Евгений Панов - Бегство от одиночества Страница 2

Тот факт, что клетки обладают информацией, позволяющей им вести себя вполне рационально (например, при воссоздании целостного организма, как это происходит в опыте с разрушением тела губки), дает весомые основания рассматривать эти исходные кирпичики живого в качестве более или менее автономных единиц, обладающих собственной индивидуальностью. Эта идея впервые была высказана в 60-х годах прошлого века, когда крупнейший немецкий биолог Рудольф Вирхов выдвинул свою концепцию «клеточного государства». Ученый рассматривал клетку в качестве «элементарного организма» и заявлял на этом основании, что всякое живое тело есть сумма единиц, каждая из которых несет в себе все необходимое для жизни.

Отголоски этих воззрений нетрудно обнаружить и в трудах более поздних теоретиков биологии, которые в дополнение к привычному противопоставлению «индивидуальное — коллективное» ввели в научный обиход новое понятие «коллективной индивидуальности». К числу природных объектов, которым может быть приписано свойство коллективной индивидуальности, относятся в первую очередь весьма многочисленные в природе «сборные» организмы, построенные как бы из подобных друг другу блоков или модулей и называемые поэтому модулярными. Организм такого типа выглядит как собрание тесно сросшихся «индивидов», границы между которыми могут быть проведены лишь совершенно условно и приблизительно. Типичный пример — «колония» коралловых полипов. Принципиально иное воплощение принципа коллективной индивидуальности мы находим в общинах-сверхорганизмах социальных насекомых, где индивид, будучи изолирован от сообщества, оказывается практически нежизнеспособным.

Можно пойти еще дальше и задаться вопросом, не являются ли и всевозможные ячейки человеческого общества своеобразными «суперорганизмами», иллюстрирующими в той или иной степени тот же самый принцип коллективной индивидуальности. Немало великих мыслителей прошлого задумывались над этим вопросом, и некоторые из них были склонны дать положительный ответ. В частности, Аристотель писал по этому поводу следующее: «…человек по природе своей есть существо политическое, а тот, кто в силу своей природы, а не вследствие случайных обстоятельств живет вне государства, — либо недоразвитое в нравственном смысле существо, либо сверхчеловек». Поэтому, продолжает философ, «…государство существует по природе и по природе предшествует каждому человеку; поскольку последний, оказавшись в изолированном состоянии, не является существом самодовлеющим, то его отношение к государству такое же, как отношение части к своему целому. А тот, кто не способен вступить в общение или, считая себя существом самодовлеющим, не чувствует потребности ни в чем, уже не составляет элемент государства, становясь либо животным, либо божеством».

Размышления Аристотеля о принципах устройства человеческого общества можно считать одной из первых попыток уяснить суть противоречивого и неразрывного двуединства категорий коллективного и индивидуального. В то время как великий античный философ всячески подчеркивал приоритет первого над вторым, в дальнейшем нашлось немало мыслителей, вставших, по существу, на прямо противоположную точку зрения. Так, английский философ Томас Гоббс высказал в середине XVII века мысль, что государство существует не «от природы», как полагал Аристотель, а есть результат общественного договора между свободными в своих действиях, первоначально самоценными и самодостаточными индивидами.

Извечная тяга человека к самопознанию, его упорное стремление уяснить себе фундаментальные основы социального бытия — все это послужило причиной того, что на путях развития науки именно человеческое общество оказалось первой познавательной моделью широчайшего спектра природных объектов, отвечающих принципу коллективной индивидуальности. Сначала философы, а позже социологи приложили немало усилий, чтобы разобраться в соотношениях между такими противостоящими друг другу категориями, как интересы индивида и интересы социума, социальная гармония и социальный конфликт, сотрудничество и конкуренция, норма и патология в жизни общества. Со временем стало очевидным, однако, что внутри каждой из этих оппозиций взаимообусловленность двух альтернативных, на первый взгляд, феноменов столь же фатальна и неустранима, как и взаимопроникновение начала индивидуального и начала коллективного внутри любого социального образования. Вот, в частности, как виделась картина жизни общества одному из классиков социологии, французскому ученому Эмилю Дюркгейму: «Если посмотреть глубже, то окажется, что во всякой гармонии интересов таится скрытый и только отложенный на время конфликт. Ибо там, где господствует только интерес, ничто не сдерживает сталкивающиеся эгоизмы, каждое „я“ находится относительно другого „я“ на военном положении, и всякое перемирие в этом вечном антагонизме не может быть долговременным».

Среди мыслителей прошлого, внесших свой вклад в понимание общих принципов организации человеческого общества, не было, наверное, ни одного, кто бы ни пытался прибегать в той или иной связи к сопоставлениям между особенностями коллективной жизни у людей и у животных. Как правило, эти сравнения были не в пользу человека, ибо отсутствие в те времена глубоких знаний относительно социальных взаимоотношений в животном мире приводило зачастую к совершенно не оправданной идеализации последних. Философы и натуралисты рисовали идиллические картины всеобщего согласия, царящего в коллективах братьев наших меньших. В этих представлениях находила свое выражение несбывшаяся мечта людей о таком общественном устройстве, где благо каждого было бы непременной целью для всех, а благо для всех — целью каждого. Неудивительно поэтому, что в трудах многих ранних авторов социальная жизнь животных трактовалась чуть ли не как пример для подражания, которому должно следовать грешное человечество, раздираемое непрекращающимися распрями и конфликтами.

Вот что писал, к примеру, французский философ Адольф Эспинас во введении к своему труду «Социальная жизнь животных», впервые увидевшему свет в 1878 году: «Мы могли бы только восторгаться, если бы кто-нибудь, после прочтения этой книги, сказал нечто вроде следующего: „Как! В обществах животных помогают слабым, старательно воспитывают детенышей, и даже иногда заботятся о престарелых; члены одной и той же общины или семьи готовы жертвовать собой друг за друга без малейшей надежды на какое-либо вознаграждение. Не мешало бы некоторым людям относительно нравственности иногда оглядываться в эту сторону“».

Спустя немногим более века после того, как были написаны эти строки, точка зрения зоологов, изучающих социальное поведение животных, оказывается уже далеко не столь радужной. «Всесторонние исследования поведения индивидов в популяциях животных свидетельствуют о преобладании здесь конфликта интересов, — писал в 1990 году английский орнитолог Н. Б. Девис. — В самом деле, подчас приходится удивляться, каким образом особям вообще удается вступить в отношения успешной кооперации ради того, чтобы принести потомство и вырастить его!» Возможно, автор этих строк отчасти сгустил краски. И все же истинный характер взаимоотношений между особями в группировках животных видится сегодня далеко не безоблачным и совсем непохожим на те идиллические картинки, которые рисовали в своих трудах натуралисты и философы прошлого.

Выяснить, что именно происходит в интимном мире братьев наших меньших и как складываются их непростые взаимоотношения друг с другом, помогли кропотливые исследования зоологов, особенно интенсивно развивающиеся на протяжении последней четверти века. Наши знания в этой области приобрели подлинную научную достоверность и стали накапливаться с невиданной ранее скоростью после того, как натуралисты всего мира начали широко использовать всевозможные методы индивидуального мечения животных в природе. Многолетние наблюдения за персонально опознаваемыми особями позволяют не только нарисовать общую схему социальных взаимоотношений в группировках тех или иных видов насекомых, птиц, млекопитающих и прочих живых существ, но и дают также возможность проследить в деталях биографию каждого участника этих событий с момента его рождения до самой смерти, равно как и судьбу той группировки, к которой данный индивид принадлежит.

Обо всем этом читатель сможет узнать из следующих глав этой книги. В ней я попытался выстроить в единый логический ряд наиболее значимые и любопытные сведения, касающиеся той сферы взаимоотношений между живыми телами, будь то клетки, микроорганизмы или многоклеточные животные, включая наш собственный вид Homo sapiens, которые уместно отнести к категориям «кооперация», «коллективизм», «биосоциальность» и «социальный образ жизни». Перед нашими глазами наряду с животными, о которых мы уже немало знаем понаслышке, пройдут также воистину фантастические существа. Среди них есть такие, о которых никто не сможет сказать с достоверностью, являются ли они клетками или самостоятельными организмами, принадлежат ли к миру растений или животных, можно ли считать их индивидами в нашем обычном понимании или же органами некого синтетического «сверхиндивида». В последней главе книги мы попытаемся выяснить, чем социальность человека наиболее существенно и принципиально отличается от прочих проявлений кооперации и коллективизма, пронизывающих весь мир живого от его наиболее просто организованных форм, стоящих у самых истоков жизни, до высших животных, в том числе и тех, что находятся в непосредственном родстве с Человеком Разумным.