я обернулся к Колину:

– Правильное решение.

Мария несильно хлопнула меня по плечу:

– Дядя Чарли, ты мне совсем не помогаешь! Я тебя не для этого позвала!

Я снял купальник с вешалки и поднес к глазам.

– Но он же совсем ничего не скрывает. Кроме того, он белый… – Я растянул ткань руками. – … И почти прозрачный.

Ресницы снова взлетели и опустились.

– Но это же хорошо, дядя Чарли! Так и надо! Или ты не видел, какие у меня… э-э… соперницы?

Я взял Марию за подбородок и заставил слегка приподнять голову.

– Ты вне конкуренции, детка! На всей земле не сыщется другой двенадцатилетней девочки, которая могла бы с тобой сравниться. Ну и… сама подумай, зачем тебе нужны мальчики, которые захотят с тобой знакомиться только из-за твоего вида в этой штуке?

– Но у мамы с папой все было именно так!

– Очко в ее пользу! – весело рассмеялась Маргерит, выглядывая из кухни.

– Вот и нет! У нас все было совершенно не так, – тут же возразил Колин. – На самом деле сначала мне понравилось, как ты играешь на пианино. До этого я даже ни разу не видел тебя в том бело-голубом полосатом бикини с завязочками.

– Как я играю на пианино?! – фыркнула Маргерит. – Да ты же не отличаешь си от до, Колин Спектор! Тебе еще в детстве медведь на ухо наступил.

Все это Марию совершенно не убедило, и она вопросительно посмотрела на меня, ожидая, что я в конце концов приму ее сторону. Я предпринял еще одну попытку переубедить ее:

– Кроме того, – начал я рассудительно, – существует такая проблема, как рак кожи, которому особенно подвержены те, кто не прикрывается от прямых солнечных лучей. Мы с твоим отцом хотим уберечь тебя от этого, так что…

Мария фыркнула:

– Да уж, уберечь!.. Чего вы хотите на самом деле, так это того, чтобы на пляже я выглядела… – Она сложила пальцы колечком и поднесла к глазам: – Как полный ноль!

Мое собственное детство не оставило у меня почти никаких воспоминаний. Собственно говоря, никакого особого детства у меня просто не было. И даже сейчас моя жизнь наполнялась смыслом, только когда я оказывался в доме Колина, когда слышал доносящиеся из комнат смех и голоса или когда держал руку Марии в своей. В эти моменты я чувствовал себя членом семьи. Больше того, я был им – стал после того, как Колин и Маргерит попросили меня вырастить и воспитать Марию и ее старшего брата, если с ними самими что-нибудь случится. И каждый раз, когда я входил в этот дом, когда хрустел попкорном, когда вместе с Маргерит подшучивал над Колином, когда доедал лакомые кусочки из холодильника, забрасывал ноги на журнальный столик или выносил мусорное ведро – только тогда я чувствовал, что живу по-настоящему, и наслаждался каждой минутой такой жизни.