Галина Зубко - Искусство Востока. Курс лекций Страница 24

Более того, последний аспект Единства (имеются в виду несходные планы Единого) в большей степени отражает трансцендентность Высшего Единства, его «Не-изменность» и Его абсолютную Единственность (Одиночество – по терминологии некоторых исследователей). Согласно основному символу веры ислама, «нет никакого божества, кроме Бога» (ла илаха илла-л-лах); из-за несходства различных планов Бытия все собрано под безграничным сводом Высшего Единства: раз уж признается конечное, можно больше не рассматривать его «бок о бок» с Бесконечным, и по этой самой причине конечное воссоединяется с Бесконечным[91]. Искусство ислама представляет собой сферу соединения конечного с высшей реальностью, которая есть исток, образец и Закон для художественного творчества.

С этой точки зрения мусульманский мастер озабочен тем, чтобы не совершить ошибки перенесения природы абсолютного (вечного) на относительное (конечное) и не приписывать относительному автономного существования: только воображение способно породить подобную иллюзию (ал-вахм). В силу этого убеждения мусульманин видит в изобразительном искусстве проявление этой чудовищной ошибки; он убежден, что образ, порождаемый изобразительным искусством, отражает один уровень реальности в другом. Таким образом, он усматривает в этом своего рода нежелательную подмену. И единственной гарантией против этого заблуждения является мудрость (хикма), то есть знание, которое все ставит на свои места. Знание в мусульманском искусстве представляет собой чрезвычайно важную категорию, являющуюся неотъемлемой частью творческого процесса. Другими словами, каждое художественное творение должно рассматриваться согласно законам его собственной формы бытия. Так, в соответствии с правилами мусульманского искусства архитектуре надлежит передавать статическое равновесие и состояние совершенства неподвижных тел, которое для мусульман является олицетворением правильной формы кристалла. Отметим сразу, что кристалл занимает особое место в системе мусульманских символов.

По мнению специалистов, «объективность» исламского искусства – это отсутствие субъективного побуждения, или импульса. Впрочем, здесь нет ничего общего с рационализмом, поскольку рационализм, по сути, есть ограничение Разума (имеется в виду Высшего Разума) мерой одного человека. Исламское искусство лишено какой-либо антропоморфности, то есть антропоморфной, личностной интерпретации того, что составляет объект художественного творчества. Логическая суть этого искусства остается безличностной и качественной.

Согласно исламским взглядам, разум (ал-акл) – это прежде всего способ человеческого восприятия открываемых истин, которые и не иррациональны, и не сугубо рациональны. В открываемых благодаря творческому процессу истинах пребывает благородство Разума, и в этом благородстве Разума – источник благородства искусства. Необходимо уточнить, что представление искусства как плода разума и науки, свойственное мастерам ислама, вовсе не означает, что искусство рационалистично. Более того, такой взгляд на искусство вовсе не исключает духовную интуицию, совершенно противоположную разуму; считается, что разум не сковывает вдохновение, а подготавливает почву для безличной красоты. Таким образом, разум человека здесь присутствует, но, согласно исламским представлениям, во-первых, он воспринимается как проявление Высшего Разума; во-вторых, речь не идет о том, что разум ставит какие-либо границы в проявлении Высшего Разума; в-третьих, разум необходим в творческом процессе, так как он продвигает мастера к постижению истин, восходящих к Высшему Разуму, то есть к осознанию Мироздания; и, в-четвертых, подобное понимание разума как составной части творческого процесса не исключает духовной интуиции, воспринимаемой как важная компонента работы мастера.

Исламское искусство иногда называют абстрактным искусством, но исследователи обращают особое внимание на различие, которое отделяет абстрактное искусство ислама от современного «абстрактного искусства». Современные авторы проявляют в своих «абстракциях» реакцию на иррациональные импульсы, приходящие из подсознания, реакцию более непосредственную, изменчивую и личную. Другими словами, современный мастер исходит как бы из своего эго. Для мусульманского же художника «абстрактное» искусство – это выражение Закона, возможное так же, как возможно проявление Единства в многообразии конечных форм.

Т. Буркхардт приводит рассказ автора одного исследования, посвященного исламскому искусству, который, убежденный в своем знании европейской скульптуры, однажды пытался стать подручным у мастера-декоратора в Северо-Западной Африке. «Что пожелал бы ты изобразить, – спросил мастер, – если бы тебе довелось украшать простую стену, подобную этой?» – «Я хотел бы создать композицию из виноградных лоз и заполнить их изгибы изображениями газелей и зайцев». – «Газели, зайцы и другие животные существуют повсюду в природе, – ответил араб, – зачем их воспроизводить? Но создать три образца геометрической розы, один с 11 сегментами, а два других – с 8, и соединить их таким образом, чтобы они совершенно заполнили это пространство, – вот это искусство»[92].

Для мусульманского мастера искусство, следовательно, заключается не в простом изображении предметов, не в стремлении изобразить их такими, какими он их воспринимает, а в стилизации предметов, благодаря которой художник способен проникать в их сущностную природу, поскольку именно в ней заключается подлинная красота; и эта красота происходит об Бога. Всякая стилизация, убеждены мусульманские мастера, дает возможность высвободить эту красоту, сделать ее ощутимой, доступной для лицезрения. Внутренняя красота предмета, созвучная его внутренней природе, вызывает в памяти знаменитые трансцендентные идеи-эйдосы Платона, составляющие основу его учения. Специалисты отмечают наиболее общее исламское представление, согласно которому искусство – не более чем способ облагораживания материала. Это хорошо ощутимо, в частности, в архитектуре, орнаментике, каллиграфии. Согласно известному изречению Пророка Мухаммеда, Бог прекрасен и Он любит красоту. Мусульманский мастер в своем творчестве, в сущности, стремится выявить, проявить эту Божественную Красоту, которая скрыта во всем.

У мусульманского художника – особые отношения с «вещью», воспринимаемой как единица творения. Как отмечает Ш. М. Шукуров, это обращение с «вещью» представляет со-прикосновение, ответчивое прикосновение к «вещи», дающее возможность лишь приоткрывать скрывающую ее смысл завесу: в суть вещей надо не вторгаться, а именно проникать сквозь череду скрывающих ее завес[93]. Разговор с «вещью» имеет целью выявить внутреннюю, присущую ей красоту.

Кстати, известный специалист по исламу С. Дж. Аштийани полагает, что научная интерпретация сама по себе уже есть завеса, затмевающая сущностные черты «вещи».

Таким образом, один из важнейших принципов организации искусства ислама требует, чтобы оно соответствовало внутреннему закону предметов, и мастер творит в полном согласии с этим принципом.

Главное откровение ислама – это Божественное Слово, непосредственно обнаруживаемое в Коране и «реализумое» благодаря ритуальной декламации. Божественное Слово должно сохранять словесное выражение, мгновенное и нематериальное, подобное акту творения; таким образом, оно, как считается, сохраняет в совершенстве свою воспринимающую силу, не подвергаясь тому разрушению, которое как бы просачивается в самую природу пластических искусств в результате использования осязаемых материалов и проникает из поколения в поколение в создаваемые из этих материалов формы. Так объясняют исследователи иконоборческие тенденции, характерные для искусства ислама.

Согласно исламской догматике, Бытие проявляет себя во времени, а не в пространстве; с точки зрения мусульман, речь находится за пределами перемен, вызываемых временем в пространственных объектах. Подобный взгляд на вещи и способ его выражения вполне естественны для людей, постоянно находящихся в движении, и в особенности для семитских кочевников. Ислам переносит эту точку зрения на духовный уровень и закрепляет ее в искусстве.

Искусство ислама существенно отличается от христианского искусства[94]; у них разные художественные установки. Христианское искусство ищет образ человека в сфере возможного, основанного на принципе тождества. Именно по этой причине, как полагают исследователи, портрет в искусстве Возрождения не стал носить сугубо религиозного характера, не переставая, однако, оставаться образом сакрального характера. Человек в христианском искусстве оставался мерой вещей. Космогоничность этого принципа вставала над правилами искусства. Архетипическая мера порождала искусство возможного и потому предполагаемого подобия[95].