Жан Ролен - …А вослед ему мертвый пес: По всему свету за бродячими собаками

Жан Ролен

…А вослед ему мертвый пес:

По всему свету за бродячими собаками

Посвящается Кейт Бэрри

В своей книге «Миф о Человеке» Разгон[1] спрашивает: «Если б Человек пошел по другому пути, может быть, со временем он достиг бы такого же величия, как Пес?»

Собака неминуемо победит. Даже если двинуть на них армию, собаки так или иначе ускользнут...

1

Не успели мы расположиться в отеле «Хазар», как к нам заявилась полиция. Дело происходило на закате XX века в городе Туркменбаши — бывшем Красноводске — на побережье Каспийского моря. Мы занимали три отдельных номера на одном этаже. По части комфорта они смахивали больше на тюремные камеры, чем на гостиничные апартаменты. Незадолго до прибытия стражей порядка я зашел в комнату переводчицы, чтобы выдать ей положенную плату. Глаза у переводчицы были не то зеленые, не то ореховые, а волосы длинные, рыжеватые, но темные, пожалуй, это тот самый оттенок, что зовется «каштановым». Мы наняли ее несколько дней тому назад в Ашхабаде, столице Туркменистана, присмотрев среди служащих большого отеля, они там все более или менее полиглоты. По тем временам это было куда более шикарное заведение, чем «Хазар», оно могло бы соперничать с каким угодно столичным отелем той же категории, расположенным в любой другой стране. Если ему чего и не хватало, так только каких ни на есть постояльцев. Такое сочетание роскоши с пустотой, характерное для большинства ашхабадских гостиниц, наводит на мысль, что они служат совсем не для того, чтобы давать кров приезжим, или, по крайней мере, это отнюдь не главное их предназначение. Что до персонала, он представлен в избытке, обратно пропорциональном численности клиентов. Именно там, у стойки администрации, я насчитал добрый десяток служащих, среди которых тотчас без колебаний выбрал в собеседницы молодую женщину с темно-рыжими волосами и с ходу предложил ей поработать переводчицей на время нашего пребывания в стране. Что самое удивительное, она почти сразу согласилась, не подвергая сомнению серьезность столь бесцеремонного предложения, исходящего от двух типов, о которых она только и знала, что они прибыли издалека якобы для сбора сведений о колебаниях уровня Каспийского моря.

Теперь наша поездка подходит к концу, в Туркменбаши мы остановились на обратном пути. Когда я вошел к ней в номер, переводчица предложила мне присесть, мы обменялись парочкой шуток, я отдал ей деньги, затем вместо того, чтобы сразу уйти, как мне бы полагалось, помедлил, очарованный замечательной красотой ее каштановых волос с золотистым отливом. Но, едва приметив в ее зеленых (или ореховых) глазах вопрос, в чем причина моей задержки, я, не дав ей времени выразить свое недоумение вслух, тотчас ретировался, смутно пристыженный тем, что с моей стороны это выглядело крайне самонадеянно. Ну, и само собой, я был раздосадован. Не успел я переварить свое огорчение, как в дверь постучали. Открывая ее, я, было, на долю секунды тщеславно возомнил, что это переводчица в конечном счете, как и я, пришла к мысли, что нам незачем спешить расстаться. Когда же в номер ввалились двое легавых, я, разумеется, воспринял их вторжение как кару за свое неисправимое самодовольство, уж не знаю, с небес она была ниспослана или нет. Впрочем, если принять во внимание то, что мне известно о Туркменистане вообще и нравах его полиции в частности, этот обыск был проведен очень деликатно, почти задушевно. Полицейские сочли необходимым всего-навсего приподнять несколько предметов, может, им только и надо было проверить, завизирован ли мой паспорт. Подозреваю, с переводчицей они повели себя более настырно, но ей не оставалось ничего иного, как только подтвердить то, что мы говорили с самого начала: что мы производим изыскания касательно изменений уровня Каспия.

За несколько часов до того, как обосноваться в отеле «Хазар», мы на борту парохода «Алмаз» возвратились с острова Кызыл-Су, что по-туркменски означает Красные Воды. Каспийское море ни в малейшей степени не отливает этим цветом, но здесь, может быть, речь идет о пережитке той эпохи, когда красным было что угодно, начиная с топонимов, о чем, к примеру, свидетельствует название одного из городов соседней страны Красные Баррикады, где мы некоторое время гостили. Что до уровня моря, он меняется, это неоспоримо, хотя мне теперь уже не вспомнить, в каком направлении: так или иначе само направление тоже меняется, причем с нестабильной периодичностью; эти колебания уровня даже можно назвать одним из самых оригинальных отличий Каспийского моря, равно как и наиболее обременительных его свойств, если рассматривать проблему с точки зрения жителей побережья или нефтедобывающих компаний. (Для последних ситуация дополнительно осложняется тем, что зимой Каспий замерзает, но не целиком, а только в северной части, где особенно глубоко, причем слой льда поверхностный, его толщина до такой степени зависит от причуд климата, что в наши дни волкам из Казахстана, если допустить, что таковые еще существуют, чего доброго, не всякую зиму удается добраться посуху до Тюленьих островов, куда они привыкли мотаться, чтобы полакомиться тюлениной.)

Если уровень моря поднимается — а по-моему, так оно и есть, это, кроме всего прочего, подтверждается еще и тем, что на противоположном берегу мы видели затопленные и размытые водой дороги, причалы и другие искусственные сооружения, — остров Кызыл-Су рискует достаточно скоро исчезнуть, ведь он абсолютно плоский: там, как мне кажется, нет ни холма, ни бугра, на который местные жители могли бы взобраться, чтобы дожить до прибытия спасателей, которые подоспеют не скоро. Насколько мне помнится, остров имеет форму изогнутого лезвия, на одном конце которого приютилось туркменское селение, на другом маяк, где живет семейство русских. Эта русская семья, имеющая, по крайней мере, одного слабоумного ребенка, в ту пору лет десяти, одетого в робу из камуфляжной ткани и, по обыкновению, занятого ловлей рыбы с мола, по всей вероятности, живет в более или менее обоснованном страхе, что туркмены в один прекрасный день нападут, правда, маяк защищен, там можно схорониться; но атака тем вероятнее, что приютившееся рядом маленькое военное сооружение разрушено, по-видимому, это была зенитная установка для ракет «земля-воздух» с радаром для их наведения, однако все оборудование вышло из строя, а скоро вообще рассыплется в прах.

От туркменской деревни русский маяк отделяют три-четыре километра песчаной почвы, местами поросшей травой, местами заболоченной. По этому пространству блуждают несколько одичавших верблюдов, от которых даже издали ощущается омерзительное зловоние. Туркменское селение состоит (по очень грубой прикидке) из сотни домов, тоже построенных на песке или, вернее, воткнутых в него, поскольку большинство стоит на сваях. В эпоху социализма, с недавних пор упраздненного, селяне, видимо, жили отчасти за счет металлургического производства, в остальном — рыбным промыслом. Об этом говорят обломки рыболовных судов — множество разбросанных там и сям железок — и руины судостроительной верфи. С той поры мужчины селения, наверное, проводили большую часть своей жизни среди развалин, напоминающих им о славных днях и дающих хоть немного тени. Они зачастую пьяны и почти всегда пребывают в мрачном настроении. В виде исключения они ловят рыбу на удочку с берега, но словно украдкой, а если их об этом спросишь, будут упорно настаивать, что ничего не делали. То же касается женщин, которые время от времени, но без какой-либо регулярности появляются на борту «Алмаза» с мешками сушеной рыбы. Возят ли они ее продавать или меняют на рынке Туркменбаши? Буркнув «нет», они поворачиваются к вам спиной. Судя по всему, природа режима, где все зависит от воли и прихоти одного человека, сверх того полоумного, коль скоро он, не удовлетворившись введением в обязательную школьную программу изучения эпопеи, которую сочинил во славу себя самого, еще и позаботился, чтобы экземпляр этого шедевра посредством русской ракеты был доставлен на космическую орбиту, — итак, специфика режима, изначально запретившего всяческую недекларированную деятельность, несомненно, объясняет упорное запирательство этих людей, тем самым уберегающих плоды своего труда от грабительской алчности слуг власти и самого вождя. Наперекор молчанию островитян и видимой сумбурности их усилий, в достаточной мере сходных с муками ада в трактовке кинематографа, где грешные души мечутся вслепую, лишенные всякой надежды, можно было если не убедиться, то предположить, что крах производственной деятельности, главенство в которой принадлежало мужчинам, и постепенная ее замена ручными поделками и меновыми отношениями, с которыми ловчее управляются женщины, влечет за собой одновременную эволюцию общественных и семейных структур, на свой манер тоже чреватую катаклизмами: насколько можно судить, мужчины, лишенные работы, постепенно теряли власть, переходившую в руки женщин. Даже относительное физическое превосходство мужчин, не говоря об их престиже, со временем ослабевало из-за их затянувшейся бездеятельности и пьянства.