Тара Сивик - Прыг-скок-кувырок, или Мысли о свадьбе Страница 30

– А почему бы мне и не съесть его? Навредить-то уже навредила. А потом, печенье было – вкуснотища.

Картер взглянул на меня, покачал головой и вздохнул:

– Клэр, можно съесть всего лишь кусочек печенья с травкой и никогда нельзя есть его целиком.

При этом он смотрел на меня как на идиотку, не знающую того, что всем остальным прекрасно ведомо.

– Откуда, едрена-печь, мне знать хоть что-то такое? – рассердилась я. – У меня что, вид человека того сорта, который только и знай всю дорогу печенье с травкой лопает?

– Это каждый знает. Я вообще никогда не ел печенье с наркотиками, тем не менее правила мне известны.

– Правила? Может, есть целый курс «Нарковыпечка 101», который я пропустила, или еще что? Эта долбаная штука прибыла без руководства для пользователя. Мне дали печенье, и я ела печенье. Кто, находясь в здравом уме, откусит кусочек печенюшки, а остальное отложит на потом? – наседала я.

– Тот, кто ест печенье с наркотиком, – невозмутимо парировал Картер.

Приняв душ и одевшись, я уехала из дому и, конечно же, в заднице у меня свербело.

А сейчас вот через час у меня интервью в журнале, а в голове роятся какие-то дурные, галлюциногенные идеи: покрытые шоколадом мишки-гамми, соленья, лунный пирог и всякая иная мелкая печеная дребедень, какую только вообразить можно, – от «твинкиз» до швейцарских рулетиков, плюс отпечатанное на компьютере изображение Дрюшкиной руки в шоколаде. Целые подносы всякой хрени в шоколаде захламили стойки, а я на чем свет стоит поносила себя за те потраченные часы, которые НЕ родили ни одной хорошей идеи. По крайности, Дрю сумел заморозить все две сотни сладостей по заказу, за которыми придут сегодня. Это чуточку поубавило во мне ненависти к нему.

– Арахисовое масло на твоем члене очень вкусное.

– ДРЮ! – снова с угрозой ору я.

– Извини! – кричит он в ответ, подавляя смешки.

– Петушатина, членятина, другое белое мясо.

Я уже рот открываю, чтоб запулить в Дрю очередной угрозой, на сей раз его мужскому достоинству, как вдруг меня озаряет идея.

Бросаю взгляд на часы и быстро обегаю кухню, хватая все необходимое. В ожидании, пока растопится шоколад, достаю из-под стойки маленькую белую упаковочную коробочку. Готовлю ее, выложив донышко развернутой розовой салфеткой и прикрепив снаружи ярлычок кондитерской «Соблазн и сладости». Краем глаза слежу за часами, приступая к делу, сложив крестом пальцы на руках, на ногах и даже сами ноги – только б эта идея сработала.

Тридцать минут спустя заканчиваю укладывать последнюю из новых конфеток в коробочку, запечатываю крышку, перевязываю все аккуратной розово‑белой ленточкой с бантиком и тащу из-под стойки свою сумочку.

– Дрю, я уезжаю. Не забудь подойти к другой двери и дождаться, пока Лиз доставят посылку, распишись за нее, – кричу я ему, направляясь к входной двери, чтобы убедиться, что табличка «закрыто» на месте. У меня еще около двадцати минут, чтобы заехать домой, забрать Гэвина и отправиться к месту встречи. Журнал рьяно настаивал, чтобы я взяла Гэвина с собой. Этот журнал берет интервью у тех, кого рекомендуют покупатели. Покупатели пишут в редакцию и предлагают предприятие, которое, с их точки зрения, по той или иной причине достойно прославления.

Журнал кое-что разузнал, кое с кем переговорил и по какой бы то ни было причине решил, что о «Соблазне и сладостях» надо написать. Когда из журнала позвонили договориться об интервью, то предупредили Дженни, что покупатели жаждут знать не только о сладостях, которые мы продаем, но еще и о языкастом маленьком сыне хозяйки, который носится по кондитерской, вызывая у всех смех. Я как-то упустила из виду разобраться: то ли мне ужасаться этому, то ли радоваться, что наконец-то любовь Гэвина к ругательным словам и беспрестанная болтовня про свой писун приносит хоть какую-то пользу.

Мне все еще трудно вместить в голове тот факт, что наши с Лиз предприятия так скоро раскрутились. Никогда нельзя недооценивать спрос на сахар и секс в небольших американских городках. Обведя напоследок взглядом покоящуюся во тьме кондитерскую, я вышла из здания, сопровождаемая приглушенным вещанием компьютерного голоса, который исполняет последнюю заданную Дрю команду:

– Ты, шлюха, пропойной рожи порожденье. Потрогай мою болячку и пощекочи мне яйца.

На игровую площадку «Макдоналдса» я вступаю с замиранием сердца, накрепко обхватив пальцами руку Гэвина.

Даже не знаю, с чего я так нервничаю. С тех пор, как мы открылись, я давала несколько интервью по телефону – они прошли сладостно и беззаботно. Может, дело в том, что я никогда ими не занималась, когда рядом находился сын, мой любимый сын, которому нравится рассказывать случайным прохожим про свои какашки.

Все будет прекрасно. Делов‑то! Всего какая-нибудь пара вопросов. Легко и просто.

– Помни: вести себя как можно лучше, – напоминаю я Гэвину, когда мы проходим по заполненному народом залу ресторана к укромному столику в конце. Я уже вижу сидящую за ним интервьюершу с открытым ноутбуком перед собой. Мы встречаемся взглядами, и девушка машет нам рукой.

– Я хочу на площадке поиграть, – нюнит Гэвин.

– Поиграешь, как только закончится интервью.

– Это тупо, – бурчит он.

– Очень плохо. Веди себя хорошо и получишь «порцию радости»[58].

– А можно еще и попкорна? – спрашивает он.

Я примолкаю, обдумывая его просьбу. Быть родителем тяжело, особенно когда дело доходит до переговоров. Вам совсем не нужно, чтоб ваши дети думали, будто получат все, что ни попросят, но вам к тому же совсем не нужно, чтоб они рассказали интервьюеру из журнала, который читают по всей стране, что их яички воняют сыром, а все потому, что она такая уродина. Народ, выбирайте, на каком поле вам сражаться.

– Хорошо, ты получишь попкорн. Если будешь вести себя хорошо.

Мы добираемся до столика, знакомимся. Я вначале усаживаю Гэвина так, чтоб он мог смотреть в окошко, потом и сама присаживаюсь рядом.

– Привет, Гэвин. Меня зовут Лайза. Мне очень нравится твоя футболка, – говорит, улыбаясь, интервьюер из журнала «Лучшая выпечка».

Гэвин опускает взгляд на тишотку, купленную ему Дрю несколько недель назад, черную с надписью белыми буквами: «Совет родительский даем: "Держите дочек под замком"». Потом в ответ попросту пожимает плечами, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не глянуть на него укоризненно и не напомнить, что надо вести себя хорошо.

– На этот раз наше интервью будет совершенно неформальным, – разъясняет Лайза. – Просто хочу задать вам несколько вопросов и поболтать о всякой всячине. Просто сделаем вид, будто я одна из ваших подружек. – Все ее лицо расплывается в улыбке, словно я на все сто понимаю, что она имеет в виду. Мои подружки ей явно никогда не попадались на глаза. Мы не рассиживаем в платьях, элегантно потягивая шампанское и вежливо обмениваясь мнениями о политике. Мы глушим пиво, опрокидываем по рюмочке и зовем друг друга сучками проклятыми.

Я подвигаю к ней по столу белую коробочку, полагая, что вполне могу начать сражение со взятки.

У Лайзы загораются глаза, когда она видит белую коробочку, перевязанную фирменной розовой ленточкой, и она восклицает:

– Какая прелесть, вы мне шоколад принесли!

– Это новинка, которую я пробую, – говорю я ей. – Я растерла хрустящий бекон и смешала его с белым шоколадом. Клубочки спрыснуты карамелью и ирисками. Называются они «беколадные грозди».

Лайза, сорвав ленточку, лезет в коробку и надкусывает один из клубочков. Она охает, стонет и вздыхает так долго, что делается малость неловко. Я оказываюсь посвящена в то, какие звуки исторгает Лайза, когда занимается сексом. Жуть. Но, по крайности, ей понравились сладости, изобретенные мною по минутному вдохновению.

– Итак, Гэвин, как у тебя сегодня дела? – спрашивает Лайза, покончив с шоколадом и наконец-то переходя к делу.

– Я играть хочу, тут у вас скучища, – жалуется он, завистливо глядя на детишек, которые с криками носятся по игровой площадке.

– Гэвин, веди себя вежливо, – вполголоса предупреждаю я его сквозь стиснутые зубы, улыбаясь при этом Лайзе.

– О, все отлично! – весело щебечет та. – Мне тоже хотелось бы поиграть в эти игрушки, – говорит она, обращаясь к Гэвину.

– Ты слишком старая, чтоб с горки кататься. Ты застрянешь, как бочка, такая ты старая.

Бросаю на сына дотла испепеляющий недобрый взгляд и тихонько говорю:

– Если не будешь следить за своим языком, то отправишься домой на дневной сон.

– А пусть сон пососет, – шепчет Гэвин, бухает локтями о стол и сердито упирается подбородком в ладони.

Он явно забыл уже про обещанные ему «порцию радости» и попкорн. «Господи, если Ты слышишь меня, просто не дай мне убить его. По крайности, пока домой не вернемся».

– Итак, Клэр, как идет бизнес в кондитерской?