Леван Чхаидзе - Формула шага Страница 18

Решили не уменьшать силу притяжения, а, наоборот, моделировать ее увеличение. Это достигалось на широко известной теперь центрифуге и допускало точную дозировку. Ведь для центральной нервной системы все равно, в сущности, куда будет меняться знак тяжести — в положительную или отрицательную сторону. Если она окажется безучастной к повышению силы тяжести, то тем более нестрашна будет и невесомость. Так можно было рассуждать на основании теории Н. А. Бернштейна.

Теперь нужно было выбрать тест для испытуемого и изучить вариабельность этого теста при разных перегрузках у разных лиц. Тест был выбран такой: дифференциация нажимов пальцев руки на жесткую опору с регистрацией параметров усилий специальными устройствами. Но как испытуемому работать — одной или двумя руками?

Здесь помогли разъяснения и консультации Николая Александровича. Он предлагал работать только одной рукой. Сначала это показалось мелочью: подумаешь, какая разница — делать нажимы одной рукой или обеими! Но когда накопился экспериментальный материал, позволяющий проверить результаты с помощью вариационной статистики, обнаружилась правильность предложения ученого. В то время как почти все данные, полученные от выполнения нажимов одной рукой, оказались строго закономерными, в результатах нажимов двумя просто... нельзя было разобраться.

Теперь это понятно: управление навыками, выработанными для двух рук, значительно усложняется. Но тогда только проницательность и огромная экспериментальная работа помогли избежать большой методической ошибки.

Опыты были поставлены. Они показали, что при повышении воздействующего ускорения координация движений человека несколько нарушается в зависимости от логарифма ускорения силы тяжести. Но почти немедленно начинается и перестройка всего управления движениями. Оно постепенно восстанавливается.

Экстраполирование этой закономерности показало, что человек в условиях полного отсутствия силы тяжести при достаточной тренированности должен быстро адаптироваться к этому состоянию и сможет выполнять вполне координированные движения.

Полет Юрия Гагарина в космос принес полное подтверждение этому прогнозу. Как теперь доказала практика, ни при нулевой невесомости, ни при тяжести, равной одной шестой земной,— на Луне — человек не утрачивает способности точно управлять движениями своих конечностей и быстро осваивает новые навыки.

Это, кстати, подтверждает и космонавт А. А. Леонов в последней своей работе, написанной совместно с В. И. Лебедевым, «Восприятие пространства и времени в космосе»:

«Длительное пребывание в невесомости сопровождается соответствующей адаптацией, выражающейся, в основном, в упрощении движений».

Однако не только общие идеи ученого, но и разработанные им конкретные методики исследований движений человека были использованы для решения проблем, связанных с космосом. Примером тому может служить хотя бы изучение внутренней структуры двигательных навыков, выполняемых человеком в условиях невесомости и перегрузках, проведенное И. Ф. Чекирда в 1965—1967 годах с целью вскрыть биомеханические причины описанного выше явления.

Применив во всех деталях обычную циклографическую методику, которая была разработана Николаем Александровичем еще в двадцатых-тридцатых годах, И. Ф. Чекирда получил такие убедительные результаты, что стало ясно, почему так быстро адаптируется координация движений человека, оказавшегося в невесомости. Как показал анализ параметрических графиков усилий, проведенный по всем принципам, разработанным Н. А. Бернштейном, это самым непосредственным образом связано с совершенно определенной и закономерной перестройкой всей внутренней структуры изученных движений.

Эти исследования опубликованы в журнале «Космическая биология и медицина» в 1967 году. Работа проводилась с космонавтами Быковским, Комаровым, Вольтовым. Исследователь сам неоднократно находился в невесомости, с тем чтобы выполнить циклосъемки изучаемых движений. Н. А. Бернштейн давал общие указания по этой интересной работе, следил за осуществлением плана исследований. Но до полной публикации исследований — триумфа идей и методики анализа движений — не дожил.

После полета Николаева и Поповича он выступил по радио с очень интересным прогнозом биологического состояния человека в космическом полете. Во многих периодических изданиях страны был опубликован его обзор «Наука штурмует космос». Он выступил и с рассказом о медико-биологических проблемах космонавтики.

К этому периоду относится публикация в сборнике «Проблемы кибернетики» большой статьи под заглавием «Очередные проблемы физиологии активности». Статья интересна с двух точек зрения: во-первых, она опубликована в одном из главных органов молодой науки; во-вторых, в ее заглавии впервые звучит термин «физиология активности».

Появление этой работы вызвало полемику. Дискуссионным был сам термин — «физиология активности». Если понимать под этим только обычную биологическую активность организма, все построение выглядело бы хрестоматийной очевидностью.

Окончательно убедившись, что сущность управления движениями сводится к непрерывному корригированию хода выполнения структуры движения путем сличения фактических параметров с той «моделью потребного будущего», которая была установлена в начале движения, Бернштейн распространил это явление и на многие другие функции организма человека.

Наиболее существенным в этом явлении оказывались, во-первых, сама разработка «модели», а во-вторых, активность исполнительных возбуждений. Сущность самой идеи физиологии активности заключается, как хорошо сказал Ф. В. Бассин, в следующем: «Взаимодействие организма с внешней средой нужно понимать так. Перед началом какого-либо действия по данным, поступающим от внешней среды, устанавливается в зависимости от общей ситуации и потребностей организма некая «модель потребного будущего». Когда действие начинается, происходит непрерывное, поэтапное (эти этапы разбиты на микроэтапы и т. д.) «сличение» результатов действий с тем, что требуется для осуществления модели, и, если нужно, в действие вносятся соответствующие коррекции».

Иными словами, организм не связан выполнением какого-либо жесткого плана, а, напротив, имеет только «модель» его и все время сообразуется с тем, насколько она оптимально осуществляется. В случае надобности меняется, разумеется, и сама модель. Вот в этом-то непрерывно перестраивающемся управлении действиями и заключается сущность «физиологии активности», если, конечно, исключить целый ряд менее важных деталей.

С публикацией этих статей выводы Николая Александровича окончательно входят в арсенал современной науки. Его книга «О построении движений» переводится на английский язык и выходит в издательстве «Пергамон» в Лондоне.

Ряд статей публикуется в англо-французском сборнике по вопросам биологического управления.

А полемика? Как к ней относился ученый? Если спор был принципиальный и деловой, он не становился в позу, не представлялся обиженным.

Нет, наоборот, в свои шестьдесят с лишним лет он с мальчишеским задором как бы подгонял, подстегивал оппонента:

«Вы говорите, что бернштейновские взгляды в том-то и в том-то оспорены и неправильны; так и надо было это развить, а не просто упомянуть мимоходом и как следует, по существу со мной полемизировать. Это было бы полезно»,— писал он в 1963 году одному из своих учеников.

Но силы постепенно уходили. Из института имени Бурденко поступило предложение наладить у них исследование движений. От этого пришлось устраниться. Все чаще болезнь сваливает в постель. Пока это просто частые простуды и печень.

«Вы посудите сами,— писал он в апреле 1962 года,— меня изо всех сил торопили,— не позднее 15 марта дать статью-доклад для предстоящей в мае сессии по философским проблемам кибернетики. Я — увы! — не умею писать молниеносно, поэтому вообще долго отбояривался. Но меня так авторитетно (и лестно для меня) убедили, что без моего доклада в сессии будет пробел, что я сдался, выпросил себе право дать к их сроку краткий предварительный текст — и погряз. Только что сдал и через Оргкомитет провел — свалился с температурой под 40 в жесточайшем гриппе с осложнениями. А тут приближается сессия Академии наук (3—5 апреля), на которой мой доклад поставлен первым после официальной части. Волновался я очень, боясь не оказаться на ногах ко дню доклада. Но, слава создателю, все получилось хорошо, доклад мой понравился аудитории (а было человек 500, не меньше, со многими приезжими иногородними), и даже, полная невидальщина, мое выступление с ответами на вопросы по поданным запискам, и оно было за что-то покрыто аплодисментами, о чем было много разговоров в следующие дни.

Я забыл сказать, что раньше, где-то в начале марта, я делал доклад тоже перед большой съехавшейся аудиторией на сессии по физиологическим методам исследования, который тоже сошел хорошо и был дружно «обхлопан». Но ведь к этому докладу надо было написать текст, а к докладу в Академии наук — другой текст помимо тезисов; а тут заказ на статью в медэнциклопедию, которую обязывали сдать не позднее 10 апреля; а с философской сессией, вы думаете, это все? Ко вчерашнему дню сдать доклад для типографии окончательный, вместо предварительного. Я осилил все это, но чего стоила эта музыка, можете себе представить. Вот по этим причинам и не сердитесь на старый, выжатый лимон, которым я являюсь сейчас...»