Галина Зубко - Искусство Востока. Курс лекций Страница 63

Цветная гравюра нисики-э получила широчайшее распространение в Японии с середины XVIII века. В этой сфере работали сотни профессиональных художников. Они рисовали актеров, проституток, воинов, простолюдинов, природу. Их производительность была колоссальной. Горожане с удовольствием приобретали грошовые гравюры, тщательно рассматривали их, прятали их в альбомы. Вешать на стены эти гравюры принято не было.

Живопись в Японии всегда наглядно отражала основные тенденции культурной и общественной жизни страны. Эпоха Эдо (1603–1868) характеризуется определяющей ролью интенсивно развивающихся городов, ставших центрами расцвета торговли, ремесел и искусств. Именно в Эдо (Токио), новой столице страны, началось становление нового направления в изобразительном искусстве – жанровой живописи, получившей название укиё-э («картины повседневной жизни»). Направление формирования этого вида живописи во многом определялось вкусами горожан.

Первым и наиболее популярным стал жанр бидзинга («картины красавиц»). Интерес к женским персонажам не случаен. Важную роль в жизни городов играли так называемые «веселые кварталы», бывшие единственным местом, где горожанин мог ощутить себя свободным, независимым человеком, которому доступны все земные радости. Это был особый мир, где не существовало обыденных житейских проблем и социального неравенства. Украшали этот «земной рай» беззаботные красавицы, законодательницы мод, известность некоторых из них соперничала со славой знаменитых актеров театра Кабуки. Большим спросом у горожан пользовались также изображения гейш, девушек из чайных домиков и модных магазинов. Красавицы, запечатленные в живописи, утрачивали индивидуальные черты, поскольку художникам важно было передать в создаваемом образе идеализированное представление о прекрасной женщине, отстраненное от обыденности реальной жизни (рис. 72).

Рис. 72. Судзуки Харунобу «Летний полдень»

Наиболее известными художниками эпохи Эдо были Кацусика Хокусай, Миягава Тёсюн, Кацукава Сюнсё, Тоёхару Утагава, Эйси Тёбунсай, Утамаро Китагава и др.

Утамаро Китагава принадлежит к наиболее известным в России японским художникам. Его гравюры, в первую очередь с прекрасными женскими образами, неизменно пользуются успехом у самых широких зрительских кругов (рис. 73).

Рис. 73. Утамаро Китагава «У реки Акутагава»

Один из самых известных в мире художников Японии – Кацусика Хокусай (1760–1849). Талант его многогранен. Хотя он прославился главным образом как мастер цветной графики на дереве, Хокусай оставил богатейшее наследие в живописи, рисунке, иллюстрации книг. Он был прозаиком и поэтом, широко образованным человеком, глубоко изучившим древнюю культуру Китая и Японии, знакомым с европейской гравюрой, методами европейского искусства.

Хокусай создал около тридцати тысяч рисунков и гравюр, проиллюстрировал более пятисот книг. Выполненные им многометровые традиционные живописные свитки – эмакимоно, иллюстрирующие легенды и сказания Японии, небольшие нарядные поздравительные открытки суримоно, книжные иллюстрации, рисунки для резчиков миниатюрных фигурок нэцке, изготовителей вееров, узоры для ткачей и вышивальщиков – все говорит об исключительной широте его таланта, изобретательности, зоркости глаза и гибкости ума.

Но главной чертой Хокусая являлась его неудержимая страсть к познанию Мира. Хокусай был художником-философом, и все, что открывалось его проницательному взору и запечатлевалось на бумаге его кистью, осмыслялось им с точки зрения всеобщих законов Мироздания, вечной и постоянно меняющейся жизни Природы.

В конце XVIII – начале XIX века Хокусай испробовал свои силы в разных видах и жанрах графики. Параллельно с экспериментами в области станковой графики он начал работать и как иллюстратор, выступая, подобно многим графикам своего времени, одновременно и в качестве художника, и в качестве автора книги.

Особую известность приобрели его картины, относящиеся к эпохе Эдо, объединенные в серии «Японские водопады», «Японские мосты», «36 видов на гору Фудзи» и другие, давно ставшие классическими произведениями японской живописи (рис. 74, 75, 76).

Рис. 74, 75, 76. Хокусай. Три пейзажа.

Но, пожалуй, со временем гравюра становится самой плодотворной сферой деятельности Хокусая. В юности ему хотелось испробовать свои силы во всех видах и жанрах графики. Но наиболее ярко талант молодого Хокусая раскрылся в работе над особым видом гравюр – суримоно, издававшихся в виде поздравительных открыток благопожелательного содержания, изображающих жанровые сцены, цветы и растения, животных и птиц, пейзажи, деревья, богов счастья и богатства, предметы – символы добра и благосостояния.

Суримоно отличались особой нарядностью, так как выполнялись к знаменательным датам, праздникам, датам, связанным со сменой времен года, дням рождения, свадьбам. В суримоно обязательно вводилась поэтическая надпись, дополняющая, а иногда и поясняющая художественный образ. Для этого вида гравюр обычно использовались дорогие сорта мягкой плотной бумаги и применялась особая техника гравирования и печати: цветной рельеф, тиснение, узоры из шелковых нитей, присыпка золотом, серебром и перламутровым порошком. В отличие от обычных гравюр суримоно не продавали в книжных лавках. Их издавали частным образом, и для этого применяли особые краски и особую технику печати.

Рис. 77. Хокусай «Женщина с вязанкой хвороста» (суримоно)

Хокусай со своим экспериментаторским духом и постоянными поисками выразительных средств существенно расширил границы сложившихся в суримоно тем и выразительных возможностей, ввел новые мотивы, придал гравюрам значительно большую, чем прежде, выразительность.

После 1805 года суримоно Хокусая вновь изменили свою форму. Они увеличились в размерах и стали почти квадратными. Их образы приобрели особую поэтичность, созвучную сопровождающим изображение стихам. В маленьких сценках художник сумел выразить глубокие и важные суждения о мире. Подчас его суримоно апеллировали к древним литературным образам, подчас говорили языком народной поэзии, вызывая в зрителях множество разнообразных чувств и ассоциаций.

Так, о надвигающихся зимних холодах, о домашнем тепле и уюте рассказало новогоднее суримоно «Женщина с вязанкой хвороста» (рис. 77), хотя на гравюре нет ни изображения зимы, ни новогодних приготовлений, а показана лишь молодая крестьянка, несущая на голове вязанку хвороста. Хокусай намеком рассказал о приближающейся зиме, напомнив зрителям о деревенском обычае отправлять в город в первые дни нового года девушек для продажи хвороста горожанам. Стихотворный текст, сопровождающий гравюру, создал с ней единый образ, рассказав о деревенской девушке – дарительнице радости:

Фигура тонка, как ива,В тумане легкомМожет раствориться.

Путь поэзии

Синто, Путь, которому следуют японцы, – это Гармония и Красота, проявляющиеся во всех сферах жизни японского общества. Конечно, главной сферой в этом отношении является искусство, впрочем, для японцев это может быть любая область, где манифестируется их творческий гений. Речь может идти о производстве тканей для кимоно, сложнейшем процессе создания бумаги или тофу, производстве мечей и т. п. Творческие способности японцев могут раскрываться в искусстве создания садов, в тщательном уходе за древними сакральными источниками, знания о которых передаются из поколения в поколение, и т. д.

Синто проявляется в совокупности различных путей, каждый из которых соответствует особой области творчества. Говорят о пути сада, пути поэзии, пути театра, пути чая (чайной церемонии) и т. п. И все же ведущей здесь, без сомнения, является поэзия, в которой, говорят, живет душа Японии.

Сами японские мастера выделяют важнейшие составляющие поэзии, которые находят свое отражение и в других видах искусства – в живописи и каллиграфии. Так, Мацуо Басё говорит прежде всего о каруми – легкости, которую он включает в круг художественно-эстетических основ поэтики трехстиший хокку. Это близко той «беззаботной легкости», что является определением бабочки, в образе которой китайский мудрец увидел себя во сне. Эта легкость родственна китайскому понятию цинсянь (сянь) – «чистая безмятежность», о которой говорит Акутагава, используя японский термин сэйкан. По мнению мыслителей прошлого, речь здесь идет о «безмятежности внутренней цельности духа», характерной для способа восточного мышления (например, И. В. Киреевский).