Галина Зубко - Искусство Востока. Курс лекций Страница 2

Все это и определяет то, каким образом формировалось и развивалось искусство, изначально представлявшее собой синкретическое целое, являясь, в свою очередь, частью нерасчленимого в семиотическом плане единства. В этой связи стоит привести замечательное высказывание К. Г. Юнга, который отмечал, что европейское мышление строится на ограничительном принципе – «или то, или это», тогда как восточное мышление на «величественно-утвердительном» – «и то, и это»[3].

Сакральное содержание обусловило «закрытость», «двойственность» и семантическую многослойность классических образцов искусства Востока. Изучая это искусство или просто знакомясь с ним, мы должны иметь в виду отмечаемую многими исследователями трудность для восприятия подлинных образцов искусства, смысл которых для его представителей состоит в том, чтобы «развивать», «образовывать» и духовно «поднимать» слушателя / зрителя, обязанного не просто воспринимать созданную «вещь», но трудиться над расшифровыванием скрытых в ней сложнейших символов.

Восприятие произведений восточного искусства зависит не только (и вовсе не в первую очередь) от оценки их эстетических качеств, но и от умения соотнести их с религиозными ценностями, а также от степени проникновения в религиозное прошлое. Искусство совершенно очевидно выполняет своего рода роль эстафеты, обеспечивая связь времен. Другими словами, основной критерий оценки здесь – знание. Впрочем, в данном случае имеется в виду не знание в привычном для нас смысле, не книжное, не научное знание, а некое духовное ведение, приобщенность к вечным истинам. Именно в силу этого, по мнению многих исследователей, традиционное искусство Востока непознаваемо, закрыто для людей, воспитанных в христианской традиции. Можно продолжить эту мысль: европейцы видят в этом искусстве чисто эстетическую, внешнюю сторону, они видят только то, что видит глаз, то есть то, что очевидно, что на поверхности. Важный момент, который также необходимо отметить: западные специалисты при изучении искусства Востока переносят на него западные критерии, свои категории и свои «мерки», что не может не затруднять для представителя западной традиции понимания восточного искусства.

В любом искусстве важное значение имеет образ человека, так как то, как раскрывается эта тема, демонстрирует типологические черты той или иной традиции. Есть основания полагать, что в традиционном искусстве Востока тема человека хотя и присутствует, но не является главной. В отличие от христианского искусства искусство Востока не является антропоцентричным; его нельзя рассматривать также как искусство тождества и подобия. Христианское же искусство ищет образ человека в сфере возможного, основанного на принципе тождества и подобия. Здесь человек всегда оставался мерой вещей. Отсюда – отмечаемый многими исследователями в христианстве и христианском искусстве явный «вкус к антропоморфизму».

В противоположность христианству ислам, согласно мусульманской догматике, воспринял Слово Божье не в образе Человека (каким явился Иисус Христос), а через Коран. Слово Корана является главным стержнем для искусства ислама, в котором оно доносится через каллиграфические надписи, изящнейшие, наполненные напряженным внутренним ритмом и пульсом арабески, геометрические узоры ковров и т. д. Притом Слово Корана не может быть до конца выговорено, как остается принципиально незаконченной вязь арабески.

Искусство ислама является преимущественно графическим, искусством в некотором смысле без образов и даже своего рода абстрактным. Абстрактным считают в определенной степени и искусство буддизма, в котором главным символом является геометрический символ мандала. Считается, что буддизм, как в высшей степени абстрактная доктрина, явно тяготеет к геометрическим символам; так, буддийский пантеон в известном смысле, как и мандала, «геометричен». Говорят об абстрактном характере некоторых образцов, скажем, китайской средневековой живописи, например живописи буддийских монахов. Но абстрактный характер произведений восточных мастеров принципиально отличается от искусства современных западных абстракционистов, для которых главным, определяющим творческим импульсом является их собственное эго. Тогда как восточные мастера творят, как правило, на основе канона, в строгом соответствии с нормами и сложившимися правилами, во многом восходящими к религиозной догматике.

Стоит отметить, что в древнем искусстве основополагающей темой была Вселенная (Природа, Небеса, Космос). Человек, как и все остальное, репрезентировался в его соотнесенности с Вселенной (Вселенная и человек, Вселенная и социум и т. д.). Выражение идеи Вселенной, представленной как единое целое, составляет, в частности, главный философский смысл китайской средневековой пейзажной живописи.

Большой интерес представляет проблема взаимосвязи творчества с вечностью, которая волновала не одно поколение мастеров. Несомненно, одно из основных условий творческого счастья – познать все то, что имеет отношение к вечности.

Как полагает Т. Буркхардт, цель искусства, являющегося сакральным, – не пробуждение чувства и не передача впечатления, оно является символом и находит вполне достаточными простые и исконные средства[4]. Для восточного мастера подлинное содержание искусства невыразимо, так как он творит, вдохновляясь идеалами, которые для него являются связанными с высшей, божественной реальностью. Такова, например, точка зрения на искусство, нашедшая свое оформление в индуистской традиции, согласно которой каждое произведение искусства в этом мире создано благодаря подражанию искусству дева[5].

Восточный мастер прекрасно понимает, что творчество – это процесс его собственного духовного восхождения, во время которого он познает не только вечные истины, тайны бытия, но и самого себя. В процессе творчества он погружается в свои глубины, осознавая, что он есть неотъемлемая часть грандиозной панорамы Мироздания. Восточный мастер знает, что тот, кто творит, самовыражается через свое творение, выходит за рамки своего эго. В этом заключается аналогия между божественным искусством и искусством человеческим – в реализации себя через акты творения путем объективации. Как видим, важная составляющая часть восточного искусства, восходящая к глубокой древности, заключается в постоянном утверждении параллели между высшей реальностью и человеком. Собственно утверждению и закреплению этой связи и служит искусство, функция которого состоит в переводе высших, непостижимых, сакральных истин на язык более понятных, конкретных форм. В сущности, во многом этим и определяется роль искусства.

В ряде традиций, как Востока, так и Запада, высшим Творцом считается Бог. Так, с христианской точки зрения Бог подобен «художнику» в самом высоком смысле этого слова, поскольку Бог создал человека «по Своему собственному подобию» (Бытие 1:27). В исламской традиции Бог – это художник (мусаввир), а сакральное искусство в своих образцах, демонстрирующих наивысшее совершенство и красоту, есть прежде всего проявление Слова Божьего и Божественного Единства.

Согласно даосским представлениям, священное искусство является, по сути, искусством трансформации: оно есть отражение трансформаций Природы, непрерывно совершающихся в соответствии с законами циклов. Ее противоположности (ян и инь) вращаются вокруг обособленного центра (цзы), являющегося непостижимым. Даосские представления в полной мере соответствуют древним универсальным взглядам на искусство, согласно которым искусство – это познание Мироздания, и в этом процессе всегда остается некая непостижимая, нераскрываемая тайна. Недосказанность и некоторая «зашифрованность», скрытая за символами, являются характерными чертами образцов восточного искусства.

И, наконец, есть еще одна важная проблема – это проблема формы. По своей природе форма предполагает непременное ограничение, исключение чего-либо, установление каких-то границ; без этого ограничения – нет выражения содержания. Чтобы выразить, форма должна расстаться с некоторыми аспектами изначальной природы. Творчество (как и творение) тождественно разделению и разъединению. Это представление является, пожалуй, универсальным. Восточный мастер знает, что форма его творения предполагает наложение определенных ограничений на его создание, эта форма – лишь малая часть единого невыразимого целого. В сущности, любое искусство приписывает свои пределы Беспредельному, что и проявляется на уровне формы.

История восточных искусств, будучи тесно переплетенной с историей, становлением и развитием восточных религиозных течений, является удивительно точным отражением наиболее важных событий в духовной жизни той или иной страны. Искусство отражало общие направления в развитии соответствующей культурной традиции, всегда существующей на сложном, часто противоречивом, историко-политическом фоне, демонстрируя то взлеты, то падения национального духа. Изучать искусство следует непременно в полном комплексе исторических, религиозных, мифологических и других тем. Только в этом случае можно каким-то образом понять, почему и каким образом, скажем, в китайской пейзажной живописи в определенный период происходят необратимые процессы, в результате которых необычайный по своей мощи эстетический заряд, свойственный этому удивительному и древнему виду китайского искусства, в определенной мере утратил свой высокий градус. Или только знание истории мусульманских стран и понимание своеобразия становления ислама как одной из мировых религий может помочь понять смысл, сложную символику и поэтическую утонченность величайших шедевров суфийской литературы.