Антропология общения и творчества - Андрей Юрьевич Панов Страница 19

экзистенциальным центром человека. Красота имеет жизненное, практическое значение, но не в утилитарном смысле, а в смысле её отнесённости к целому, к самому существованию. Поэтому красота связана с добротой, с добрым, т. е. устремлённым к Богу и оттого просветлённым содержанием. Красив творческий акт внутри общения, который и есть в определённом смысле творение формы из содержания. Красива личность, красив внутренний мир личности, но я могу это заметить, только если вступлю в общение с этой личностью, только если эта личность раскроет себя мне в общении в своих творческих актах, в которых я и могу увидеть красоту, но могу увидеть постольку, поскольку сам творчески восприму эти творческие акты. В этом кроется сама тайна общения.

В процессе же объективации всё трагически усложняется. Красота объективируется, как и застывают творческие акты и угашается дух общения. В мире мы сталкиваемся с ограниченной формой и ограниченным содержанием. Более того, форма может быть бессодержательна, и содержание может быть не оформлено. Уродство и кроется в этом несоответствии. Чаще всего человек воспринимает уродство как ложную, неправильную, искажённую форму для данного содержания. Но уродлива также и форма с ложным, искажённым содержанием, и этот тип уродства часто недооценивают. Такова всякая злая, зловещая красота. Орудие убийства может иметь красивую форму, соответствующую содержанию, но оно уродливо в силу ложности содержания. Уродливо всякое умершее человеческое тело, даже если при жизни оно признавалось очень красивым. Но хуже всего то, что в объективированном мире наличная форма и содержание часто не соответствуют логосу и духу. Поэтому и ложен всякий эстетизм. Для внешнего объективированного взгляда может казаться уродством то, что в действительности полно внутренней красотой, как и наоборот.

Трагедия объективации красоты состоит в том, что человек не может вполне оценить ограниченные форму и содержание, не может пробраться к их необъективированному источнику, в пространство общения. Можно ложно воспринять содержание, можно не видеть его лжи, можно выдумать и додумать содержание для соответствующей формы, можно, наконец, искажённо видеть форму. Можно воспринимать красоту слишком поверхностно, ложно, иллюзорно — такова мнимая красота, оторванная от общения. И такая мнимая красота наиболее может порабощать человека. Человек может выдумывать красоту для себя, может создавать ложные формы и содержания вне пространства общения, чтобы удовлетворить свои ложные страсти. Таким образом человек может объективировать красоту, низводя всё до уровня объектов, феноменов своего замкнутого мира. Но объективированная красота, являющаяся в этом мире, может быть и спасительна для человека, если он сможет прорваться через слои объективации к источному пространству общения. Всякая подлинная красота есть явление в падшем мире преображенного мира36. Соответствие формы и содержания может быть соответствием духа и смысла, явлением творческих актов общения, наследующих вечность. Способность приобщиться ко всякой подлинной красоте есть открытость к общению, есть способность прозревать, преодолевать объективацию, прорываться к свободе. Поэтому всякая подлинная красота никогда не даётся сверху как готовый и замкнутый объект, но к ней возможно только приобщиться в творческой активности. Прекрасный пейзаж, который я смогу прозреть внутренним взором как творческий акт богочеловеческого общения, может напомнить мне о рае и устремить к преображённому миру. Запечатленный в живописи, такой пейзаж может быть изображением, символом такого прозрения художника. Но уродство этого мира должно напомнить мне о его падшести, о трагедии объективации, о необходимости творчески созидать красоту, то есть возвращаться в пространство общения с Богом, чтобы в совместном творчестве созидать новый преображенный мир, в котором красота будет всё во всём. Тогда уже не будет застывшей формы и ограниченного содержания, но будет сама явленная, непрестанно созидаемая в творческом общении красота Духа и Истины.

Добро, закон

Этика, мораль, нравственность, закон — центральные понятия для человеческой истории. Человек постоянно определяет правильное и неправильное, должное и недолжное, хорошее и плохое, доброе и злое. Такова реальность падшего мира, таково последствие грехопадения, вкушения от плода "древа познания добра и зла". После того, как человек выпал из непосредственного общения с Богом, он оказался в состоянии неопределённости, когда его экзистенциальный центр интенционально замкнулся, а свобода потеряла актуализацию в творчестве и потому клонилась к хаотичности. Только по памяти, из личного горького опыта и на основе подсказок свыше человек стал определять собственные ориентиры, куда и как возможно или невозможно направлять свою свободу, которая становилась теперь объективированной "свободой выбора" из ограниченных имеющихся вариантов37. То, что изначально было реальностью живых отношений в общении, оказалось объективированно, претворилось во внешнее различение добра и зла, т. е. в закон. Внутреннее и невыразимое стало внешним и выразимым. Динамичное стало статичным.

В падшем, объективированном мире разного рода законы пронизывают человека и изнутри, и снаружи. Всякий закон, в сущности, имеет натуралистическую природу и связан с детерминацией. Законами определяется жизнь всего физического мира, человеческого тела и даже души. Закон — это всегда край объективации и отчуждения, он всецело самодостаточен сам в себе и его невозможно изменить. Закон всегда порабощает, и он противоположен свободе. Всеобъемлющие законы объективированного мира настолько влияют на сознание человека, что он формально проецирует принцип закона на все сферы своей жизни, в том числе на духовную и нравственную сферу38.

Закон действует среди объектов, которые не общаются, а внешне коммуницируют и взаимодействуют. Закон состоит из заданных норм и правил, которые довлеют над человеком и от которых не допускается отступать под страхом наказания, в том или ином виде. Закон стал внешним давлением на объект, поскольку внутри субъекта не может быть закона. Но для падшего человека закон стал напоминанием об изначальной реальности общения, которое было утеряно39. И соблюдение закона открывало возможность дождаться возобновления общения, то есть удержаться и не потерять всё окончательно, чтобы не пасть ещё ниже, откуда, быть не может, уже невозможно будет вернуться к общению. Такова священная миссия закона в падшем мире. В нём действует жестокий и даже смертоносный закон, поскольку он объективирован, но без закона мир обратился бы окончательно в смерть40. Закон — это объективированное напоминание об общении, и без закона была бы утеряна и всякая память об общении. На своих вершинах закон хотел стать как бы знаком, символом общения в новых условиях падшего мира41. Но мало того, что закон далёк от какого-либо совершенства и является только временной объективацией на пути восстановления общения, так он ещё является объективацией условной и относительной, как и всякая другая. Это значит, что закон социализирован, т. е. приспособлен к "усреднённой массе", и при определённых условиях