Т. И. Каминская - «Антика. 100 шедевров о любви» . Том 4 Страница 56

Песнь четырнадцатая

ОБОЛЬЩЕНИЕ ЗЕВСА

Крик неспокойно услышал и Нестор, под сению пьющий;Быстро к Асклепия сыну крылатую речь устремил он:«Что, благородный Махаон, из дел сих нерадостных будет?.Крик при судах возрастает воинственный юношей наших!Друг, сиди у меня и багряным вином укрепляйся:Теплую ванну тебе Гекамеда кудрявая в кущеСкоро нагреет и прах кровавый на теле омоет.Я подымусь лишь на холм и немедленно все распознаю».

Рек – и художно сработанный щит захватил он сыновний,Медью блестящий, который герой Фразимед конеборецВ сени оставил, а сам со щитом подвизался отцовским;Крепкое взял копие, повершенное острою медью;Вышел, пред кущею стал, и мгновенно позорное делоВидит: ахейцы бегут, а бегущих преследуют с тылаГордые воины Трои; разбита твердыня ахеян!Словно как море великое зыбью немою чернеет,Предзнаменуя нашествие быстрое шумного ветра,Только чернеет, еще ни сюда, ни туда не колышась,Ветер доколе решительный, посланный Зевсом, не снидет, —

Так нерешительно Нестор душой колебался, волнуясьДумой двоякой: к рядам ли идти аргивян быстроконныхИли к владыке мужей, властелину народов Атриду?В сих волновавшемусь думах, сдалося полезнее старцуК сыну Атрея идти. Между тем истребляли друг другаВоины в битве; звучала ужасно вкруг тел их могучихМедь, под ударом мечей и пик обоюдуконечных.

С Нестором встретились скоро цари, питомцы Зевеса,Шедшие от кораблей, уязвленные прежде на битве,Царь Диомед, Одиссей и державный Атрид Агамемнон.Их корабли от равнины, где бились, далеко стоялиБерегом моря седого: они извлекли их на сушуПервые; стену ж при них совокупно с другими воздвигли.Берег, как ни был обширен, не мог обоюдувесельныхВсех кораблей их принять; стеснены ополчения были:Лествицей их извлекли на песок и наполнили целыйБерег залива широкого, все между мысов пространство.Три воеводы, пылая увидеть смятенную битву,Рядом шли, подпираяся копьями; полно печалиБыло их сердце. С ними встретился конник геренскийНестор и более дух поразил у ахейских героев.Быстро воскликнул ему повелитель мужей Агамемнон:«Нестор, божественный старец, великая слава данаев!Что приходил ты сюда, смертоносную битву оставив?О, трепещу я, да слова не выполнит Гектор ужасный:Некогда он, среди сонма троянского, гордый, грозилсяВ град от судов возвратиться не прежде, доколе ахейскихВсех кораблей не сожжет и ахеян самих не изгубит.Так он на сонме грозился, – и все совершается ныне!Боги! Так все ополчения меднооружных данаевНенависть в сердце ко мне, как Пелид быстроногий, питают,Если сражаться они не хотят при кормах корабельных!»

Быстро Атриду ответствовал Нестор, конник геренский:«Так, Агамемнон, свершается все! и уже не возмог быСам громовержец того, что свершилось, устроить иначе!Пала твердыня ахеян, которая, мы уповали,Нам от врагов и судам нерушимой защитою будет.Но враги при судах беспрестанной, упорною битвойВкруг нас теснят, и уже не узнаешь, внимательно смотря,Где аргивяне теснимые в большем расстройстве мятутся.Всюду смятенье, убийство, и вопль раздается до неба!Други, помыслим, какое из дел сих последствие будет?Может быть, разум поможет. Но в битву вступать, воеводы,Я не советую вам: уязвленным не должно сражаться».

Нестору вновь говорил повелитель мужей Агамемнон:«Нестор, если уж бой при кормах корабельных пылает,Если не в помощь ни вал нам высокий, ни ров, для которыхСтолько трудов мы терпели, которые, мы уповали,Нам от врагов и судам нерушимой защитою будут:Нет сомнения, Зевсу всесильному видеть угодноЗдесь, от Эллады далеко, ахеян бесславно погибших!Было то время, как ревностно он защищал и ахеян;Ныне, я вижу, он Трои сынов, как бессмертных блаженных,Славой венчает, ахейцам же силы и руки сковал он!Слушайте ж, други, один мой совет, и его мы исполним:Первые наши суда, находящиесь близко пучины,Двинем немедля и спустим их все на священное море;Станем высоко держаться на котвах, пока не наступитНочь безлюдная; может быть, в ночь прекратят нападеньеТрои сыны; и тогда мы суда и последние спустим.Нет стыда избегать от беды и под мраками ночи;Лучше бежа избежать от беды, чем вдаваться в погибель!»

Косо взглянув на него, возгласил Одиссей многоумный:«Слово какое, властитель, из уст у тебя излетело?Пагубный! лучше другим бы каким-либо воинством робкимТы предводил, а не нами владел, не мужами, которымС юности нежной до старости Зевс подвизаться назначилВ бранях жестоких, пока не погибнет с оружием каждый!Или ты хочешь троянский сей град многолюдный оставить,Град, вкруг которого столько ужасных мы бед претерпели?Смолкни, чтоб кто-либо здесь не услышал еще из ахеянРечи, какой никогда и в устах иметь не захочет,Кто говорить разумеет согласное с разумом здравым,Кто скиптродержец, кому повинуются столько народов,Сколько тебе, неисчетных аргивских племен повелитель!Замысел твой отвергаю я вовсе и что ты вещаешь!Ты предлагаешь теперь, в продолжение боя и смуты,В море спускать корабли, да желанное сердцу троянам,В брани и так торжествующим, сбудется все? а над намиГрозная гибель над всеми обрушится! ибо ахейцыБоя не выдержат, если суда повлекутся на волны:Вспять озираться начнут и оставят воинскую доблесть,И твои нас советы погубят, правитель народа!»

Быстро воскликнул тогда повелитель мужей Агамемнон:«О Лаэртид! поразил ты глубоко упреком жестокимДушу мою; но ахеянам я не даю повеленийВлечь вопреки их желаньям, судов многоместных на волны.Муж да предстанет и лучший совет моего да предложит;Юноша он или старец – равно мне приятен он будет».

И меж них взговорил Диомед, воеватель бесстрашный:«Муж сей пред вами! не долго искать его, если угоденДобрый совет: но меня да не презрит никто, оскорбляясьТем, что начну говорить между вами, героями, младший.Сам справедливо горжусь я отца знаменитого родом,Кровью Тидея, которого в Фивах сокрыла могила.Три непорочные сына на свет рождены от Порфея;Жили в Плевроне и в тучной земле, Калидоне гористом,Агрий и Мелас, а третий из них был Иней конеборец,Дед мой, Тидеев отец, знаменитейший доблестью всех их.Там же и он обитал; но родитель мой в Аргос укрылся,Долго скитавшийся: Зевс и бессмертные так восхотели.Дочерь Адраста избравши супругою, дому владыка,Благами жизни богатый, довольно имел он обширныхНив хлебородных, множество разных садов плодоносных,Множество стад он имел, и ахейских мужей копьеборствомВсех превышал; но сие вы, как истину, слышали сами.Зная ж, цари, что и я не презренного племени отрасль,Вы не презрите советом, который скажу я свободно:В битву пойдем, невзирая на раны: зовет неизбежность!Там мы покажемся ратям; но боя удержимся, ставшиОдаль от стрел, чтобы кто-либо раны на рану не принял;Только других поощрим на сражение: множество ратных,Слабым сердцам угождая, стоят вдалеке, не сражаясь».Так говорил, – и, внимательно слушав, цари покорились;К битве пошли, и предшествовал им Агамемнон державный.

Тою порой не вотще соглядал Посидон земледержец:Он воеводам явился под образом древнего мужа;Взял за десную царя, устроителя ратей Атрида,И к нему возгласил, устремляя крылатые речи:«Царь Агамемнон! теперь Ахиллесово мрачное сердцеC радости в персях трепещет, как гибель и бегство данаевОн созерцает! и нет у него ни малейшего чувства!Пусть же он так и погибнет, и бог постыдит горделивца!Ты ж, Агамемнон, не вовсе блаженным богам ненавистен;Может быть, скоро троянских племен и вожди и владыкиПрах по широкому полю подымут; может быть, скороТы их увидишь бегущих от наших судов и от кущей».

Рек он – и с криком ужасным понесся стремительно полем.Словно как девять иль десять бы тысяч воскликнули разомСильных мужей на войне, зачинающих ярую битву, —Гласом из персей таким колебатель земли ПосидаонГрянул меж воинств, и каждому в сердце ахейцу вдохнул онБурную силу, без устали вновь воевать и сражаться.

Гера, царица златопрестольная, став на Олимпе,Взоры свои с высоты устремила и скоро узналаБыстро уже пролегевшего поприще славного бояБрата и деверя мощного; радость проникла ей душу.Зевса ж, на высях сидящего Иды, потоками шумной,Гера узрела, и был ненавистен он сердцу богини.Начала думы вращать волоокая Зевса супруга,Как обольстить ей божественный разум царя Эгиоха?Лучшею сердцу богини сия показалася дума:Зевсу на Иде явиться, убранством себя изукрасив.Может быть, он возжелает почить и любви насладиться,Видя прелесть ее, а она и глубокий и сладкий,Может быть, сон пролиет на зеницы его и на разум.Гера вошла в почивальню, которую сын ей любезныйСоздал Гефест. К вереям примыкались в ней плотные двериТайным запором, никем от бессмертных еще не отверстым.В оную Гера вступив, затворила блестящие створы;Там амброзической влагой она до малейшего прахаС тела прелестного смыв, умастилася маслом чистейшим,Сладким, небесным, изящнейшим всех у нее благовоний:Чуть сотрясали его в медностенном Крониона доме —Вдруг до земли и до неба божественный дух разливался.Им умастивши прекрасное тело, власы расчесала,Хитро сплела и сложила, и волны блистательных кудрей,Пышных, небеснодушистых, с бессмертной главы ниспустила.Тою душистой оделася ризой, какую Афина,Ей соткав, изукрасила множеством дивных узоров;Ризу златыми застежками выше грудей застегнула.Стан опоясала поясом, тьмою бахром окруженным.В уши – прекрасные серьги с тройными подвесями вдела,Ярко игравшие: прелесть кругом от богини блистала.Легким покровом главу осенила державная Гера,Пышным, новым, который, как солнце, сиял белизною.К светлым ногам привязала красы велелепной плесницы.Так для очей восхитительным тело, украсив убранством,Вышла из ложницы Гера и Зевсову дочь АфродитуВдаль от бессмертных других отозвала и ей говорила:«Что я скажу, пожелаешь ли, милая дочь, мне исполнить?Или отвергнешь, Киприда, в душе на меня сокрываяГнев, что я за данаев, а ты благосклонна троянам?»

Ей отвечала немедленно Зевсова дочь Афродита:«Гера, богиня старейшая, отрасль великого Крона!Молви, чего ты желаешь; исполнить сердце велит мне,Если исполнить могу я и если оно исполнимо».

Ей, коварствуя сердцем, вещала державная Гера:«Дай мне любви, Афродита, дай мне тех сладких желаний,Коими ты покоряешь сердца и бессмертных и смертных.Я отхожу далеко, к пределам земли многодарной,Видеть бессмертных отца Океана и матерь Тефису,Кои питали меня и лелеяли в собственном доме,Юную взявши от Реи, как Зевс беспредельно гремящийКрона под землю низверг и под волны бесплодного моря.Их я иду посетить, чтоб раздоры жестокие кончить.Долго, любезные сердцу, объятий и брачного ложаДолго нуждаются боги: вражда им вселилася в души.Если родителей я примирю моими словами,Если на одр возведу, чтобы вновь сочетались любовью,Вечно остануся я и любезной для них, и почтенной».

Ей, улыбаясь пленительно, вновь отвечала Киприда:«Мне невозможно, не должно твоих отвергать убеждений:Ты почиваешь в объятиях бога всемощного Зевса».

Так говоря, разрешила на персях иглой испещренныйПояс узорчатый: все обаяния в нем заключались;В нем и любовь и желания, шепот любви, изъясненья,Льстивые речи, не раз уловлявшие ум и разумных.Гере его подала и такие слова говорила:«Вот мой пояс узорный, на лоне сокрой его, Гера!В нем заключается все; и в чертоги Олимпа, надеюсь,Ты не придешь, не исполнивши пламенных сердца желаний».

Так изрекла; улыбнулась лилейнораменная Гера,И с улыбкой сокрыла блистательный пояс на лоне.К сонму богов возвратилася Зевсова дочь Афродита.Гера же, вдруг устремившись, оставила выси Олимпа,Вдруг пролетела Пиерии холмы, Эмафии долы,Быстро промчалась по снежным горам фракиян быстроконных,Выше утесов паря и стопами земли не касаясь;С гордой Афоса вершины сошла на волнистое море;Там ниспустилася в Лемне, Фоасовом граде священном;Там со Сном повстречалася, братом возлюбленным Смерти;За руку бога взяла, называла и так говорила:«Сон, повелитель всех небожителей, всех земнородных!Если когда-либо слово мое исполнял ты охотно,Ныне исполни еще: благодарность моя беспредельна.Сон, усыпи для меня громодержцевы ясные очи,В самый тот миг, как на ложе приму я в объятия бога.В дар от меня ты получишь трон велелепный, нетленный,Златом сияющий: сын мой, художник, Гефест хромоногий,Сам для тебя сотворит и подножием пышным украсит,Нежные ноги тебе на пиршествах сладких покоить».

Гере державной немедля ответствовал Сон усладитель:«Гера, богиня старейшая, отрасль великого Крона!Каждого я из богов, населяющих небо и землю,Cном одолею легко: усыплю я и самые волныДревней реки Океана, от коего все родилося.К Кронову ж сыну, царю, и приближиться я не посмею,В сон не склоню громодержца, доколе не сам повелит он.Помню, меня он и прежде своей образумил грозою,В день, как возвышенный духом Геракл, порожденный Зевесом,Плыл от брегов Илиона, троянского града рушитель:В оный я день обаял Эгиоха всесильного разум,Сладко разлившися; ты ж устрояла напасти Гераклу;Ты неистовых ветров воздвигнула бурю на море, °Cына его далеко от друзей, далеко от отчизны,Бросила к брегу Кооса. Воспрянул Кронид и грозоюВсех по чертогу рассыпал бессмертных; меня наипачеГневный искал и на гибель с неба забросил бы в море,Если бы Ночь не спасла, и бессмертных и смертных царица.К ней я, спасаясь, прибег. Укротился, как ни был разгневан,Зевс молнелюбец: священную Ночь оскорбить он страшился.Ты же велишь мне опять посягнуть на опасное дело!»

Вновь говорила ему волоокая Гера богиня:«Сон усладитель, почто беспокойные мысли питаешь?Или ты думаешь, будет троян защищать громовержецТак же, как в гневе своем защищал он любезного сына?Шествуй; тебе в благодарность юнейшую дам я Хариту;Ты обоймешь наконец, назовешь ты своею супругойТу Пазифею, по коей давно все дни воздыхаешь».

Так изрекла, и ответствовал Сон, восхищенный обетом:«Гера, клянись нерушимою клятвою, Стикса водою;Руки простри и коснися, одною – земли многодарной,Светлого моря – другою, да будут свидетели клятвыВсе преисподние боги, присущие древнему Крону:Ими клянися, что мне ты супругой Хариту младуюДашь Пазифею, по коей давно я все дни воздыхаю».

Рек, – и ему покорилась лилейнораменная Гера;Руки простерши, клялась и, как он повелел, призывалаВсех богов преисподних, Титанами в мире зовомых.Ими клялася, и страшную клятву едва совершила,Оба взвились и оставили Имбра и Лемна пределы;Оба, одетые облаком, быстро по воздуху мчались.Скоро увидели Иду, зверей многоводную матерь;Около Лекта оставивши понт, божества над землеюБыстро текли, и от стоп их – дубрав потрясались вершины.Там разлучилися: Сон, от Кронидовых взоров таяся,Сел на огромнейшей ели, какая в то время на Иде,Высшая, гордой главою сквозь воздух в эфир уходила;Там он сидел, укрываясь под мрачными ветвями ели,Птице подобяся звонкоголосой, виталице горной,В сонме бессмертных слывущей халкидой, у смертных киминдой.

Гера владычица быстро всходила на Гаргар высокий,Иды горы на вершину: увидел ее громовержец,Только увидел, – и страсть обхватила могучую душуТем же огнем, с каким насладился он первой любовью,Первым супружеским ложем, от милых родителей тайным.Встречу супруге восстал громовержец и быстро воскликнул:«Гера супруга! почто же ты шествуешь так от Олимпа?Я ни коней при тебе, ни златой колесницы не вижу».

Зевсу, коварствуя сердцем, вещала державная Гера:«Я отхожу, о супруг мой, к пределам земли даровитой,Видеть бессмертных отца Океана и матерь Тефису.Боги питали меня и лелеяли в собственном доме.Их я иду посетить, чтоб раздоры жестокие кончить.Долго, любезные сердцу, объятий и брачного ложаДолго чуждаются боги: вражда им вселилася в души.Кони при мне, у подошвы обильной потоками ИдыЖдут и оттоле меня и по суше помчат и по влаге.Но сюда я, Кронид, прихожу для тебя от Олимпа,Ты на меня, о супруг, не разгневался б, если безмолвноВ дом отойду Океана, глубокие льющего воды».

Быстро ответствовал ей воздымающий тучи Кронион:«Гера супруга, идти к Океану и после ты можешь.Ныне почием с тобой и взаимной любви насладимся.Гера, такая любовь никогда, ни к богине, ни к смертной,В грудь не вливалася мне и душою моей не владела!Так не любил я, пленяся младой Иксиона супругой,Родшею мне Пирифоя, советами равного богу;Ни Данаей прельстясь, белоногой Акрисия дщерью,Родшею сына Персея, славнейшего в сонме героев;Ни владея младой знаменитого Феникса дщерью,Родшею Криту Миноса и славу мужей Радаманта;Ни прекраснейшей смертной пленяся, Алкменою в Фивах,Сына родившей героя, великого духом Геракла;Даже Семелой, родившею радость людей Диониса;Так не любил я, пленясь лепокудрой царицей Деметрой,Самою Летою славной, ни даже тобою, о Гера!Ныне пылаю тобою, желания сладкого полный!»

Зевсу, коварствуя сердцем, вещала державная Гера:«Страшный Кронион! какие ты речи, могучий, вещаешь?Здесь ты желаешь почить и объятий любви насладиться,Здесь, на Идейской вершине, где все открывается взорам?Что ж, и случиться то может, если какой из бессмертныхНас почивших увидит и всем населяющим небоЗлобный расскажет? Тогда не посмею, восставшая с ложа,Я в олимпийский твой дом возвратиться: позорно мне будет!Если желаешь и если твоей душе то приятно,Есть у тебя почивальня, которую сын твой любезныйСоздал Гефест, и плотные двери с запором устроил.В оной почить удалимся, когда ты желаешь покоя».

Гере быстро ответствовал туч воздыматель Кронион:«Гера супруга, ни бог, на меня положися, ни смертныйНас не увидит: такой над тобою кругом распростру яОблак златой; сквозь него не проглянет ни самое солнце,Коего острое око все проницает и видит».

Рек – и в объятия сильные Зевс заключает супругу.Быстро под ними земля возрастила цветущие травы,Лотос росистый, шафран и цветы гиацинты густые,Гибкие, кои богов от земли высоко подымали.Там опочили они, и одел почивающих облакПышный, златой, из которого капала светлая влага.

Так беззаботно, любовью и сном побежденный, КронионСпал на вершине Идейской, в объятиях Геры супруги.Быстро к судам аргивян победительный Сон обратился,Радости весть возвестить черновласому Энносигею;Стал перед ним и воззвал, устремляя крылатые речи:«Ревностно, царь Посидаон, теперь поборай за данаев!Даруй ты им хоть мгновенную славу, пока почиваетЗевс громовержец: царя окружил я дремотою сладкой;Гера склонила его насладиться любовью и ложем».

Рек – и к другим отлетел племенам человеческим славным,Боле еще возбудив Посидона к защите ахеян.Он пред ряды первоборные вышел вперед, восклицая:«Мы ли, ахейцы, опять Приамиду победу уступим?Мы ли допустим, чтоб взял корабли он и славой покрылся?Так похваляется он и грозит, оттого что бездейственБлиз кораблей остается могучий Пелид прогневленный.Но и в Пелиде нам нужды не будет, когда совокупноВсе устремимся, решася стоять одному за другого!Други, внимайте, совет предложу я, а вы повинуйтесь:Быстро щитами, которые в воинстве лучше и больше,Перси оденем, шеломами крепкими чела покроемИ, медножалые, длинные копья в руках потрясая,Храбро пойдем, перед вами я сам; я не мню, чтобы ГекторМог против нас устоять, и неистово бурный на битвах!Кто меж бойцами могуч, но щитом не великим владеет,Слабому пусть передаст он, а сам да идет под великим».

Так он вещал, – и с усердием пламенным все покорились.Сами цари, забывая их язвы, строили ратных,Царь Диомед, Одиссей и державный Атрид Агамемнон;Рать обходя, заставляли менять боевые доспехи:Крепкие крепкий вздевал, отдавая слабейшие слабым.Так ополчившися пышносияющей медью, данаиДвинулись; их предводил Посидаон, колеблющий землю,Меч долголезвенный, страшный неся во всемощной деснице,Равный молнии пламенной: с ним невозможно встречатьсяВ сече погибельной, – смертного ужасом он поражает.

Рати троянские встречу построил блистательный Гектор.В оное время ужаснейший спор ратоборный воздвиглиБог Посидон черновласый и шлемом сверкающий Гектор,Сей илионян любезных, а тот аргивян защищая.Море восстало и волны до самых судов и до кущейС ревом плескало, а рати сходилися с воплем ужасным.Волны морские не столько свирепые воют у брега,Быстро гонимые с моря дыханием бурным Борея;Огнь-истребитель не столько шумит, распыхавшись пожаром,Если, по дебри гористой разлившися, лес пожирает;Ветер не столько гремит по дубам высоковолосым,Если со всею свирепостью воет над ними, бушуя, —Сколько гремел на побоище голос троян и ахеян,Кои с неистовым воплем одни на других устремлялись.

Первый в Аякса копьем шлемоблещущий Гектор ударил,В миг, как Аякс на него наступал, и наметил он верно;Там, где на персях два перевесных ремня простирались,Cей от щита, а другой от меча у Аякса героя,Там поразил; но ремни защитили. Разгневался Гектор,Видя, что быстрая медь бесполезно из рук излетела;К сонму друзей отступил Приамид, избегающий смерти.Но его отступившего вдруг поразил ТеламонидКамнем, которые кучей, подпоры судов извлеченных,Там у бойцов под ногами крутились: такой подхвативши,В грудь, чрез поверхность щита, поразил Приамида близ выи,Махом пустив, как кубарь, и пронесся он, шумно кружася.Словно как дуб под ударом крушительным Зевса КронидаПадает с корня, из древа разбитого вьется зловонныйСерный дым; и стоит, как бездушный, паденья свидетель,Близкий прохожий: погибелен гром всемогущего Зевса, —Так ниспроверглася быстро на прах Приамидова крепость.Дрот из руки полетел, на него навалился огромныйЩит и шелом, и взгремела на нем распещренная броня.С криком ужасным к нему полетели ахейцы младые,Падшего чая увлечь, и из рук на него устремилиМножество пик; но не мог ни единый владыке народовЯзвы нанесть, ни ударить; немедля его окружилиВои храбрейшие: Полидамас и Эней и Агенор,Ликии царь Сарпедон, и воинственный Главк непорочный;Не было мужа, о нем не радевшего; каждый над падшимВыпуклый щит в оборону простер; а друзья, ПриамидаНа руки скоро подняв, из борьбы понесли, поспешаяК коням ретивым, которые сзади сраженья и смутыС храбрым возницей и с пышной его колесницей стояли.Кони ко граду помчали стенящего тяжко героя.Но лишь примчались ко броду реки прекрасно текущей,Ксанфа пучинного, богом рожденного, Зевсом бессмертным,Там с колесницы его положили на землю и свежейВлагой лицо оросили. Вздохнул, проглянул он очамиИ, на коленях держащийся, кровью из уст обливался;Скоро опять опрокинулся в прах, и опять ему очиМрачная ночь осенила: удар оглушал еще душу.

Рати ахеян, увидевши Гектора, сшедшего с поля,Бросились жарче на гордых троян и возвысились духом.Первый от всех аргивян, Оилеев Аякс быстроборныйСатния смертно пробил, налетев с изощренною пикой, —Сатния, Энопа сына, которого нимфа наядаЭнопу, пастырю стад, родила на брегах Сатниона.Сатния славный копейщик Аякс Оилид, налетевши,В пах поразил; опрокинулся он, и за труп ЭнопидаТрои сыны и ахеяне подняли страшную сечу.Полидамас за него, потрясая огромною пикой.Мстителем вышел и, бросив, попал Профоенора в рамо,Ветвь Арейлика, – рамо пронзает могучая пика;В прах он падет и рукою хватает кровавую землю.Сын Панфоя, свирепо гордящийся, звучно воскликнул:«Скажет ли кто и теперь, что у храброго ПолидамасаТщетно из длани могучей огромная прянула пика!Острую принял какой-то ахеец и ею, надеюсь,Он, опираясь, пойдет в преисподние домы Аида!»

Так восклицал. Огорчили ахеян надменного речи;Более ж всех у Аякса геройскую взорвали душу;Подле него пораженный противником пал Профоенор.Гневный Аякс в отступавшего ринул сверкающий дротик:Сам Панфоид едва от погибели черной избегнул,Прянувши вбок; но копье Архелох смертоносное принял,Сын Антеноров: ему предназначили боги погибель:Храброго дрот улучил в сочетание выи с главою,В верх позвонка, и рассек у несчастного крепкие жилы;Мощным ударом сраженный, главой он, лицом и устамиПрежде ударился в дол, чем своими коленами, павший.Громко вскричал Теламонид к Панфоеву славному сыну:«Взор обрати, Панфоид, и поведай, троянец, мне правду:Пасть за вождя Профоенора сей не достоин ли воин?Он не презренный боец, не презренного, кажется, рода:Он илионян вождя, Антенора, смирителя коней,Сын или брат; Антенора он племени сильно подобен».

Так говорил, несомнительно зная. Печаль поразилаДуши троян, – и пронзил Акамас беотийца Промаха,Мстящий за брата, которого труп увлекал беотиец.Злобно над павшим гордился и так восклицал победитель:«Нет, аргивяне стрельцы, угроз расточители праздных!Нет, о друзья, не одним боевые труды и печалиНам суждены: одиноко погибель и вас постигает!Видите ль, воин и ваш, ниспроверженный пикой моею,Крепко уснул: не осталася месть за убитого братаДолго без платы! Разумен, кто пекся, как брат мой любезный,Брата в дому по себе, отомстителя смерти оставить!»

Так говорил; аргивян оскорбили надменного речи;Более ж всех Пенелею воинственный дух взволновали.Бросился он на троянца; но сильного встретить удараТот не дерзнул; и герой Пенелей Илионея свергнул,Отрасль Форбаса, стадами богатого. Гермесом был онБолее всех из пергамцев любим и богатством ущедрен;Но от супруги имел одного Илионея сына.Пикой его Пенелей поразил в основание ока,Вышиб зрачок; проколовшая пика и око и черепВышла сквозь тыл, и присел на побоище, руки раскинув,Юноша бедный; а тот, из влагалища вырвавши меч свой,В выю с размаха ударил и снес на кровавую землюГолову с медным шеломом; еще смертоносная пикаВ оке стояла; как мак, он кровавую голову поднял,Сонму троян показал и гордящийся так говорил им:«Трои сыны, известите родителей славного сына,Мать и отца Илионея; пусть его в доме оплачут!Ах! и младая жена беотиян героя ПромахаВстретить супруга не к радости выйдет, когда из-под ТроиМы в кораблях возвратимся, младые ахейские мужи!»

Рек он, – и лица пергамлян покрылися ужасом бледным;Каждый стал озираться на бегство от гибели грозной.

Ныне поведайте мне, на Олимпе живущие Музы,Кто меж ахейцами первый корысти кровавые добылВ битве, на сторону их преклоненной царем Посидоном?Первый Аякс Теламонид отважного Иртия свергнул,Гиртова сына, вождя крепкодушных, воинственных мизов;Фалка сразил Антилох и оружия с Мермера сорвал;Вождь Мерион Гипотиона с Морисом храбрым низринул;Тевкр низложил Профоона и мчавшегось в бег Перифета;Сильный Атрид Гиперенора, пастыря сильных народов,В пах боковой заколол; копие, растерзавши утробу,Внутренность вырвало вон; из зияющей раны теснимыйДух излетел, и тьма Гиперенору очи покрыла.Более ж всех поразил Оилеев Аякс быстроногий:С ним из вождей не равнялся никто быстротой на погонеВоев бегущих, которых ужасом Зевс поражает.

Песнь пятнадцатая