Фридрих Фребель - Будем жить для своих детей (сборник) Страница 34

Через посредство этой игры, равно как всех следующих игр этого рода, ребенку должны быть даны, и именно в возрасте 1–3 лет, как побуждение, так и материал для того, чтобы свободно развивать и упражнять своими собственными средствами всю совокупность его сил и способностей сообразно с соответствующей ступенью жизни и образования…

Ни в коем случае мы не можем позволить себе здесь забыть и еще о двух не менее важных для нас по своей обоснованности тезисов. Первый из них гласит, что внешний мир развивается перед глазами ребенка, следовательно, и расширяется и формируется совершенно по тем же самым законам и в подобной же последовательности, как повествуется нам в нашем Священном Писании о сотворении и украшении мира вообще и прежде всего Земли. Второе положение состоит в том, что райским садом ребенка, его эдемом является детская и семейная комната, отцовский дом и окружающий его двор.

…Перед ребенком стоит расчлененный на части, но имеющий вид цельного, единого кубик (см. рис. 1 на с. 215). То, что ребенок видит глазами, он желает ощущать, исследовать осязанием. Один из частичных кубиков трогается с места, и наконец он или какой другой кубик под влиянием этой операции выпадает… И таким образом начинается разложение и сложение его частей на тысячу ладов сообразно с требованиями самостоятельности и индивидуальных качеств ребенка, проявляющихся в свою очередь то в виде приложения кубиков друг к другу, то в виде расположения их друг за другом, то в виде нагромождения их друг на друга. Опыт показал, что здоровые, сильные и живые дети занимаются этим довольно долго и притом молча, размышляя про себя; и постройки их, хотя и различаются своими направлениями у разных лиц, у каждого в отдельности осуществляются всегда в одном и том же избранном направлении.

Что же при этом должен делать верный, заботливый воспитатель? Он должен предоставить ребенку играть молча и рассуждая только с самим собой до тех пор, пока это ему будет угодно. Если же ребенок взглядом или голосом пригласит воспитателя к участию в игре, то он должен обозначить словом то, что делает в данный момент ребенок. Например, если ребенок в это время ставит кубики друг на друга, то надо сказать: «Вверх, вверх, вверх». Если он приставляет их друг к другу, то надо сказать точно таким же образом: «Рядом, рядом, рядом». Так же подбираются слова, если ребенок ставит кубики друг за другом, друг перед другом, расставляет их друг от друга, составляет их сверху вниз и т. п. Но можно также напевать эти слова: «Рядом, рядом, рядом» или «Вверх, вверх, вверх» и др., изменяя при этом тон, повышая его, например, при пении слов «вверх, вверх, вверх» и понижая при пении слов «вниз, вниз, вниз».

…Ребенок будет долго заниматься простым складыванием и раскладыванием кубиков и сравнительно часто будет возвращаться к этому занятию частью в одиночку, частью совместно со своей воспитательницей. Однако вскоре уже им овладеет некоторое предчувствие, и он попытается сложить что-нибудь из кубиков, придать их расположению форму чего-нибудь (например, форму звезды). Предусмотрительный воспитатель должен подметить это смутное предчувствие в ребенке и посмотреть, нельзя ли увидеть чего-нибудь (сходства с чем-нибудь) в сложенных ребенком фигурах, например стол, скамью, стул и т. д. Или сразу несколько предметов, например два стула, две скамьи, стул и скамью или стол и скамьи и т. д. (См. рис. 2–12 на с.215.)

…С изображаемым предметом он связывает, хотя бы и очень смутно, также и его толкование, определение цели (назначения) этого предмета, например, со стулом, со скамьей он связывает представление, что на них можно сидеть. Но он идет и еще дальше… Он требует, сверх этого, чтобы изображаемый предмет стоял в связи с ним самим или, по крайней мере, с его жизнью, или с кем-нибудь, или с чем-нибудь в его жизни, например стул.

«Это стул бабушки, на который она садится. Она берет ребенка, если он ведет себя тихо, к себе на колени и рассказывает ему что-нибудь. Поди сюда, бабушка, поди сюда! Вот стул. Ты можешь сесть на него. Поди сюда, расскажи что-нибудь малютке». Так говорит мать как бы устами ребенка и затем продолжает: «Поди сюда, бабушка, принеси супцу. Вот столик и скамеечки уже стоят около него». Так продолжает мать как бы устами ребенка и ведет с ним таким образом диалог или взаимную беседу.

…В несколько более зрелом возрасте ребенку можно рассказывать даже целые маленькие рассказы, которые к тому же возможно всячески варьировать, например, все кубики располагаются, как указано на рис. 9 и 10 на с.216. Эти фигуры можно рассматривать как изображения лестницы. И вот мать начинает рассказывать:

«Соседскому сыну Фридриху отец позволил нарвать в саду вишен с дерева. Он пошел туда и вздумал достать большую, тяжелую лестницу, которую приставляют к дому или крыше. Но, как только он попробовал поставить, она упала и разбилась. Смотри, вот она падает! Это увидал садовник Франц и сказал: «К дереву в саду приставляют не тяжелую домовую лестницу, а легкую, двойную лестницу, специально предназначенную для деревьев и сада». Фридрих увидал, что Франц прав, и пошел за такой лестницей. Смотри, вот она стоит (рис. 10 на с. 216). И вот по ней он забрался высоко вверх и нарвал превосходных вишен. Из них он дал несколько штук и Францу, а также принес маме и папе».

ТРЕТЬЯ ИГРА РЕБЕНКА

Объяснительные фигуры

ТРЕТЬЯ ИГРА РЕБЕНКА

Фигуры предметов

ТРЕТЬЯ ИГРА РЕБЕНКА

Изящные фигуры

Таким образом, при каждом изображении оказывается множество различных наблюдений и всевозможных применений и соотношений, полезных в жизни ребенка.

Мы должны ограничиться этими немногими указаниями. Достаточно. Нужно предоставить ребенку возможно более полную свободу изображения. Опыт будет давать свои указания только попутно с изображением. Впрочем, руководящий игрой воспитатель может время от времени брать на себя роль побуждающего начала, говоря, например: «А сделай-ка стул».

Все это имело пока отношение к формам жизни, которые изображают с помощью этой игрушки. Этим изображениям можно было бы дать более подходящее для детского понимания название форм вещественных, предметных.

…Иногда ребенок с помощью всех восьми кубиков составляет такую форму, при которой ни один из них не бывает лишним и ни в одном не чувствуется недостатка; …но обо всем изображении мы не можем сказать, чтобы это был какой-нибудь определенный предмет, не можем сказать, чтобы это была какая-нибудь определенная вещь… По-видимому, это изображение проходит не мимо нас, как какой-то призрак, а внутри нас, как некоторое предположение: оно добивается, чтобы нам что-нибудь показалось (пришло в голову) по этому поводу, и мы, не думая, говорим: «Это красиво!» Перед нами является нечто, но что мы не знаем, что им изображается. И мы называем это «нечто» образом (картиной)… Мы не можем назвать эти формы иначе, как красивыми, или, лучше, ввиду того, что они сами в себе представляют нечто единое, мы можем назвать их одним словом Schonheitsformen (формами красоты), или, говоря устами ребенка, – образными (картинными) формами; очень часто, хотя и не всегда, – формами цветов и менее часто – формами звезды. (См. табл на с. 217.)

…Однако при продолжении творческой деятельности пред нами предстанут сами собой такие формы, которые нельзя… будет обозначить ни как формы жизни, или вещественные формы, ни как формы красоты, или образные формы. Вот, например, фигура 2 на с. 215. Сразу, как бы с одного взмаха или с одного приема получается на месте одного построения два, на месте целого являются части, две части… Что же говорит мне это явление? Оно говорит мне и внушает мне следующее: единое целое я могу разделить, могу разделить пополам, на две части, на два полуцелых, на две половины.

Следовательно, тела могут иметь как различную величину, так и одинаковую величину. Но обе половины, хотя между собой они совершенно равны, по сравнению с целым кубом имеют отличную от него форму.

…То, чему научил таким образом куб ребенка, чему ребенок научился и что познал при посредстве его, есть истина. Поэтому эти формы можно назвать формами истины, познания, формами обучения, но более всего подходило бы для ребенка назвать их формами усвоения.