Зелёные листы из красной книги - Вячеслав Иванович Пальман Страница 16

по этим вестям, Кубань нивы свои забросила, не сеяла, не убирала. В станицах не прекращались шумные сходки. В конце августа довелось получить зачитанную газету «Утро юга», изданную в Екатеринодаре. Слухи о взятии города Деникиным подтвердились. Главком Красной Армии Сорокин отступил. Другая армия — Таманская — где-то между Новороссийском и Темрюком. Судьба ее оставалась неясной. Майкоп и Армавирская переходили из рук в руки. В Лабинской установилась власть белых. В нашем Псебае никаких перемен. И никакой власти.

Сможем ли мы в такое время сохранить зубра? Какое дело людям до всех на свете зубров и оленей, когда льется человеческая кровь и решается будущее страны? С трудом удавалось убедить себя, что война — явление преходящее. Рано или поздно стрельба затихнет. Если сейчас не позаботиться о звере, он исчезнет навсегда.

На Кишу вдруг пожаловал незнакомый бородатый казак, — большой, задумчивого вида, сморенный дальней дорогой. Борис Артамонович встретил его далеко на тропе и обошелся с ним не слишком ласково. Даже когда казак сказал, что идет ко мне с поручением, Задоров не опустил винтовку, привел, как пленного.

Казак снял фуражку, поздоровался со мной. Сколько я ни вглядывался, знакомого в нем не признал. Но не успел и рта раскрыть, как в дверь заглянула Данута и, радостно ахнув, подбежала к гостю.

— Федор Иванович, какими судьбами?..

Он чинно поклонился, обнял ее и вдруг всхлипнул:

— Гора с горой не сходятся… Искал вас, Данута Францевна, и хозяина вашего. Папаша ихний пытали-пытали меня, пока убедились, что надоть нам увидеться. Ну, все ж таки дали адресок. Так я пешки сюда и заявился. С вестями, значит.

Данута обернулась ко мне:

— Ты не помнишь? Я у них квартировала в Лабинской, рассказывала тебе. Крячко Федор Иванович!

Тогда вспомнил и я: еще будучи моей невестой, Данута квартировала у них в Лабинской, где учительствовала в школе.

Федор Иванович говорил степенно. Фуражку держал по-уставному, на руке, сам только раз позволил себе спросить, кивнув на Мишаньку, который терся возле моих ног:

— Ваш? Вот время-то бегит! Лицом похожий… Такие, значит, дела, Андрей Михайлович. Власть у нас обратно казачья, а изверг вашенский, который Керимом Улагаем прозывается, под знаменами его превосходительства генерала Деникина воюет с красными возля Батайска. И ладно, что на Дону, а не здеся. Иначе бы достал он вас, уж так охотился!

Неужели Крячко протопал восемьдесят верст только для того, чтобы сообщить мне эту, в общем-то, известную новость?

Но я ошибся.

— Письмо у меня для вас. — И он достал из-за пазухи порядком замусоленный желтый пакет с крупно написанной моей фамилией.

— Хучь и поздно, а надобно рассказать вам. Ведь я из плену явился, от немцев. Не сказать чтобы бежал, вроде бы они сами бежали, ну и мы тогда решили не мешкать. Было это в самой что ни на есть Беловежской пуще, где и объявился мне ваш знакомец.

— Врублевский? — Я тотчас вспомнил ветеринарного доктора пущи.

— Угадали.

— Он все еще там? С зубрами?

— Нету там зубров. На консервы поистратили их.

— Как так?

— Побили. Сперва, конечно, немцы, они даже завод поставили, чтобы мясо в банках готовить, я на том заводе месяца два отработал с мадьярами вместе, нагляделся, как возили и зубра, и оленя. Ну, а потом кто только не стрелял! Голодно жить по деревням стало. Лесники били. Егеря тож. Из деревень народ с ружьишками. Вы письмо-то читайте, там непременно об этом самом…

— Вы сказали, что немцы бежали. Наши войска подходили к пуще?

— Не-е, наши куда как далеко отошли. Подо Псков. Вот там они и дрались, сказывают, с немцем только уже назывались наши Красной Армией или гвардией, я уж не припомню, армия эта новую власть от немцев, обороняла. И Петроград. Да германцы и сами воевать отказались, это уж недавно. Бросали винтовки, домой уходили. Как у нас в семнадцатом. Вильгельма свово спихнули.

— Но они всю Украину взяли, у Ростова стоят…

— Точно, стоят. Однако, по всему видно, не долго простоят. В Германии своя революция, уйдут. Али погонят их красные. Там тоже сила собралась сильная.

— Бои на Западном фронте все идут?

— Фронтов тех — тьма. Ни единого тихого места в России нету. А теперь вот еще Деникин за Дон пошел.

— Как же вы ехали через такую беду?

— Так и ехал. Кукушкой. Из Бреста в Питер, там ой как голодно! Из Питера в Москву, значит, поехали, а оттудова на юг повернули. Бог сохранил и от бандитов, и от голоду. Седой только сделался. Дома помаленьку оклемался, впервой за столько-то лет ситного хлеба поел. И вовремя. Вечером стучатся прикладами. Белые, значит, из Отрадной, от его превосходительства полковника Шкуро. Давай, говорят, батя, пшеницу для нашего войска. И револьвер ко лбу.

— Какого еще войска?

— Называются они бело-зелеными, сидели в Баталпашинске, на Большой Лабе и по Урупу. Красных из-за угла постреливали. Теперь это войско с Деникиным на север отправилось, в горах потише будет. А хлебушек весь забрали, который нашли, так что покедова мы тоже без ситного.

Он вздохнул и умолк, этот седой, много переживший казак.

2

Я осторожно разрезал пакет.

«Уважаемый друг, —

писал Врублевский. —

Только что поговорил с пленным казаком, и — удивительное дело! — он оказался земляком вашим, знаком с вашей супругой. Собрался в дорогу, на Кавказ. Не могу пропустить такой удачи, пишу вам с болью в сердце о нашей общей заботе — о зубрах. Их уже нет. В глухих уголках Старинской и Гайновской стражи осталось несколько десятков зверей, но по их следам ходят люди с винтовками. Павшие не встают.

После вашего отъезда пущу наводнили войска. Немецкая администрация пыталась охранять зубров, разумеется, для отлова и вывоза их. Отправили в Германию около тридцати зубров, несколько экземпляров в Берлинский зоопарк, но для сохранности других не оказалось ни средств, ни власти. Полагаю, что в Европе скоро останется вольно живущим только одно кавказское стадо. Ваша ответственность за этот вид неизмеримо возрастает.

Имею случай уведомить вас, коллега, что тридцать шесть гатчинских зубров, в разное время вывезенных из пущи, застрелены в прошлом году на потребу самой охраны. По имению Аскания-Нова, где находится стадо зубробизонов, тоже прокатилась волна оккупации, и сегодня там кипят гражданские битвы. Боюсь, что гибриды пострадают. В Пилявинском парке зубры исчезли. Судьба беловежских зубров в имении князя Плесса, что в Верхней Силезии[8], мне неизвестна.

Все это страшно. Человечество, вовлеченное в самую долгую