Т. И. Каминская - «Антика. 100 шедевров о любви» . Том 4 Страница 37

Песнь девятая

ПОСОЛЬСТВО

Так охраняли трояне свой стан: но ахеян волнуетУжас, свыше ниспосланный, бегства дрожащего спутник;Грусть нестерпимая самых отважнейших дух поражает.Словно два быстрые ветра волнуют понт многорыбный,Шумный Борей и Зефир, кои, из Фракии дуя,Вдруг налетают, свирепые; вдруг почерневшие зыбиГрозно холмятся и множество пороста хлещут из моря, —Так раздиралися души в груди благородных данаев.

Царь Агамемнон, печалью глубокою в сердце пронзенный,Окрест ходил, рассылая глашатаев звонкоголосыхК сонму вождей приглашать, но по имени каждого мужа,Тихо, без клича, и сам между первых владыка трудился.Мужи совета сидели унылые. Царь АгамемнонВстал, проливающий слезы, как горный поток черноводныйС верху стремнистой скалы проливает мрачные воды.Он, глубоко стенающий, так говорил меж данаев:«Други, вожди и властители мудрые храбрых данаев,Зевс громовержец меня уловил в неизбежную гибель!Пагубный! прежде обетом и знаменьем сам предназначилМне возвратиться рушителем Трои высокотвердынной;Ныне же злое прельщение он совершил и велит мнеВ Аргос бесславным бежать, погубившему столько народа!Так, без сомнения, богу, всемощному Зевсу, угодно.Многих уже он градов разрушил высокие главы,И еще сокрушит: беспредельно могущество Зевса.Други, внемлите и, что повелю я вам, все повинуйтесь:Должно бежать; возвратимся в драгое отечество наше;Нам не разрушить Трои, с широкими стогнами града!»

Так говорил, – и молчанье глубокое все сохраняли;Долго сидели безмолвны, унылые духом, данаи.Но меж них наконец взговорил Диомед благородный:«Сын Атреев! на речи твои неразумные первыйЯ возражу, как в собраньях позволено; царь, не сердися.Храбрость мою порицал ты недавно пред ратью ахейской;Робким меня, невоинственным ты называл; но довольноВедают то аргивяне – и юноша каждый и старец.Дар лишь единый тебе даровал хитроумный Кронион:Скипетром власти славиться дал он тебе перед всеми;Твердости ж не дал, в которой верховная власть человека!О добродушный! ужели ты веришь, что мы, аргивяне,Так невоинственны, так малосильны, как ты называешь?Ежели сам ты столь пламенно жаждешь в дом возвратиться,Мчися! Дорога открыта, суда возле моря готовы,Коих толикое множество ты устремил из Микены.Но останутся здесь другие герои ахеян,Трои пока не разрушим во прах! но когда и другие…Пусть их бегут с кораблями к любезным отечества землям!Я и Сфенел остаемся и будем сражаться, доколеТрои конца не найдем; и надеюся, с богом пришли мы[…с богом пришли мы – пришли при благоприятных знаменьях, посланных богами.]!»

Так произнес, – и воскликнули окрест ахейские мужи,Смелым дивяся речам Диомеда, смирителя коней.Но, между ними восстав, говорил благомысленный Нестор:«Сын Тидеев, ты, как в сражениях воин храбрейший,Так и в советах, из сверстников юных, советник отличный.Речи твоей не осудит никто из присущих данаев,Слова противу не скажет; но речи к концу не довел ты.Молод еще ты и сыном моим, без сомнения, был быСамым юнейшим; однако ж, Тидид, говорил ты разумноМежду аргивских царей: говорил бо ты всё справедливо.Ныне же я, пред тобою гордящийся старостью жизни,Слово скажу и окончу его, и никто из ахеянРечи моей не осудит, ни сам Агамемнон державный.Тот беззаконен, безроден, скиталец бездомный на свете,Кто междоусобную брань, человекам ужасную, любит!Но покоримся теперь наступающей сумрачной ночи:Воинство пусть вечеряет; а стражи пусть совокупноВыйдут и станут кругом у изрытого рва за стеною.Дело сие возлагаю на юношей. После немедляТы начни, Агамемнон: державнейший ты между нами, —Пир для старейшин устрой: и прилично тебе и способно;Стан твой полон вина; аргивяне его от фракиянКаждый день в кораблях по широкому понту привозят;Всем к угощенью обилуешь, властвуешь многим народом.Собранным многим, того ты послушайся, кто между нимиЛучший совет присоветует: нужен теперь для ахеянДобрый, разумный совет: сопостаты почти пред судамиЖгут огни неисчетные; кто веселится, их видя?Днешняя ночь иль погубит нам воинство, или избавит!»

Так он вещал, – и, внимательно слушав, они покорились.К страже, с оружьем в руках, устремились ахейские мужи:Несторов сын, Фразимед, народа пилосского пастырь;С ним Аскалаф и Иялмен, сыны мужегубца Арея,Критский герой Мерион, Деипир, Афарей нестрашимыйИ Крейона рождение, вождь Ликомед благородный.Семь воевод предводили стражу; и по сту за каждымЮношей стройно текли, воздымая высокие копья.К месту пришед, между рвом и стеной посредине воссели;Там разложили огонь, и устроивал вечерю каждый.

Царь Агамемнон старейшин ахейских собравшихся вводитВ царскую сень и пир предлагает им, сердцу приятный.К сладостным яствам предложенным руки герои простерли;И когда питием и пищею глад утолили,Старец меж оными первый слагать помышления начал,Нестор, который и прежде блистал превосходством советов;Он, благомысленный, так говорил и советовал в сонме:«Славою светлый Атрид, повелитель мужей Агамемнон!Слово начну я с тебя и окончу тобою: могучийМногих народов ты царь, и тебе вручил ОлимпиецСкиптр и законы, да суд и совет произносишь народу.Более всех ты обязан и сказывать слово и слушать;Мысль исполнять и другого, если кто, сердцем внушенный,Доброе скажет, но что совершить от тебя то зависит.Ныне я вам поведаю, что мне является лучшим.Думы другой, превосходнее сей, никто не примыслит,В сердце какую ношу я, с давней поры и доныне,С оного дня, как ты, о божественный, Брисову дочерьСилой из кущи исторг у пылавшего гневом Пелида,Нашим не вняв убеждениям. Сколько тебя, Агамемнон,Я отговаривал; но, увлекаяся духом высоким,Мужа, храбрейшего в рати, которого чествуют боги,Ты обесчестил, награды лишив. Но хоть ныне, могучий,Вместе подумаем, как бы его умолить нам, смягчившиЛестными сердцу дарами и дружеской ласковой речью».

Быстро ему отвечал повелитель мужей Агамемнон:«Старец, не ложно мои погрешения ты обличаешь.Так, погрешил, не могу отрекаться я! Стоит народаСмертный единый, которого Зевс от сердца возлюбит:Так он сего, возлюбив, превознес, а данаев унизил.Но как уже погрешил, обуявшего сердца послушав,Сам я загладить хочу и несметные выдать награды.Здесь, перед вами, дары знаменитые все я исчислю:Десять талантов золота, двадцать лаханей блестящих;Семь треножников новых, не бывших в огне, и двенадцатьКоней могучих, победных, стяжавших награды ристаний.Истинно жил бы не беден и в злате высоко ценимомТот не нуждался бы муж, у которого было бы столько,Сколько наград для меня быстроногие вынесли кони!Семь непорочных жен, рукодельниц искусных, дарую,Лесбосских, коих тогда, как разрушил он Лесбос цветущий,Cам я избрал, красотой побеждающих жен земнородных.Сих ему дам; и при них возвращу я и ту, что похитил,Брисову дочь; и притом величайшею клятвой клянуся:Нет, не всходил я на одр, никогда не сближался я с нею,Так, как мужам и женам свойственно меж человеков.всё то получит он ныне; еще же, когда аргивянамТрою Приама великую боги дадут ниспровергнуть,Пусть он и медью и златом корабль обильно наполнит,Сам наблюдая, как будем делить боевую добычу.Пусть из троянских жен изберет по желанию двадцать,После Аргивской Елены красой превосходнейших в Трое.Если же в Аргос придем мы, в ахейский край благодатный,Зятем его назову я и честью сравняю с Орестом,С сыном одним у меня, возрастающим в полном довольстве.Три у меня расцветают в дому благосозданном дщери:Хрисофемиса, Лаодика, юная Ифианасса.Пусть он, какую желает, любезную сердцу, без венаВ отеческий дом отведет; а приданое сам я за неюСлавное дам, какого никто не давал за невестой.Семь подарю я градов, процветающих, многонародных:Град Кардамилу, Энопу и тучную травами Геру,Феры, любимые небом, Анфею с глубокой долиной,Гроздьем венчанный Педас и Эпею, град велелепный.Все же они у приморья, с Пилосом смежны песчаным:Их населяют богатые мужи овцами, волами,Кои дарами его, как бога, чествовать будутИ под скиптром ему заплатят богатые дани.Так я немедля исполню, как скоро вражду он оставит.Пусть примирится; Аид несмирим, Аид непреклонен;Но зато из богов, ненавистнее всех он и людям.Пусть мне уступит, как следует: я и владычеством высшим,Я и годов старшинством перед ним справедливо горжуся».

Рек, – и Атриду ответствовал Нестор, конник геренский:«Сын знаменитый Атрея, владыка мужей Агамемнон!Нет, дары не презренные хочешь ты дать Ахиллесу.Благо, друзья! поспешим же нарочных послать, да скорееШествуют мужи избранные к сени царя Ахиллеса.Или позвольте, я сам изберу их; они согласятся:Феникс, любимец богов, предводитель посольства да будет;После Аякс Теламонид и царь Одиссей благородный;Но Эврибат и Годий да идут, как вестники, с ними.На руки дайте воды, сотворите святое молчанье,И помолимся Зевсу, да ныне помилует нас он!»

Так говорил, – и для всех произнес он приятное слово.Вестники скоро царям возлияли на руки воду;Юноши, чермным вином наполнив доверху чаши,Кубками всем подносили, от правой страны начиная.В жертву богам возлияв и испив до желания сердца,Вместе послы поспешили из сени Атрида владыки.Много им Нестор идущим наказывал, даже очамиКаждому старец мигал, но особенно сыну Лаэрта:всё б испытали, дабы преклонить Ахиллеса героя.

Мужи пошли по брегу немолчношумящего моря,Много моляся, да землю объемлющий земледержательИм преклонить поможет высокую душу Пелида.К сеням пришед и к судам мирмидонским, находят героя:Видят, что сердце свое услаждает он лирою звонкой,Пышной, изящно украшенной, с сребряной накольней сверху,Выбранной им из корыстей, как град Этионов разрушил:Лирой он дух услаждал, воспевая славу героев.Менетиад перед ним лишь единый сидел и безмолвныйЖдал Эакида, пока песнопения он не окончит[Менетиад – Патрокл, сын Менетия; Эакид – Ахиллес, внук Эака; Патрокл ждет, пока Ахиллес окончит свой куплет, чтобы подхватить песню.].Тою порою приближась, послы, Одиссей впереди их,Стали против Ахиллеса: герой изумленный воспрянулС лирой в руках и от места сидения к ним устремился.Так и Менетиев сын, лишь увидел пришедших, поднялся.В встречу им руки простер и вещал Ахиллес быстроногий:«Здравствуйте! истинно други приходите! Верно, что нужда!Но и гневному вы из ахеян любезнее всех мне».

Так произнес – и повел их дальше Пелид благородный;Там посадил их на креслах, на пышных коврах пурпуровых,И, обратясь, говорил к находящемусь близко Патроклу:«Чашу поболее, друг Менетид, подай на трапезу;Цельного нам раствори и поставь перед каждого кубок:Мужи, любезные сердцу, собрались под сенью моею!»

Так говорил, – и Патрокл покорился любезному Другу.Сам же огромный он лот положил у огнищного светаИ хребты разложил в нем овцы и козы утучнелой,Бросил и окорок жирного борова, туком блестящий,Их Автомедон держал, рассекал Ахиллес благородный,После искусно дробил на куски и вонзал их на вертел.Жаркий огонь между тем разводил Менетид боговидный.Чуть же огонь ослабел и багряное пламя поблекло,Угли разгребши, Пелид вертела над огнем простираетИ священною солью кропит, на подпор подымая.Так их обжарив кругом, на обеденный стол сотрясает.Тою порою Патрокл по столу, в красивых корзинах,Хлебы расставил; но яства гостям Ахиллес благородныйСам разделил и против Одиссея, подобного богу,Сел на другой стороне, а жертвовать жителям небаДругу Патроклу велел; и в огонь он бросил начатки.К сладостным яствам предложенным руки герои простерли;И когда питием и пищею глад утолили,Фениксу знак Теламонид подал; Одиссей то постигнул,Кубок налил и приветствовал, за руку взявши, Пелида:«Здравствуй, Пелид! в дружелюбных нам пиршествах нет недостатка,Сколько под царскою сенью владыки народов Атрида,Столько и здесь; изобильно всего к услаждению сердцаВ пире твоем; но теперь не о пиршествах радостных дело.Грозную гибель, питомец Крониона, близкую видя,В трепете мы, в неизвестности, наши суда мы избавим,Или погубим, ежели ты не одеешься в крепость!Близко судов, под стеной уже нашею стан положилиГордые мужи трояне и их дальноземные други;В стане кругом зажигают огни и грозятся, что болеИх не удержат, что прямо на наши суда они грянут.Им и Зевес, благовестные знаменья вправе являя,Молнией блещет! И Гектор, ужасною силой кичася,Буйно свирепствует, крепкий на Зевса[Крепкий на Зевса – полагающийся на помощь Зевса.]; в ничто он вменяетСмертных и самых богов, обладаемый бешенством страшным.Молится, только б скорей появилась Денница святая,Хвалится завтра срубить с кораблей кормовые их гребни,Пламенем бурным пожечь корабли и самих нас, ахеян,Всех перед ними избить, удушаемых дымом пожарным.Страшно, герой, трепещу я, да гордых угроз ПриамидаБоги ему не исполнят; а нам да не судит судьбинаГибнуть под Троей, далёко от Аргоса, милой отчизны!Храбрый, воздвигнись, когда ты желаешь, хоть поздно, ахеян,Столь утесненных, избавить от ярости толпищ троянских.После тебе самому то горестно будет, но поздно,Зло допустивши, искать исправления. Лучше вовремя,Раньше помысли, да пагубный день отвратишь от ахеян.Друг! не тебе ли родитель, Пелей, заповедовал старец,В день, как из Фтии тебя посылал к Атрееву сыну:– Доблесть, мой сын, даровать и Афина и Гера богиняМогут, когда соизволят; но ты лишь в персях горячихГордую душу обуздывай; кротость любезная лучше.Распри злотворной, как можно, чуждайся, да паче и пачеМежду ахеян тебя почитают младые и старцы. —Так заповедовал старец; а ты забываешь. Смягчися,Гнев отложи, сокрушительный сердцу! Тебе АгамемнонВыдаст дары многоценные, ежели гнев ты оставишь.Хочешь ли, слушай, и я пред тобой и друзьями исчислю,Сколько даров знаменитых тебе обещал Агамемнон:Десять талантов золота, двадцать лаханей блестящих,Семь треножников новых, не бывших в огне, и двенадцатьКоней могучих, победных, стяжавших награды ристаний.Истинно, жил бы не беден и в злате высоко ценимомТот не нуждался бы муж, у которого было бы столько,Сколько Атриду наград быстроногие вынесли кони!Cемь непорочных жен, рукодельниц искусных, дарует,Лесбосских, коих тогда, как разрушил ты Лесбос цветущий,Сам он избрал, красотой побеждающих жен земнородных;Их он дарит; и при них возвращает и ту, что похитил,Брисову дочь; и притом величайшею клятвой клянется:Нет, не всходил он на одр, никогда не сближался он с нею,Так, как мужам и женам свойственно меж человеков.Все то получишь ты ныне; еще же, когда аргивянамТрою Приама великую боги дадут ниспровергнуть,Целый корабль ты и медью и златом обильно наполни,Cам наблюдая, как будем делить боевые корысти;Сам между женами пленными выбери двадцать троянок,После Аргивской Елены красой превосходнейших в Трое.Если ж воротимся в Аргос Ахейский, край благодатный,Зятем тебя назовет он и честью с Орестом сравняет,С сыном одним у него, возрастающим в полном довольстве.Трех дочерей он невест в благосозданном доме имеет:Хрисофемису, Лаодику, юную Ифианассу.Ты, по желанью, из оных, любезную сердцу, без венаВ отеческий дом отведи; а приданое сам он за неюCлавное выдаст, какого никто не давал за невестой.Семь подарит он градов процветающих, многонародных:Град Кардамилу, Энопу и тучную паствами Геру,Феры, любимые небом, Анфею с глубокой долиной,Гроздьем венчанный Педас и Эпею, град велелепный.Все же они у примория, с Пилосом смежны песчаным;Их населяют богатые мужи овцами, волами,Кои дарами тебя, как бога, чествовать будутИ под скиптром тебе заплатят богатые дани.Так он исполнит немедля, коль скоро вражду ты оставишь,Если ж Атрид Агамемнон еще для тебя ненавистен,Он и подарки его, – пожалей о других ты ахейцах,В стане жестоко стесненных; тебя, как бессмертного бога,Рати почтут; между них ты покроешься дивною славой!Гектора ты поразишь! до тебя он приближится ныне,Буйством своим обезумленный; он никого не считаетРавным себе меж данаями, сколько ни есть их под Троей!»

Рек, – и ему на ответ говорил Ахиллес быстроногий:«Сын благородный Лаэртов, герой Одиссей многоумный!Должен я думу свою тебе объявить откровенно,Как я и мыслю и что я исполню, чтоб вы пересталиВашим жужжаньем скучать мне[…перестали… скучать мне – не докучали.], один за другим приступая:Тот ненавистен мне, как врата ненавистного ада,Кто на душе сокрывает одно, говорит же другое.Я же скажу вам прямо, что почитаю я лучшим:Нет, ни могучий Атрид, ни другие, надеюсь, данаиСердца во мне не смягчат: и какая тому благодарность,Кто беспрестанно, безустально бился на битвах с врагами!Равная доля у вас нерадивцу и рьяному в битве;Та ж и единая честь воздается и робким и храбрым;Всё здесь равно, умирает бездельный иль сделавший много!Что мне наградою было за то, что понес я на сердце,Душу мою подвергая вседневно опасностям бранным?Словно как птица, бесперым птенцам промышляючи корму,Ищет и носит во рту и, что горько самой, забывает, —Так я под Троею сколько ночей проводил бессонных,Сколько дней кровавых на сечах жестоких окончил,Ратуясь храбро с мужами и токмо за жен лишь Атридов!Я кораблями двенадцать градов разорил многолюдных;Пеший одиннадцать взял на троянской земле многоплодной;В каждом из них и сокровищ бесценных, и славных корыстейМного добыл; и, сюда принося, властелину АтридуВсе отдавал их; а он позади, при судах оставаясь,Их принимал, и удерживал много, выделивал мало;Несколько выдал из них, как награды, царям и героям:Целы награды у всех; у меня ж одного из данаевОтнял и, властвуя милой женой, наслаждается еюЦарь сладострастный! За что же воюют троян аргивяне?Рати зачем собирал и за что их привел на ПриамаСам Агамемнон? не ради ль одной лепокудрой Елены?Или супруг непорочных любят от всех земнородныхТолько Атрея сыны? Добродетельный муж и разумныйКаждый свою бережет и любит, как я Брисеиду:Я Брисеиду любил, несмотря, что оружием добыл!Нет, как награду исторгнул из рук и меня обманул он,Пусть не прельщает! Мне он известен, меня не уловит!Пусть он с тобой. Одиссей, и с другими царями ахеянДумает, как от судов отвратить пожирающий пламень.Истинно, многое он и один без меня уже сделал:Стену для вас взгромоздил, и окоп перед оною вывелCтрашно глубокий, широкий, и внутрь его колья уставил!Но бесполезно! Могущества Гектора, людоубийцы,Сим не удержит. Пока меж аргивцами я подвизался,Боя далеко от стен начинать не отважился Гектор:К Скейским вратам лишь и к дубу дохаживал; там он однаждыВстретился мне, но едва избежал моего нападенья.Больше с божественным Гектором я воевать не намерен.Завтра, Зевсу воздав и другим небожителям жертвы,Я нагружу корабли и немедля спущу их на волны.Завтра же, если желаешь и если тебя то заботит,C ранней зарею узришь, как по рыбному понту помчатсяВсе мои корабли, под дружиною жарко гребущей.Если счастливое плаванье даст Посейдон мне могучий,В третий я день, без сомнения, Фтии достигну холмистой.Там довольно имею, что бросил, сюда я повлекшись;Много везу и отселе: золота, меди багряной,Пленных, красноопоясанных жен и седое железо;всё, что по жребию взял; но награду, что он даровал мне,Сам, надо мною ругаясь, и отнял Атрид Агамемнон,Властию гордый! Скажите ему вы, что я говорю вам,всё и пред всеми: пускай и другие, как я, негодуют,Если кого из ахеян еще обмануть уповает,Вечным бесстыдством покрытый! Но, что до меня, я надеюсь,Он, хоть и нагл, как пес, но в лицо мне смотреть не посмеет!С ним не хочу я никак сообщаться, ни словом, ни делом!Раз он, коварный, меня обманул, оскорбил, и вторичноСловом уже не уловит: довольно с него! но спокойныйПусть он исчезнет! лишил его разума Зевс промыслитель.Даром гнушаюсь его и в ничто самого я вменяю!Если бы в десять и в двадцать он крат предлагал мне сокровищ,Cколько и ныне имеет и сколько еще их накопит,Даже хоть всё, что приносят в Орхомен иль Фивы египтян,Град, где богатства без сметы в обителях граждан хранятся,Град, в котором сто врат, а из оных из каждых по двестиРатных мужей в колесницах, на быстрых конях выезжают;Или хоть столько давал бы мне, сколько песку здесь и праху, —Сердца и сим моего не преклонит Атрид Агамемнон,Прежде чем всей не изгладит терзающей душу обиды!Дщери супругой себе не возьму от Атреева сына;Если красою она со златой Афродитою спорит,Если искусством работ светлоокой Афине подобна[…искусством работ… Афине подобна. – Афина считалась покровительницей женских рукоделий и сама была искусной ткачихой.],Дщери его не возьму! Да найдет из ахеян другого,Кто ему больше приличен и царственной властию выше.Ежели боги меня сохранят и в дом возвращусь я,Там – жену благородную сам сговорит мне родитель.Много ахеянок есть и в Элладе, и в счастливой Фтии,Дщерей ахейских вельмож, и градов и земель властелинов:Сердцу любую из них назову я супругою милой.Там, о, как часто мое благородное сердце алкает,Брачный союз совершив, с непорочной супругою милойВ жизнь насладиться стяжаний, старцем Пелеем стяжанных.С жизнью, по мне, не сравнится ничто: ни богатства, какимиСей Илион, как вещают, обиловал, – град, процветавшийВ прежние мирные дни, до нашествия рати ахейской;Ни сокровища, сколько их каменный свод заключаетВ храме Феба пророка в Пифосе, утесами грозном.Можно всё приобресть, и волов, и овец среброрунных,Можно стяжать и прекрасных коней, и златые треноги;Душу ж назад возвратить невозможно; души не стяжаешь,Вновь не уловишь ее, как однажды из уст улетела.Матерь моя среброногая, мне возвестила Фетида:Жребий двоякий меня ведет к гробовому пределу:Если останусь я здесь, перед градом троянским сражаться, —Нет возвращения мне, но слава моя не погибнет.Если же в дом возвращуся я, в любезную землю родную,Слава моя погибнет, но будет мой век долголетен,И меня не безвременно Смерть роковая постигнет.Я и другим воеводам ахенским советую то же:В домы отсюда отплыть; никогда вы конца не дождетесьТрои высокой: над нею перунов метатель КронионРуку свою распростер, и возвысилась дерзость народа.Вы возвратитесь теперь и всем благородным данаямМой непреложно ответ, как посланников долг, возвестите.Пусть на совете другое примыслят, вернейшее, средство,Как им спасти и суда, и ахейскии народ, утесненныйПодле судов мореходных; а то, что замыслили ныне,Будет без пользы ахеянам: я непреклонен во гневе.Феникс останется здесь, у нас успокоится старец;Завтра же, если захочет, – неволей его не беру я, —Вместе со мной в кораблях отплывет он к любезной отчизне».

Так возразил, – и молчание долгое все сохраняли,Речью его пораженные: грозно ее говорил он.Между послов наконец провещал, заливаясь слезами,Феникс, конник седой; трепетал о судах он ахейских:«Если уже возвратиться, Пелид благородный, на сердцеТы положил и от наших судов совершенно отрексяОгнь отразить пожирающий, – гнев запал тебе в душу, —Как, о возлюбленный сын, без тебя один я останусь?Вместе с тобою меня послал Эакид, твой родитель,В день, как из Фтии тебя отпускал в ополченье Атрида.Юный, ты был неискусен в войне, человечеству тяжкой;В сонмах советных неопытен, где прославляются мужи.С тем он меня и послал, да тебя всему научу я:Был бы в речах ты вития и делатель дел знаменитый.Нет, мой возлюбленный сын, без тебя не могу, не желаюЗдесь оставаться, хотя бы сам бог обещал, всемогущий,Старость совлекши, вновь возвратить мне цветущую младостьГоды, как бросил Элладу я, славную жен красотою,Злобы отца избегая, Аминтора, грозного старца.Гневался он на меня за пышноволосую деву:Cтрастно он деву любил и жестоко бесславил супругу,Матерь мою; а она, обнимая мне ноги, молилаС девою прежде почить, чтобы стал ненавистен ей старец.Я покорился и сделал. Отец мой, то скоро приметив,Начал меня проклинать, умоляя ужасных Эриний,Ввек на колена свои да не примет он милого сына,Мной порожденного[Ввек на колена свои да не примет он милого сына, мной порожденного… – Отец молит богов, чтобы Феникс остался бездетным. По обычаю, дед принимал новорожденного внука на колени, тем самым признавая его принадлежность к роду.]: отчие клятвы исполнили боги,Зевс подземный и чуждая жалости Персефония.В гневе убить я отца изощренною медью решился;Боги мой гнев укротили, представивши сердцу, какаяБудет в народе молва и какой мне позор в человеках,Ежели отцеубийцей меня прозовут аргивяне!Но от оной поры для меня уже стало несносно,Близко отца раздраженного, в доме с тоскою скитаться.Други, родные мои, неотступно меня окружая,Силились общей мольбой удержать в отеческом доме.Много и тучных овец, и тяжелых волов круторогихВ доме зарезано; многие свиньи, блестящие туком,По двору были простерты на яркий огонь обжигаться;Много выпито было вина из кувшинов отцовских.Девять ночей непрерывно они вкруг меня ночевали;Стражу держали, сменяяся; целые ночи не гаснулВ доме огонь; один – под крыльцом на дворе крепкостенном,И другой – в сенях, пред дверями моей почивальни.Но когда мне десятая темная ночь наступила,Я у себя в почивальне искусно створявшиесь двериВыломал, вышел и быстро чрез стену двора перепрянул,Тайно от всех и домовых жен, и мужей стерегущих.После далеко бежал чрез обширные степи ЭлладыИ пришел я во Фтию, овец холмистую матерь,Прямо к Пелею царю. И меня он, приняв благосклонно,Так полюбил, как любит родитель единого сына,Поздно рожденного старцу, наследника благ его многихСделал богатым меня и народ многочисленный вверил.Там над долопами царствуя, жил я на фтийском пределе;Там и тебя воспитал я такого, бессмертным подобный!Нежно тебя я любил: никогда с другим не хотел тыВыйти на пир пред гостей; ничего не вкушал ты и домаПрежде, поколе тебя не возьму я к себе на колена,Пищи, разрезав, не дам и вина к устам не приближу.Cколько ты раз, Ахиллес, заливал мне одежду на персях,Брызжа из уст вино, во время неловкого детства.Много забот для тебя и много трудов перенес я,Думая так, что, как боги уже не судили мне сына,Сыном тебя, Ахиллес, подобный богам, нареку я;Ты, помышлял я, избавишь меня от беды недостойной.Сын мой, смири же ты душу высокую! храбрый не долженСердцем немилостив быть: умолимы и самые боги,Столько превысите нас и величьем, и славой, и силой.Но и богов – приношением жертвы, обетом смиренным,Вин возлияньем и дымом курений смягчает и гневныхСмертный молящий, когда он пред ними виновен и грешен.Так, Молитвы – смиренные дщери великого Зевса —Хромы, морщинисты, робко подъемлющи очи косые,Вслед за Обидой они, непрестанно заботные, ходят.Но Обида могуча, ногами быстра; перед нимиМчится далеко вперед и, по всей их земле упреждая,Смертных язвит; а Молитвы спешат исцелять уязвленных.Кто принимает почтительно Зевсовых дщерей прибежных,Много тому помогают и скоро молящемусь внемлют;Кто ж презирает богинь и, душою суров, отвергает, —К Зевсу прибегнув, они умоляют отца, да ОбидаХодит за ним по следам и его, уязвляя, накажет.Друг, воздай же и ты, что следует, Зевсовым дщерям:Честь, на воздание коей всех добрых склоняются души.Если б даров не давал, как теперь, так и после, толь многих,Сын Атреев, но все бы упорствовал в гибельном гневе, —Я не просил бы тебя, чтобы, гнев справедливый отринув,Ты защитил аргивян, невзирая, что жаждут защиты.Много и ныне даров он дает и вперед обещает;C кротким прошеньем к тебе присылает мужей знаменитых,В целом народе избранных, тебе самому здесь любезныхБолее всех из данаев. Не презри же их ты ни речи,Ни посещения. Ты не без права гневался прежде.Так мы слышим молвы и о древних славных героях:Пылкая злоба и их обымала великие души;Но смягчаемы были дарами они и словами.Помню я дело одно, но времен стародавних, не новых:Как оно было, хочу я поведать меж вами, друзьями.Брань была меж куретов и братолюбивых этолянВкруг Калидона града, и яростно билися рати:Мужи этольцы стояли за град Калидон, им любезный,Мужи куреты пылали обитель их боем разрушить.Горе такое на них Артемида богиня воздвигла,В гневе своем, что Иней с плодоносного сада начатковЕй не принес; а бессмертных других насладил гекатомбой;Жертвы лишь ей не принес, громовержца великого дщери:Он не радел, иль забыл, но душой согрешил безрассудно.Гневное божие чадо, стрельбой веселящаясь ФебаВепря подвигла на них, белоклыкого лютого зверя.Cтрашный он вред наносил, на Инея сады набегая:Купы высоких дерев опрокинул одно на другое,Вместе с кореньями, вместе с блистательным яблоков цветом.Зверя убил наконец Инеид Мелеагр нестрашимый,Вызвав кругом из градов звероловцев с сердитыми псамиМногих: его одолеть не успели бы с малою силой —Этаков был! на костер печальный многих послал он.Феба о нем воспалила жестокую, шумную распрю,Бой о клыкастой главе и об коже щетинистой вепряМежду сынами куретов и гордых сердцами этолян.Долго, пока Мелеагр за этолян, могучий, сражался,Худо было куретам: уже не могли они самиВ поле, вне стен, оставаться, хотя и сильнейшие были.Но когда Мелеагр предался гневу, которыйСердце в груди напыщает у многих, мужей и разумных(Он, на любезную матерь Алфею озлобенный сердцем,Праздный лежал у супруги своей, Клеопатры прекрасной,Дщери младой Эвенины жены, легконогой Марписсы,И могучего Ида, храбрейшего меж земнородныхОных времен: на царя самого, стрелоносного Феба,Поднял он лук за супругу свою[…на… Феба поднял он лук за супругу свою… – Когда Марписса была невестою Ила, в нее влюбился Аполлон и попытался ее похитить; Ид, защищая невесту, вступил в борьбу с богом, но Зевс прекратил их распрю, предоставив самой Марписсе сделать выбор между ними. Она предпочла смертного мужа.], легконогую нимфу:С оного времени в доме отец и почтенная матерьДочь Алкионою[Алкиона – чайка. Греки верили, что в случае гибели самца самка чайки не ест, не пьет и все время жалобно стонет, пока не умрет.] прозвали, в память того, что и матерь,Горькую долю неся Алкионы многопечальной,Плакала целые дни, как ее стреловержец похитил.Он у супруги покоился, гнев душевредный питая,Матери клятвами страшно прогневанный: грустная матерьЧасто богов заклинала – отметить за убитого брата;Часто руками она, исступленная, о землю билаИ, на коленях сидящая, грудь обливая слезами,C воплем молила Аида и страшную ПерсефониюСмерть на сына послать; и носящаясь в мраках Эриннис,Фурия немилосердая, воплю вняла из Эреба),Скоро у врат калидонских и стук и треск раздалисяБашен, громимых врагом. Мелеагра этольские старцыСтали молить и послали избранных священников бога,Дар обещая великий, да выйдет герой и спасет их.Где плодоносней земля на веселых полях калидонских,Там позволяли ему, в пятьдесят десятин, наилучшийВыбрать удел: половину земли виноградом покрытойИ половину нагой, для орания годной, отрезать.Много его умолял конеборец Иней престарелый;Сам до порога поднявшись его почивальни высокой,В створы дверей он стучал и просил убедительно сына.Много и сестры его, и почтенная матерь молили:Пуще отказывал; много его и друзья убеждали,Чтимые им и любимые более всех в Калидоне;Но ничем у него не подвигнули сердца, доколеТерем его от ударов кругом не потрясся: на башниСила куретов взошла и град зажигала великий.И тогда-то уже Мелеагра жена молодаяСтала, рыдая, молить и исчислила все пред героем,Что в завоеванном граде людей постигает несчастных:Граждан в жилищах их режут, пламень весь град пожирает,В плен и детей, и красноопоясанных жен увлекают.Духом герой взволновался, о страшных деяниях слыша;Выйти решился и пышноблестящим покрылся доспехом.Так Мелеагр отразил погибельный день от этолян,Следуя сердцу: еще Мелеагру не отдано былоМногих прекрасных даров; но несчастие так отразил он.Ты ж не замысли подобного, сын мой любезный! и демонСердце тебе да не склонит к сей думе! Погибельней будетВ бурном пожаре суда избавлять; для даров знаменитыхВыйди, герой! и тебя, как бога, почтут аргивяне.Если же ты без даров, а по нужде на брань ополчишься,Чести подобной не снищешь, хоть будешь и брани решитель».

Старцу немедля ответствовал царь Ахиллес быстроногий:«Феникс, отец мой, старец божественный! В чести подобнойНужды мне нет; я надеюсь быть чествован волею Зевса!Честь я сию сохраню перед войском, доколе дыханьеБудет в груди у меня и могучие движутся ноги.Молвлю тебе я другое, а ты положи то на сердце:Мне не волнуй ты души, предо мною крушася и плача,Сыну Атрея в угодность; тебе и не должно АтридаСтолько любить, да тому, кем любим, ненавистен не будешь.Ты оскорби человека, который меня оскорбляет!Царствуй, равно как и я, и честь разделяй ты со мною.Скажут они мой ответ; оставайся ты здесь, успокойсяВ куще, на мягком ложе; а завтра, с восходом денницы,Вместе помыслим, отплыть восвояси нам или остаться».

Рек – и Патроклу, в безмолвии, знаменье подал бровямиФениксу мягкое ложе постлать, да скорее другиеВыйти из кущи помыслят. Тогда Теламонид великий,Богу подобный Аякс, подымался и так говорил им:«Сын благородный Лаэртов, герой Одиссей многоумный!Время идти; я вижу, к желаемой цели беседыСим нам путем не достигнуть. Ахейцам как можно скорееДолжно ответ объявить, хоть он и не радостен будет;Нас ожидая, ахейцы сидят. Ахиллес мирмидонецДикую в сердце вложил, за предел выходящую гордость!Cмертный, суровый! в ничто поставляет и дружбу он ближних,Дружбу, какою мы в стане его отличали пред всеми!Смертный, с душою бесчувственной! Брат за убитого брата,Даже за сына убитого пеню отец принимает;Самый убийца в народе живет, отплатившись богатством;Пеню же взявший – и мстительный дух свой, и гордое сердце —Все наконец укрощает; но в сердце тебе бесконечныйМерзостный гнев положили бессмертные ради единойДевы! но семь их тебе, превосходнейших, мы предлагаем,Много даров и других! Облеки милосердием душу!Собственный дом свой почти; у тебя под кровом пришельцыМы от народа ахейского, люди, которые ищемДружбы твоей и почтения, более всех из ахеян».

И немедля ему отвечал Ахиллес быстроногий:«Сын Теламонов, Аякс благородный, властитель народа!всё ты, я чувствую сам, говорил от души мне, но, храбрый!Сердце мое раздымается гневом, лишь вспомню о том я,Как обесчестил меня перед целым народом ахейскимЦарь Агамемнон, как будто бы был я скиталец презренный!Вы возвратитесь назад и пославшему весть возвестите:Я, объявите ему, не помыслю о битве кровавойПрежде, пока Приамид браноносный, божественный Гектор,К сеням уже и широким судам не придет мирмидонским,Рати ахеян разбив, и пока не зажжет кораблей их.Здесь же, у сени моей, пред моим кораблем чернобоким,Гектор, как ни неистов, от брани уймется, надеюсь».

Рек он, – и каждый, в молчании, кубок взяв двоедонный,Возлил богам и из сени исшел; Одиссей предитёк им.Тою порою Патрокл повелел и друзьям и рабынямФениксу мягкое ложе как можно скорее готовить.Жены, ему повинуясь, как он повелел, простиралиРуны овец, покрывало и цвет нежнейший из лена.Там покоился Феникс, Денницы святой ожидая.Но Ахиллес почивал внутри крепкостворчатой кущи;И при нем возлегла полоненная им лесбиянка,Форбаса дочь, Диомеда, румяноланитая дева.Сын же Менетиев спал напротив; и при нем возлежалаЛегкая станом Ифиса, ему Ахиллесом героемДанная в день, как разрушил он Скирос, град Эниея.

Те же – едва показались у кущи Атрида вла