Карел Скленарж - За пещерным человеком Страница 12

Фальсификации

К ошибочным представлениям человек может прийти в результате неточных, недостаточно полных наблюдений, навязчивой идеи либо за счет ложного истолкования реальных фактов. Однако фальшивые представления могут создаваться и преднамеренно, нередко в их подкрепление фабрикуются и поддельные факты. Даукинс и другие, о которых мы до сих пор говорили, конечно, не были преднамеренными фальсификаторами, однако и таких случаев пещеры не избежали. Следующая глава нашей книги позволяет нам выяснить, как на исследованиях взаимоотношений человека и пещеры сказались фальсификации.

Сколько ученых мужей спорили и ломали головы над вопросом, имеются ли на самом деле какие-то доказательства существования «допотопного» человека, свидетеля потопа! Жаль, что они не дожили до той торжественной минуты, когда в одной из пещер в Бадене, неподалеку от Вены, на белый свет всплыла гравюра на кости, изображавшая потоп как таковой. Каждый желающий мог на ней разглядеть «семь небольших человеческих фигурок, очевидно, из последних сил пытающихся добраться до вершины холма». Этого оказалось достаточным для директора баденского музея, чтобы уверовать в то, что люди убегают от наступающих вод всемирного потопа и что эту ужасную сцену, должно быть, запечатлел неизвестный древний репортер, бывший свидетелем событий, рисковавший и, возможно, расставшийся с жизнью ради того только, чтобы сохранить эти мгновения для будущего.

Какими прекрасными открытиями мы имели бы возможность восторгаться в музеях мира, если бы тут и там не находились скептики, которым до всего есть дело! В нашем случае эту «неблагодарную роль» сыграл археолог Йозеф Сзомбаты. Пришел, увидел и… не поверил. Он начал рассматривать найденные в пещере вместе с гравюрой древние янтарные бусы и не был в состоянии объяснить, почему в отверстиях, куда продергивали нить, осели остатки вещества с характерным дурным запахом. Напрашивалось единственное объяснение: круглые бусины были выточены из старых янтарных мундштуков для сигар.

Последней инстанцией в сражении за единственное аутентичное изображение потопа стал окружной судья, представ перед которым, местный токарь признался в этом и других археологических грехах. А нам этот забытый спор послужит назидательным примером фальсификации пещерных находок. К сожалению, примером далеко не единственным. Именно вокруг пещер нагромоздилось столько всяческих махинаций, что жаль было бы не вспомнить хотя бы некоторые из них.

Объектом внимания фальсификаторов, разумеется, становились предметы и явления, бросающиеся в глаза, могущие возбудить интерес общественности, а нашедшего их — прославить или пополнить его мошну, доказать или опровергнуть какое-либо положение, послужить пропаганде определенной идеи. Поэтому, как правило, фальсификации не подвергались обычные каменные орудия, напротив, фальсифицировалось самое ценное из того, что могли дать пещеры, — предметы древнего искусства.

Даже самое первое местонахождение, где, по сути, было распознано палеолитическое искусство резьбы по кости и рогу, стало ареной широкой фальсификаторской деятельности. Речь идет о пещере Шаффо во Франции, где с 1834 г. вел раскопки археолог-любитель Андре Бруйе, нотариус из Шарру. В 1845 г. он извлек палеолитическую гравюру с изображением двух ланей, однако не понял ее значения (как, впрочем, и никто иной!). Гравюра попала в коллекцию А. Соммерарда, а оттуда — в парижский музей Клюни, где оставалась до тех пор, пока на нее не обратил внимания Э. Ларте и в 1861 г. не опубликовал рисунок с нее. Только тогда гравюра из Шаффо, а с ней и несколько других, до того не признанных, получила известность в ученом мире.

Однако после этой общеизвестной главы из истории открытий в Шаффо была написана и другая, менее известная. В течение трех лет после упомянутой публикации появилась целая серия гравюр. Мир был извещен о них сочинением, озаглавленным «Допотопная и кельтская эпоха в Пуату» (1864). Автор его — аптекарь и торговец древностями Мейе, который вел раскопки Большой пещеры вблизи Шаффо вместе с сыном Бруйе Амадеем, воспроизвел эти странные примитивные гравюры на ископаемых костях, некоторые даже с древнеиндийскими письменами, и именно последние способствовали скорейшему разоблачению. Возникла полемика, в которой Мейе (их подлинный автор) на первых порах решительно защищался. Он даже потребовал экспертизы знаменитого тогда специалиста по древним языкам и древним письменностям профессора Адольфа Пикта из Женевы, но дело сложилось не так, как он ожидал: Пикт чистосердечно предупредил о возможности подделки и призвал к осторожности. Мейе все-таки удалось еще раньше продать всю коллекцию американскому коллекционеру-любителю маркизу де Вибрей, прежде чем молодой Бруйе разглядел мошенничество и публично от него отмежевался. Неловкая защита со стороны Мейе была бесполезной, и осуждение, вышедшее из-под пера Габриэля де Мортилье в 1865 г., закрыло аферу, связанную с первыми фальсификатами палеолитического искусства.

Первыми, но далеко не последними. Десять лет спустя еще более крупный скандал разразился в соседней Швейцарии: вызвали его открытия в пещере Кесслерлох (Пещере медников или бродячих лудильщиков) в кантоне Шафхаузен, а исследования по истории швейцарской археологии прибавили к нему в последнее время целый ряд любопытных подробностей.

Имя этой небольшой пещере дали странствующие медники и другие сомнительные личности, устраивавшиеся в ней на ночлег. Однако открытия, сделанные в пещерах соседней Франции, вселяли надежду на то, что во времена значительно более древние у них могли быть предшественники. Эта мысль осенила учителя Конрада Мерка из близрасположенного селения Тейнген, который забрел туда случайно в 1873 г. во время своей ботанической экскурсии по окрестностям. В духе того времени, когда раскопки мог вести каждый, кто мог держать в руках лопату, Мерк, решив проверить свои предположения, еще осенью произвел пробное обследование пещеры вместе с учителем Венфом и с помощью двух старших учеников.

В метре от поверхности они наткнулись на первые кремневые отщепы, кости и рога северного оленя. В январе 1874 г. Венф отвез находки в Цюрих, чтобы показать их палеонтологу Шоффату из тамошнего колледжа. Воодушевленный доцент в тот же день отправился в Тейнген; день спустя силами двух нанятых рабочих зондаж был продолжен. Среди находок этой короткой, но успешной экспедиции были костяные гарпуны, типичные для мадленской культуры охотников за северным оленем самого конца палеолита, и просверленный кусок оленьего рога с насечками. Когда в Цюрихе его как следует отмыли, открылся прекрасный пасущийся олень — наиболее знаменитое из всех до сих пор найденных изображение этого животного, фигурирующее, вероятно, в наше время во всех книгах об искусстве палеолита.

Геолог профессор Гейм, другой участник упомянутой акции, собственноручно перерисовал оленя и выгравировал на литографском камне, дабы не вкралось малейшей неточности, и уже в апреле 1874 г. опубликовал его в своей статье, где писалось о том, что в швейцарских пещерах можно ожидать новых поразительных находок времени «пещерного человека».

Гравюра северного оленя из Кесслерлоха принадлежит к числу прекраснейших памятников искусства древнего каменного века

Мерк арендовал у владельца пещеры право на ведение работ и сразу же, в феврале 1874 г., приступил к планомерным раскопкам. Был откопан целый воз костей животных и множество каменных орудий. Работу Мерка оценили видные специалисты, поспешившие приехать на нее взглянуть. Наконец, Мерк подготовил и публикацию, которую Ф. Келлер, знаменитый открыватель швейцарских свайных построек и почетный президент Цюрихского общества любителей древностей, рекомендовал издать в отчетах общества за 1875 г., а в качестве приложения — целый ряд литографий.

Тут-то и произошло любопытное событие, на которое позднее мало кто обращал внимание. В описание плейстоценовых животных, сделанное на основе раскопок в пещере Кесслерлох, в корректуре был вставлен коротенький отрывок: «Сразу же после составления этого списка при обследовании отвалов были найдены два обломка кости, принадлежащих бизону и носорогу. На первом из них нанесено изображение лисицы, на втором — медведя. Оба зверя изображены в сидячем положении и по своей натуралистической концепции близки здешним гравюрам оленя и лошади. Способ нанесения рисунка, однако, выдает менее опытного мастера, ибо эти изображения уступают в тонкости и точности, которые подобным рисункам обычно бывают присущи».

Почему этот абзац был вставлен туда, куда он не подходил по смыслу? Почему отсутствовало упоминание о том, кто и как последние гравюры нашел? Почему обе они, пририсованные на свободном месте одной из литографированных таблиц, так отличаются по стилю от остальных? Как это ни странно, однако ничто не возбудило подозрений. Еще в 1875 г. изображения были перепечатаны известным палеонтологом и специалистом по свайным постройкам Рютимейером из Базеля: он поместил их в своей работе тоже в качестве приложения. О медведе написал, что это изображение, «хотя и малоискусное, но зато более натуральное и даже не без юмора».